Рассказ
Опубликовано в журнале Дружба Народов, номер 9, 2017
Лиана
Шахвердян
родилась
в Тбилиси. Закончила Тбилисский государственный университет.
Преподавала в Москве и Тбилиси. Автор книги «Многоточие…»
(Ереван, 2015). Живет в Ереване. В «Дружбе народов» публикуется впервые.
У могилы, опустив голову,
неподвижно стоял рослый мужчина. Казалось, он не видит ничего вокруг. Я тоже
остановилась, вдруг заметив на его запястье тюремную наколку, и поняла, что это
он.
— Дмитрий? — негромко окликнула
я.
Он посмотрел в мою сторону и
кивнул.
— Да, — вздохнул и добавил: —
хожу сюда.
Вся та давняя история вновь
встала передо мной.
— Зачем, зачем ты это сделал?..
Он отвернулся.
Выпускной бал 11-го «Б» намечался
на конец июня, немного позднее обычного: классная руководительница Елена
Викторовна оказалась в больнице из-за обострения язвы желудка. В последний
месяц ее заменяла учительница русского языка Виктория Сергеевна, но ребята не
представляли праздника без своей классной. Ведь именно
она нянчилась с ними с 9-го по 11-й классы, что особенно ценили мальчики,
которых она вызволяла из кабинета директора после разборок, в которых
участвовали «кавказцы» и «военные».
«Кавказцы»— мальчишки с нашего
двора: Самвел, Гарик, Вахтанг
и другие. Это не национальная группировка, а озорные ребята,
противопоставлявшие себя правильным — дисциплинированным, некурящим и послушным
— «военным», всегда имевшим четкие цели и задачи. Поводы для разборок были
пустяковыми: не так посмотрел, не то сказал. Дрались до крови из носов,
разорванных рубашек, фингалов
под глазами. В запале разбивали стекла, ломали стулья и парты. Неизменные
вызовы в кабинет директора не служили холодным душем для горячих «кавказцев».
Ведь им хотелось покрасоваться перед девочками, и никакие уговоры, родительские
собрания, даже угрозы не могли исправить школьную жизнь в выпускном классе.
Директор школы Нуну Аваковна, до назначения на
эту должность работавшая в детской комнате милиции,
рычагов воздействия не нашла. «Вам навечно грозит решетка!» —
пророчествовала она Самвелу и Гарику, сломавшим дверь
в кабинет химии. Боясь не угодить директрисе, почти все педагоги проголосовали
за контроль милиции над трудными подростками. И лишь немногие вслух
сочувствовали хулиганам: классная руководительница, учитель физики Юрий
Николаевич и физрук — тоже Юрий Николаевич. Два Юрия и держали за них оборону. «Это
просто мальчишки! Самые обыкновенные… а нормальные
мальчишки должны драться! Бить стекла! Дайте им перебеситься. Это же переходной
возраст!.. Такие ребята в войну держали оборону, защищали страну! Победу
одержали! Вот вы знаете, что такое война?.. Нет? А я — знаю! Я — воевал, и со
мною в окопах были вот такие мальчишки!» — неизменно на каждом педсовете
указывал на «кавказцев» учитель физики. Женскому же большинству после проверок
всех тетрадей, журналов и подготовки к предстоящим экзаменам было уже не до
тонкостей мальчишеского переходного возраста. Важнее всего, по их мнению, было
предупредить саму возможность любого ЧП.
Девочки, на фоне яркого весеннего
цветения, тоже стремительно менялись. Особенно самые «продвинутые» ученицы,
которые щипали брови, подкрашивали глаза, делали начес (как у певицы Сандры или
манекенщиц из журналов моды) и носили короткие юбки.
Но выделялись в классе двое: Лиза
Светлова и Дима Ветров. Лизу ребята называли Ангелом. Она училась на «отлично»,
была лучшей по многим предметам, и во время контрольных все обращались именно к
ней: «Ангел, дай списать!», «Ангел, формулы!», «Ангел, выручи! Второе
задание!» И она успевала всем подсказать. Голубоглазая, светлокожая, с
длинными русыми, то распущенными, то собранными в хвостики, волосами… Хрупкая,
нежная, добрая… На уроки она приходила в
обыкновенной школьной форме с белым фартуком. На левой руке
неизменная повязка с красным крестом — санитарка класса. Когда мальчишки
доигрывались до крови, она делала им перевязки и
обрабатывала раны спасительным йодом.
А вот Дима Ветров был ее полной
противоположностью: высокий, сутулый, неопрятный и вечно взъерошенный. Почти по
всем предметам он учился «удовлетворительно», и только анатомию знал на
«отлично». Он был из неблагополучной семьи, без отца. Видимо, тот бросил их с
младшим братом совсем маленькими детьми, и они остались с матерью, днем и ночью
работавшей на заводе. В классе с ним никто не общался: девочки его не любили,
мальчики — не понимали. Но на уроках он всегда сидел тихо, учителям не мешал
(может быть, за это ему и ставили тройки), в драках не участвовал, в кабинет
директора — не вызывали. И кличка у него была — «Тихоня»…
Ближе к семи вечера в актовом
зале стали собираться на выпускной бал учителя, родители, администрация школы.
Все в сборе и в прекрасном расположении духа. Вступительные речи,
напутствия, пожелания… Девочки продефилировали в новых нарядах. Подтянутые
мальчики в непривычных одинаковых костюмах и галстуках на редкость галантны. Подстриженными и аккуратно побритыми вступали в новую жизнь.
Потом началось застолье с тостами и танцами.
Лиза в скромном нежно-голубом платьице под цвет ее глаз весь вечер держалась
как-то отстраненно. Она пришла без родителей: мама оставалась дома с
приболевшим младшим братиком, отец еще не вернулся из командировки. И домой она
ушла пораньше…
Как все произошло?.. Когда эта
страшная идея закралась ему в голову?..
Где именно он ее поджидал?
Глубоко в сумраке подъезда или сразу за дверью?..
Все эти вопросы долго сверлили
мне мозг.
Как она умирала?.. Наверное —
тихо. Молча, пытаясь уцепиться за обшарпанные стены грязного подъезда, медленно
соскальзывая и угасая в полном непонимании… Беспомощность отчаяния…
Отчаянная беспомощность… Силы предательски покидают… Резко наваливается сон….
Спать! Спать…
Что чувствовал он? Наверно —
удовлетворение…
Рослому и сильному Ветрову ничего не стоило силой овладеть красавицей Лизой.
Первое объятие…
Первый поцелуй…
Отлично помня уроки анатомии, он,
не целясь, попал в сонную артерию.
Потом он бросит ее на месте
преступления и пойдет домой — спать…
Под утро кто-то из
одноклассников, возвращаясь с праздника, наткнется на еще теплое тело. Поднимет
крик. Разбудит соседей.
Приедет милиция и перехватает
мальчишек, кого — где. Начнутся допросы, запугивания. Потом примутся за
девочек. Все в полном замешательстве станут давать сбивчивые ответы. И только
последняя из вызванных на допрос девочек вспомнит, что Ветров тоже ушел
пораньше. Так выйдут на него, оставшегося вне поля зрения. На Тихоню…
Он в это время будет спать. Провалится
в сон, чтобы стереть из памяти этот тягучий вязкий день, который подарил ему
несколько минут «общения» с ней… Утром, когда милиция все-таки достучится,
дверь отворит полусонная мать, не знавшая о возвращении сына, не заходившая к
нему в комнату и не видевшая окровавленной одежды…
Его придется долго будить: поливать холодной
водой, дергать за плечи, бить по щекам. Когда же, наконец, он проснется, то
спокойно, ничего не отрицая, сознается, что был с Лизой. Его ополоумевшая мать,
не веря в происходящее, начнет громко кричать на оговаривающих ее сына людей.
Других мальчишек освободят под утро. Их
детские лица омрачатся. Спасительным окажется только сон…
Тело Лизы подвергнут
судмедэкспертизе, а через двое суток привезут домой. Вечером того же дня она
будет лежать в черном гробу одетая в белое платье, а белая фата будет окаймлять
ее полудетское лицо, скрывая рану на шее. И «кавказцы», и «военные» вместе
будут нести вахту у подъезда ее дома, а девочки, облаченные в траурные одеяния,
как взрослые, — сидеть на панихиде…
Диссонанс смерти и такого платья
в жаркий душный день, когда улица забита людьми в черном
вокруг гроба с телом семнадцатилетней девочки, был разительным. Но таково было
желание ее матери, Ольги Сергеевны.
День похорон пройдет быстро: ее
пронесут через всю улицу, уложат в темную машину, увезут на кладбище. Провожать
пойдут все. Когда гроб опустят в землю, раздастся громкий стук камней и земли о
крышку. Многие унесут этот звук с собой как
тяжелый отпечаток этого дня…
Но время лечит. Через десять дней
у многих начнутся вступительные экзамены. Спасительные… Большинство разъедутся
кто куда, по разным уголкам тогда еще большой страны, и всего несколько человек
останутся в городе. А спустя полгода начнутся другие потрясения: война, распад
СССР… Многие одноклассники навсегда потеряют друг
друга из виду.
Оставшиеся «кавказцы» будут редко
собираться у могилы Лизы — слишком тяжелы воспоминания. А единственным
человеком, кроме ее матери, который будет неизменно приходить к ней раз в год,
станет Дмитрий… Ему повезет: на момент совершения преступления он не достиг
совершеннолетия и спустя восемь лет его выпустят согласно приговору.
Многие избегали Ветрова, хотя после тюрьмы он вел прилежный образ жизни,
стал опрятен в одежде и вежлив в общении, но холод ужаса все равно пробирал
многих. А на лице Дмитрия проступили осмысленные черты, словно ушла печать
тени, с которой он родился, и только руки, «разукрашенные» наколками,
подчеркивающими природную грубость, разительно бросались в глаза.
Я думала, он так и не ответит на
этот единственный вопрос: «Зачем ты это сделал?..»
Однако он произнес тихо, но
отчетливо: «Мало понимал про себя…»
И каждый раз, когда в памяти
всплывает эта история, самым ярким моментом остается последний день проводов
Лизы в белом платье невесты. Не школьная форма, не другое платье… Платье
невесты.
Спустя годы контраст жизни и
смерти, вечно идущих бок о бок, белая символика того
дня обретут для меня больший смысл: возможно, именно в этом наряде, в отчаянном
посыле небесам, материнское сердце нашло хоть какое-то утешение. И, может быть,
акт жертвоприношения, который учинил Ветров, навсегда соединит его со светом
Лизы… Ему же оставалось лишь идти по жизни за ней как за невестой. Его собственной или Божьей?..