Опубликовано в журнале Дружба Народов, номер 8, 2017
Последние два-три года
у нас расцвели литературные курсы.
Очные,
в аудиториях. Дистанционные, в формате онлайн.
В столице и других
больших городах.
При книжных
издательствах. При журналах. При литературных союзах и объединениях. Авторские,
созданные известными прозаиками.
Питерская «Литературная
мастерская Андрея Аствацатурова и Дмитрия Орехова»,
московские «Creative Writing
School» Майи Кучерской и «Хороший текст» Татьяны
Толстой и Марии Голованивской.
При питерской
«Астрели» и при журнале «Русский пионер»…
На первый взгляд — еще
один парадокс нынешнего литпроцесса.
Кризис, сбережения подтаивают; и ясно, что на писательстве не
заработаешь — не та профессия: доходы минимальны, конкуренция огромна, целевая
аудитория — число читателей — сужается…
И все же.
Дело даже не в том, что
интерес к литературе растет (а он растет). Еще стремительнее растет индустрия
«пожизненного обучения» (lifelong learning). Все больше людей после тридцати желают
получить вторую, а то и третью специальность. И не обязательно напрямую связанную с заработком. Писательство? Почему бы нет.
В целом, если главной
литературной приметой 2000-х стали ярмарки и фестивали, то 2010-х —
писательские курсы.
В «нулевые», правда,
тоже были попытки наладить систему литобразования.
Например, ежегодный «липкинский» Форум молодых
писателей. Но это было для более-менее сформировавшихся — или хотя бы
наметившихся — авторов. «Вакансий» для новичков почти не было.
Впрочем, что-то и в
этом отношении начиналось; скажу о том «кейсе», который мне известен лучше. В
1998-м алмаатинский литератор Ольга Маркова создала
фонд «Мусагет» и стала организовывать литературные семинары и мастер-классы; вначале
— местными, алмаатинскими силами; затем — с
приглашением лекторов из Москвы, Киева, Ташкента… Семинары и классы были
некоммерческими (помогали фонды) и в чем-то походили на «липкинские».
Когда в 2008 году безвременно ушла Ольга Маркова, подросшие выпускники «мусагетовских» мастер-классов сами решили попробовать себя
в роли преподавателей. В конце 2009-го прозаик Михаил Земсков создает в
Алма-Ате «Открытую литературную школу» (ОЛША), уже на коммерческих основаниях
(отчасти за счет меценатской помощи). Преподают Юрий Серебрянский, Илья Одегов, Павел Банников, Лиля Калаус
(имена, читателю «Дружбы народов» хорошо известные). Иногда «приглашенные
мастера»: Леонид Бахнов, Наталья Иванова, Андрей
Усачев…
Какое-то время все же к
первым появлявшимся «платным» школам была в литсообществе
какая-то настороженность. Отчасти — из-за опасения, что это будет еще один
рассадник графоманов. Отчасти — из-за откровенно ярморочно-зазывального
тона, который взяла одна из них.
«Мы откроем Вам секреты
мастеров!» — «Мы научим Вас писать книги, которые сделают Вас знаменитыми!» —
«Элитные курсы романистики!» — «Из первых рук квинтэссенцию всей сокровенной
информации о литературе дают наши мастера!» И так далее.
И дело даже не только в
тоне. Выпускникам там еще сразу писательские билеты вручают. Отучился — и ты
писатель; получай билет. Еще обещают, что их всех после окончания будут опекать
литагенты. Продвигать, выдвигать и номинировать.
Вопрос — если отвлечься
от всех этих «нью-васюков» — не такой уж простой и
для литературного дела довольно болезненный. О соотношении в нем «презренного
металла» и «служенья муз». Тут действует своего рода молчаливое соглашение,
«конвенция вкуса». Есть некая стилистическая грань (в рекламе и саморекламе),
переступать которую неполезно.
Нельзя, писал еще
Пушкин, заманивать «подписчиков и покупателей» «пышными обещаниями» и
«газетными объявлениями, писанными слогом афиш собачьей комедии». И людей,
желающих попробовать себя в писательстве, добавлю, — тоже заманивать этим
нельзя. Неполезно.
Писатели на курсах не
рождаются — как бы великолепна ни была методика и какой бы звездный состав мастеров на них ни преподавал.
Курсы могут помочь, где-то сориентировать, что-то скорректировать. Расширить
знания, получить какие-то навыки. Развить читательский опыт
— без которого невозможен опыт писательский.
На вменяемых курсах это
хорошо понимают. Скажем, на сайте курсов «Русского пионера» обещают сдержанно,
по минимуму.
«Как из отдельных слов
рождаются предложения, а из предложений рассказы, эссе и повести — до сих пор
не знает никто. Если бы можно было раз и навсегда узнать, как написать
литературное произведение, которое прочитают и оценят, то литература перестала
бы существовать. Но нам, людям, владеющим русским языком, под силу научиться
отличать удачное сравнение от неуместного, настоящего героя от шаблонного
персонажа, яркие детали от простой избыточности текста».
Чуть более
оптимистична, но тоже без «пышных обещаний», информация на сайте «Creative Writing School» Майи Кучерской.
«Мы не обещаем превратить
вас в Львов Толстых и Михаилов Булгаковых, но мы точно
знаем: после занятий в мастерских вы будете писать лучше, чем прежде».
И в таком разрезе raison d’еtre
курсов и школ вопросов не вызывает — и выглядит достаточно полезным. Повышает
градус литературной жизни. Закрывает лакуну в писательском образовании.
Наконец, служит еще одним каналом обратной связи между писателем и читателем.
Каналом, более структурированным, чем гуляй-поле
социальных сетей, где можно и «получить виноградной кистью по морде» (по
Булгакову).
Вот и среди
коллег-прозаиков — с кем более-менее общаюсь — за последние годы почти все
успели где-нибудь попреподавать и помастерклассить.
В том числе и сам — последний год с небольшим подвизаюсь на одних онлайн курсах (не называю, чтобы не выглядело рекламой); и
этим опытом доволен.
Так что даже могу
поделиться некоторыми инсайдерскими наблюдениями.
Прежде всего о тех, кто идет на эти курсы. Как правило, люди, в
писательском деле едва начинающие (было несколько случаев, когда приходили и вполне
состоявшиеся авторы из поэзии, журналистики — попробовать себя в прозе). Вообще
цели у участников разные. Серьезное желание стать писателями — то есть сделать
это своей профессией — далеко не у всех; обычно где-то у трети. Остальные хотят
сохранить писательство «для себя», на уровне хобби (но делать это более
профессионально), либо улучшить свои стилистические навыки.
Возраст — в основном от
тридцати до сорока; оптимальный для писания прозы, когда уже набран
определенный социальный и психологический опыт, на который можно опираться. К
тому же сегодня это, пожалуй, последнее поколение, чье детство пришлось на
времена советского «литературоцентризма» — и которое
имеет достаточно высокое мнение о литературе и писательском труде.
Главным образом — женщины;
количество слушателей-мужчин в каждой группе — не более пятой части. Это вполне
отражает общий тренд в современной российской прозе, у которой, как можно
заметить, все более женское лицо.
По территориальному
признаку — Москва и Подмосковье, реже Питер. Много (иногда — до половины
группы) живущих постоянно или временно за рубежом; для них это, возможно, еще и
способ сохранения связи с русским языком.
Багаж знаний о
литературе, с которым приходят на курсы, очень разный. Большинство читало и
продолжает перечитывать классику; встречаются довольно активные читатели
современной западной прозы; современную русскую прозу читают, в основном, в
объеме трех-четырех «топовых» имен. Существование
толстых журналов для многих оказывается неожиданной новостью…
Уровень таланта тоже,
естественно, разный. Вообще здесь имеет смысл говорить о двух талантах. О
таланте собственно литературном и о таланте учиться, усваивать и применять
новое для себя знание. Часто более литературно
одаренные студенты, блеснув в начале курса, так и замирали на этом первом
проблеске, а наделенные вторым талантом «середнячки» делали неожиданный рывок.
Последний вопрос: что
происходит с теми, кто окончил. Собственно, ничего. На серьезных курсах никаких
бутафорских писательских удостоверений не раздается (только сертификаты об
окончании), и никакие литагенты никого не начинают
опылять. Некоторые снова возвращаются на курсы — сочтя, что им еще нужно
поучиться, или просто чтобы продлить удовольствие от
самого процесса учебы. Некоторые оставляют писательство — почувствовав, что это
не совсем для них. Некоторые, напротив, совершают окончательный выбор в пользу
этой, своеобразной, рискованной и уж точно не хлебной профессии…
Нет, не думаю, что большинство завтрашних
прозаиков выйдет из литературных курсов. Есть еще Литинститут. Есть
университетские филфаки. Есть, наконец, «ресурс Х», когда прозаик возникает из ниоткуда, без всякого
литературного или хотя бы окололитературного образования, самосадом и
самотеком. Но что-то нынешние писательские курсы и школы, думаю, изменят.
Что-то в пейзаже нашего литературного завтра — если оно, конечно, наступит. Но
о последнем моменте собираюсь написать отдельный, следующий «барометровский» очерк. Уже и название ему придумал: «Как
убить литературу»…