Опубликовано в журнале Дружба Народов, номер 8, 2017
Харченко Вера Константиновна — доктор филологических наук, профессор, заведующая
кафедрой филологии Белгородского национального исследовательского университета.
Автор более 500 научных работ и пяти поэтических сборников.
Для таких,
как я, не особо сведущих в географии, поясняю: Ахты — горное село в Дагестане,
на самом юге России, в приграничье. Я побывала там в
ходе подготовки к форуму «Единение народов России», но рассказать хочу не о
форуме, а о месте, где он проводился. Четыре дня пребывания в Ахты оставили
столь ощутимое и полное неожиданностей впечатление, что, пока не поделишься им,
не отпустит.
Секрет
добрососедства
Знаменательно, что для
проведения форума выбрали именно Ахты, жители которого свою малую родину
называют южной столицей России. Если взглянуть с высоты — с гор, где
расположено селение, то воображению откроется земля с восхитительно
разнообразным рельефом. Невдалеке, на севере — Калмыкия, засушливые просторы
степей. А на юге — высокие, в четыре-пять километров, горы. Восточный
берег омывается мощным Каспием. Это Дагестан, где собран целый каталог
народностей, и каждая с уникальной, причем многовековой культурой. Здесь
концентрированно, но мирно, бок о бок уживаются более
ста пятидесяти из ста девяноста трех народов и народностей России.
Много лет преподавала я
тему «Русский язык как язык межнационального общения», но только здесь, в
Дагестане, почувствовала: русский язык — идеальный связной. Примечательно, что
и за пределами России — в школах Армении — вновь ввели русский язык. Вынужденно
ввели — иначе не получалось общаться представителям разных народов. И вот
сейчас, на многонациональном юге России, слышу повсюду русскую речь.
Наша страна для
остального мира — многовековая модель мирного сосуществования разных народов и
концессий, своеобразный учебник под открытым небом. Одна из ярких страниц этого
учебника — Ахты, небольшой населенный пункт, стиснутый горами и руслами рек
Самур и Ахтычай, который исстари отмечен уникальным
эффектом добрососедства людей разных национальностей.
В чем его секрет?
Узкие улочки Ахты
плавно убегают вниз. Вечер. Мы видим коров, шествующих домой, — не стадом, а
каждая по отдельности. Какую растительность удалось им отыскать на каменных
склонах? Горы-то, вся местность вокруг — «пятьдесят оттенков коричневого». Спрашиваю. Оказывается, это последствия
чрезвычайно засушливого лета.
Нагоняем школьников.
Идут по двое, по трое в белоснежных рубашках, блузочках, брюки и юбки черные,
за спиной или в руках черные рюкзаки. Идут вдоль дороги из школы. Половина
шестого, закончилась вторая смена. Почему я об этом пишу? Потому что удивила
тишина, окружавшая детей. Не кричат, не замахиваются друг на друга рюкзаками
или сумками. А я не могу забыть картинки, которые наблюдала в Белгороде, всего
за неделю до поездки в горы. Первое сентября, и группки разболтанных, громко
вопящих деток в воротах престижных школ. Наивное противопоставление? Оболтусы и хулиганы, наверное, есть везде — и в больших
городах, и в малых селениях. Но и у нас-то в селе больше воспитанности и
сдержанности. Однако Ахты показалось мне чем-то исключительным.
Объяснение я нашла день
спустя на встрече со старейшинами Ахты и молодыми, инициативными людьми, после
которой мне удалось познакомиться поближе с одним из аксакалов. Белая тюбетеечка, белая одежда. Спокойное, но бодрое, чисто
выбритое лицо. Глаза такие, что не подойти было невозможно. Я многих людей
встречала на своем веку, но мало кого с такими теплыми глазами. Именно теплыми,
притягивающими. Подошла. «Как вас зовут?» — «Даниял».
У Данияла
шестеро детей: пять сыновей и дочь, четверо внучат — еще совсем маленьких.
Младший из сыновей – семикратный чемпион России по тяжелой атлетике,
двукратный чемпион Европы, пару лет назад был на соревнованиях, как оказалось,
в нашем Белгороде. Конечно, не только это меня заинтересовало. Спрашиваю о
главном — о секрете добрососедства. Даниял отвечает
просто: «Я мирю людей». — «Как же вам это удается?» — «Я спрашиваю
сначала: "Ты не боишься Аллаха? А ведь он спросит тебя, когда там
предстанешь перед ним: жил ли ты с соседями в мире, уважал ли их? С
соседями – это даже еще важнее, чем как ты относился к матери! С соседями
можно и нужно уладить любой вопрос, даже если они не правы!"» Слова эти
глубоко меня взволновали. Продолжаю расспрашивать: «А еще с чем к вам приходят?»
— «Приходят супруги, имеющие разногласия по бытовым вопросам. И их мирю». — «А
дети с чем идут?» — «А с детьми мы проводим отдельную “школу”, собираем,
беседуем».
Не отсюда ли
тактичность и воспитанность молодых людей, которые так поразили меня в Ахты?
Сорок
колен, вышедших из двух родов
Ступени крутые, но
почему-то подниматься по ним легко, и поручни страхуют, когда набираешь высоту.
А ступенек свыше восьми сотен. Путь к Гребню проповедей проходит мимо Джума-мечети, построенной в 657
году на месте поклонения единобожников
дохристианского периода. Многое в Ахты, но прежде всего эта мечеть, конечно же,
требует занесения в список объектов, охраняемых под эгидой ЮНЕСКО. По большому
счету, не только крупные сооружения, но вообще любые артефакты надо спасать от
уничтожения, а то в век информации скоро нечего будет и изучать. Ступенька,
ступенька… Стараешься побыстрее подняться, чтобы
успеть за группой, но и не можешь не замирать на каждой площадке между
пролетами – такой открывается чарующий вид, непривычный для равнинного
жителя. Испытываешь то, что, вероятно, ощущает птица, смотрящая вниз на
скопление домиков, домишек, человечьих гнезд,
плотно-плотно прилепленных одно к другому, почти как ласточкины гнезда. Обзор с
площадки охватывает триста шестьдесят градусов. И становится ясно, что именно
горы, вставшие по окружности, и диктовали тесноту улиц и построек. Обширнейшая
долина вся утыкана крышами домов, как подсолнух семечками.
Ветер, свежо, горы.
Воздух чистый, скоро совсем стемнеет. Мечеть притягивает. Рядом с нами имам и
его помощники. Рассказывают о традициях, но рассказывают интеллигентно, то есть
тихо и, главное, ненавязчиво. Религия так естественно вплетена в
повседневность, а повседневность так пропитана священным таинством веры, что
нет необходимости агитировать, зазывать к себе под сень своей религии, как это
делают сектанты.
Поджидая остальных, я
вслушивалась в голос муэдзина, выводившего вечерний азан.
Эта особая мелодия одушевляла пространство вокруг, напоминала о чем-то
незнакомом, но высоком. Вид сверху как раз и даровал космически сильный эффект
восприятия. Я видела замечательные мечети в Казани, в Бухаре, однако там они
утопают в городской застройке, а эта мечеть, расположенная высоко в горах,
воспринимается как уникальное сооружение. Ведь каково это, строить в горах?! Не
только мечети, но и обычные дома. Какой это вызов человеческой воле,
интеллекту, характеру!
А что сказать о
террасах, которые примостились прямо на скалах и на которых выращивают
знаменитые ахтынские яблоки. И в царской, и в
советской России они поставлялись высшему руководству страны и на важнейшие
государственные мероприятия. Когда-то в каталоге «Занимательная биология»
отмечалось, что капуста выведенного в Ахты сорта, называемого «ахтынский белокочан», при
небольших размерах достигала впечатляющего веса. Научно-исследовательский
институт сельского хозяйства в Махачкале носит имя ахтынца
Ф.Г.Кисриева, который большую часть жизни посвятил
выведению новых сортов сельхозкультур и пород скота.
Шерсть овец лезгинской тонкорунной породы испокон веков использовалась в
ковроткачестве. Ахтынские ковры еще в древние времена
заслужили всемирную славу. Жаль, что ремесло это сейчас угасает. В 1913 году в
честь 300-летия Дома Романовых ахтынским мастерицам
был заказан огромный ковер размером четырнадцать на семнадцать метров…
Внизу глава районной
администрации Аслан Махмудович дарит нам большую
книгу лезгинского эпоса «Шарвили». Настоятельно
рекомендует прочесть: «Я и сыну перед сном читаю!» Вечером в гостинице (а
темнеет здесь мгновенно, это юг) я стала неспешно читать и, естественно,
сравнивать с русским эпосом. Наш былинный богатырь изначально хорош, а этого
лезгина по имени Шарвили не столько даже жизнь,
сколько окружение, те же соседи учат, воспитывают, наказывают, помогают и
гордятся им потом. Невольно вспоминается, что написал об ахтынцах
доктор Антон Никифорович Ефимов в январе 1899 года в письме к своей сестре:
«Свято чтут они свои неписаные законы и искренне считают, что позор одного из
них падает на каждого». Потому-то так трепетно в эпосе и относились к
воспитанию национального героя.
Антон Никифорович
хорошо знал тех, о ком писал. Он прожил рядом с ними в Ахты четверть века. По
должности доктор был начальником санитарного управления Самурского
округа, в его обязанности входило медицинское обслуживание гарнизона русской
крепости, однако он добровольно взял на себя заботу о жизни и здоровье
населения всех аулов округа, овладел лезгинским языком и исцелил тысячи горцев.
Прочитать о нем можно в романе Кияса Меджидова
«Сердце, оставленное в горах».
Истинное значение этого
названия открывается лишь тем, кто видел суровость здешних гор. Начинаешь
понимать, что Ахты – это плод мощных, наработанных культур, опыта, технологий
выживания. Об этом прекрасно пишет писатель Василий Голованов: «Здесь, в горах,
все вдвое тяжелее, чем на равнине: водишь ли ты скот, строишь ли дом, добываешь
ли топливо на случай холодной зимы – все здесь дается вдвое-втрое
труднее. Надо в самом тяжком труде, который делает из
человека упрямого, двужильного горца, видеть смысл жизни» («Дружба
народов», 2012, № 4. С. 189).
Не все выдерживают
жизнь в горах. Может быть, пересечение мусульманства и самобытных горских
традиций как раз и обусловило, с одной стороны, миролюбие, терпимость ахтынцев, а с другой – их доблесть, достоинство.
Вспоминаю беседу с
имамом Джума-мечети Хаджи-Абдулгашумом. Я спросила его о том, что волновало
меня как женщину, как мать, как бабушку: сохраняется ли доныне древнейшее требование
к женщине — родить столько детей, сколько Аллах пошлет? Сохраняется ли у горцев
в наши дни многодетность, как было когда-то и у русских? Имам ответил:
«Многодетность приравнивается к подвигу, и за нее прощаются многие грехи. Не
зря же, согласно хадису, пророк сказал: “Рай находится под ногами ваших
матерей”». У самого имама четверо детей. Выдал замуж трех дочек, подрастает
сын. О своей стратегии имам говорит так: «Ахты состоит из сорока колен,
вышедших из двух родов. Нельзя уделять внимание какой-то одной части общины.
Надо, чтобы было как в семье, по справедливости».
Неизбежно разговор о
том, что в наши дни препятствует многодетности, привел к обсуждению нищеты,
охватившей далеко не один только Ахтынский район.
Перерабатывающие производства позакрывались, в Ахты —
ни одного банка, ни одного банкомата, до ближайшего отделения Сбербанка — более
шестидесяти километров. Что это, намек на то, что следует уезжать из этих мест?
А если они будут пустовать, кто станет хозяином этих земель? Какой народ, какое
государство? Кто этому способствует?
Однако люди не покидают
родных земель.
Наше
национальное достояние
Из окна лоджии
наблюдаю, как трое местных жителей возводят ограждение вокруг гостиничного
комплекса. Старательно, молча, аккуратно цементируют и выкладывают кирпичи
прямо под моим номером. Не было слышно не то что
сквернословия, даже просто болтовни, резких слов. Труд как культура молчания.
Потом двое сели передохнуть, закурили. Третий продолжал обмазывать раствором
торчащую арматуру. Отдыхали недолго. И опять за кладку. Неторопливо,
качественно. Вряд ли все трое много зарабатывают, обычная зарплата здесь —
пять тысяч, от силы семь-восемь тысяч. Но какое-то достоинство
чувствовалось в их работе.
Наверное, горцы — это
все же особая порода людей.
Нам довелось
встретиться еще с одним из ее представителей, с живой легендой. Абдула Магомедбегович Мурсалов читал
лекцию в Дагестанском государственном педагогическом университете, а потом
беседовал с нами. Ему девяносто два года. Входил в личную охрану Сталина,
который отбирал туда людей только по личным качествам и только тех, кому
доверял. Абдула Магомедбегович работал в разведке,
знал шестнадцать языков. Его хорошо учили, учили перевоплощаться. Потому
что, если даже ты блестяще знаешь язык, а не сумел стать тем, за кого себя
выдаешь, тебя во вражеском окружении немедленно раскусят и лишат жизни. От
такого человека было особенно дорого услышать: «Мы друг друга прекрасно
понимали, когда говорили по-русски. Русский язык — богатейший, все можно
объяснить». Куда только не заносила его судьба! Охотился за главарями
германских нацистов по всей Европе, Латинской Америке и Австралии, в том числе
за Отто Скорцени. Добывал секретные документы по ядерным технологиям. Закрытым
решением Сталина ему было дважды присвоено звание Героя Советского Союза.
Только в последнее время с этой информации сняли гриф секретности, а недавно
Абдуле Магомедбеговичу присвоили звание
действительного члена Академии наук социальных технологий и местного
самоуправления за разработку технологии перевоплощения…
Такие люди — наше
национальное достояние.
Животворная
сила преданий
Рассказывают: слава об Ахтынском районе когда-то гремела на весь Советский Союз.
Когда же? Мне поясняют: и до войны, и после, вплоть до 1991 года, но пик
известности, региональной славы приходился на 60—80-е годы. Потом в стране
начались катаклизмы. Ахтынцы, однако, гордятся тем,
что сохранили памятник Сталину. Узнаю, что это имя сохранено и в названии улиц.
Один из жителей Ахты сказал мне: «Я живу на улице Сталина». А ведь это тоже
свидетельство независимости ахтынцев и их достойного
отношения к истории. Судить можно, но замалчивать, уничтожать память — нет.
Показали нам мост,
построенный инженерами из Бельгии и Италии Джиорсом и
Дебернарди, по вечерам красиво подсвечиваемый. В этом
году мосту исполнилось сто лет, и он очень хорошо сохранился. Вот такую историю
рассказали: когда иностранные инженеры строили мост, к ним подошел одетый
по-простому человек из местных и сказал: через неделю мост разрушится. Ему не
поверили, но так и случилось. «Расскажи, в чем наша ошибка». — «А когда у вас
штаны спадают, чем вы их поддерживаете?» – «Подтяжками». – «Вот этих
подтяжек не хватает у вашего моста». И мост был усилен стальными дугами.
Инженеры не знали, что встретили мастера-самородка Идриса,
построившего в тех краях не один десяток мостов.
Нам показали Вечный
огонь и стелу за ним, взметнувшуюся ввысь. Правда, над факелом Вечного огня не
вились языки пламени. Огня не было из-за урезанного бюджета. Но место все равно
священно. Одних только жителей Ахтынского района на
полях сражений погибло, по подсчетам местных краеведов, 1 426 человек из
2 763, ушедших на войну. Имена павших золотом
горят на обелиске.
Возле обелиска мы ждали
паломников-пилигримов. Шакир Мирзамагомедов
и Надир Надиров, несмотря на пожилой возраст, прошли пешком из Махачкалы более
двухсот пятидесяти километров, посвятив свой поход подготовке к форуму.
Отдавая дань многовековой традиции, пилигримы, прежде чем попасть в Ахты,
поднялись на священную гору Шалбуздаг, чтобы
очиститься духовно. Оказывается, паломники каждый год проделывают такой путь в
память о героях прошлого. Паломничество занимает четверо суток. Рассказывают
легенду о старике, дожившем до ста десяти лет. В столетнем возрасте он
один целую неделю удерживал перевал в
Карачаево-Черкесии против хорошо вооруженной немецкой дивизии «Эдельвейс».
Потом еще отсидел в лагере за горькое слово правды. Об этом крепком старце
рассказывал нам не один человек, что свидетельствует о животворной силе
легенды.