Елена Долгопят. Родина. — М.: РИПОЛ классик, 2016
Опубликовано в журнале Дружба Народов, номер 4, 2017
Рецензировать
сборник всегда намного сложнее, чем роман или повесть. Часто бывает так, что
истории, собранные в книге, оказываются ничем друг с другом
не связаны — нет в них общих действующих лиц или объединяющей сюжетной
линии. Казалось бы, он именно такой и есть — сборник Елены Долгопят. Разные
герои, разные сюжеты, разные времена — от ранних
послевоенных до наших дней. В своей книге Долгопят собрала как новые
произведения, так и те, что печатались последние несколько лет в толстых
литературных журналах. И все же есть то самое главное, что связывает рассказы
автора не по принципу «надо было как-то собраться вместе, чтобы напечататься».
Объединяющее начало это спряталось в названии — «Родина». Сборникам, как
правило, присваивают наименование одного из опубликованных в них рассказов. В
книге Елены Долгопят текста с таким названием нет. К чему бы это? Попробуем
разобраться.
Все
без исключения повести и рассказы, включенные автором в книгу, пропитаны
какой-то исключительной домашностью. Долгопят в своих произведениях говорит с
читателем о доме, в котором мы живем. Дом у каждого свой, у одних он в четырех
квартирных стенах, у других — в любимом пальто, у третьих — в маленьком, с
детства знакомом городке. Это и есть Родина. Даже не имея общего сюжета,
рассказы Долгопят дают возможность читателю увидеть собирательный образ дома, в
котором живет не только он, но и люди, едущие с ним в электричке или автобусе,
бредущие рядом по улицам или смотрящие вместе с разных этажей на Останкинскую
телебашню. Если читатель захочет, дальше он сможет из мелких, порою еле видимых
глазом штрихов собрать уже свой образ страны. Каждое из ее произведений —
страница жизни нашей Родины в разные времена.
Аннотация
к книге сразу ставит (и тем самым, на мой взгляд, несколько портит впечатление)
акценты в творчестве автора: «герои Елены Долгопят словно вышли из гоголевской
"Шинели" и рассказов молодого Пелевина». Где Пелевин, а где Гоголь? —
скажет кто-то и будет прав. Между ними два столетия, населенных тысячами
известных и не очень писателей. Но одновременно аннотация эта сразу
концентрирует внимание на другом аспекте творчества автора, и это намного
важнее: Долгопят пишет в двух абсолютно непересекающихся плоскостях, словно
скрутив экран своего ноутбука в ленту Мёбиуса. Рассказы Долгопят четко можно
разделить на две части — водораздел проходит по грани «реальное/нереальное».
Порою кажется, что один и тот же человек не способен выдавать столь различные
по жанру произведения. Если, к примеру, «Потерпевший», «Кровь», «Машина»,
«Совет» — своего рода «фэнтези», повествование
которых, начинаясь в реальности, потихоньку из этой самой реальности уходит
(хоть и не далеко) в мир, где творятся чудеса, порой страшные, то практически
все другие рассказы сборника вышли из самой что ни на есть настоящей, совсем
обыденной жизни.
Открывает
книгу звенящий одиночеством и болью главного героя от кражи пальто рассказ
«Потерпевший». Именно этот рассказ и позволяет критикам провести параллель с
гоголевской «Шинелью». Долгопят перенесла сюжет «Шинели» в советские
послевоенные времена, по большому счету не сильно изменив повествование.
Конечно же, героя зовут не Акакий Акакиевич (впрочем, тоже «А.А.» — А.Андреев)
и служит он не чиновником в департаменте, а ретушером в фотоателье. В остальном все знакомо из школьного курса: старая, не поддающаяся
ремонту шинель, пошитое на последние, сэкономленные на самом необходимом деньги
пальто, ночное ограбление, не слишком рьяно исполняющий свою работу следователь
и смерть товарища Андреева, не выдержавшего столь значимой потери. Речь
не о том, можно ли заимствовать сюжеты у классиков или во времена сиквелов и триквелов это является нормой, важно другое — с первой
страницы сборника Долгопят расставляет акценты: как был человек одинок и никому
не нужен в гоголевские времена, так и по истечении двух сотен лет ничего не
изменилось.
Тема
одиночества проходит через весь сборник. Одинок сотрудник НИИ криминалистики,
герой повести «Кровь» Николай Иванович. Институт распущен — тяжелые перестроечные
времена, когда наука почти никому не была нужна, по кабинетам гуляет ветер и
мальчишки-хулиганы. А он, привыкший вставать рано и спешить к назначенному часу
на работу, продолжает на нее ездить даже в выходные дни. Это наша Родина. Я
помню этих людей в начале девяностых. Многим из них не платили заработную плату
по несколько месяцев, а они продолжали ходить и ходить. Просто работали по
многолетней привычке. А бастовали в свободное от работы время.
Одиноки
Галина Петровна и Анна Васильевна, героини «Старого дома». У одной ушел из дома
сын — три месяца ни звонка, ни телеграммы, мать не нужна, вырос. У другой по
вине первой ушел из жизни муж — «участковый терапевт, не распознала болезнь».
Первая чувствует свою вину, вторая ненавидит первую. Да и не ненависть это
даже, просто нелюбовь, какая-то злость, неприязнь. Анна Васильевна встречает
сына Галины Петровны и сообщает ей об этом. Вот только где видела, не говорит,
пусть помучается соседка. И это тоже наша Родина. Жить бок о
бок с соседом и желать ему горя. Сколькими бедами и поколениями
вытравливалась в человеке доброта…
Одинока
героиня «Иллюзиона», пожа-луй,
центрального произведения «Роди-ны». И пусть не
обманывает читателя калейдоскоп мужчин, враща-ющихся
вокруг нее, — всю повесть она одна, сидит с книжкой на окне девятого этажа
общежития.
Гимном
одиночеству представляется рассказ «Отпуск», безымянная героиня которого хочет
почувствовать «себя недоступной никому, свободной». Мечтает, чтобы «никто не
мог втянуть ее в свою орбиту и закружить». Героиня устала от Родины. Иногда
надо отдыхать от окружающей тебя жизни. Она отклю-чает телефон, телевизор, не выходит на улицу,
даже за продуктами. Отпуск в добровольном заточении, в искомом одиночестве.
Чтобы попытаться сбросить с себя хоть на время ту жизнь, которая давит.
Сбросить удается лишние кило-граммы.
«Как ты похудела», — с завистью сказала приятельница после отпуска. Такие вот у
одиночества плюсы.
«И
ты такой маленький здесь. Черная, лишняя точка», — это о нас, о никому не нужных людях,
рассыпанных мелкой крупой на карте страны.
Говоря
о творчестве Долгопят стоить отметить, что образование
и нынешняя ее работа в Музее кино наложили на произведения автора определенный
отпечаток. От работы в Музее выработался свой стиль — вроде бы простой, но
своего рода киношный. Его смело можно назвать
документальным. «Высокий. Щеки гладкие. Куртка хорошая. Сразу видно, что
дорогая. И обувь. В такой обуви по паркету ходить. Грязью залепил. И джинсы», —
подобного рода короткие, словно двадцать четыре кадра в секунду, фразы заселяют
книгу Елены Долгопят. Порою автор в своих рассказах
просто фиксирует происходящее, словно наблюдатель или оператор с камерой,
предоставляя читателю самостоятельно делать выводы. А иногда и выводов-то
никаких не требуется.
«Слышалась
железная дорога» — это у Долгопят
уже от учебы в Институте инженеров транспорта: стук колес и дорога — почти в
каждом ее рассказе. Что может больше рассказать о Родине, чем дорога? Одним из
первых это заметил Джек Лондон в одноименном сборнике. Герои Долгопят тоже
постоянно в движении. Электрички, поезда, метро, автобус, пешком через весь
город, идти час, ночью… ничего страшного. Героиня «Иллюзиона», Москва — Муром,
Муром — Москва. До работы из общежития почти два часа. Электричка, автобус.
«Иду пешком. — Далеко. За час добираюсь. Нормально», — это уже директор из
рассказа «Следы». «Главное завтра не проспать. Минута — тыща рублей, ты в курсе?» — напоминают героине
«Работы» про новый день. Она в курсе. Ездит по России Николай Игоревич из
рассказа «Города». «Сорок восемь лет. Подполковник. Живет в большом городе в
Восточном Казахстане. Только что вышел в запас». Надо выбрать место, в котором
они с женой пустят корни: «Любой город Советского Союза, кроме Москвы,
Ленинграда, столиц союзных республик. Государство обязано выделить офицеру и
его семье квартиру». Николай Игоревич в дороге почти три месяца. Тяжело это —
выбрать место, в котором бы тебе было приятно состариться. «Хотелось, чтобы
город был на реке. И чтобы река была чистой, прозрачной. Чтобы в городе был
парк. И драматический театр. И памятники архитектуры. И колхозный рынок. И
доброжелательные жители. И хорошая поликлиника…» Такой нашу Родину хотел бы
видеть каждый из нас. Увы, велика Россия, а идти некуда. У Николая Игоревича
это не получается.
Невозможно
обойти вниманием несколько рассказов Елены Долгопят, написанных в стиле легкого
«фэнтези», что ли (не берусь дать точное определение
жанру), позволяющих критикам и читателям говорить о своеобразной перекличке
этих историй с произведениями Пелевина. Я бы, пожалуй, добавил сюда еще и
фамилию Дмитрия Липскерова, который своими романами
первым стер в моем восприятии границу реальности. Елена Долгопят не боится
ступить на эту, казалось бы, навсегда вытоптанную поляну (призрак ретушера из
«Потерпевшего», возрожденный в нашем времени Володя Ульянов из «Крови»,
телевизор, показы-вающий
самые тайные кадры личной жизни жителей поселка в «Совете»). Только на первый
взгляд эти сюжеты стоят особняком в сборнике. На самом же деле все они там
неслучайны и легко вписы-ваются
в авторский замысел. Русскому человеку свойственно фантазировать. Недаром он
сочинил столько добрых сказок. Правда, сказки у
Долгопят не очень добрые. Они такие, как жизнь. Исключением является, пожалуй,
только рассказ «Машина». Его можно назвать своеобразным символом сборника, ибо
он вобрал в себя главные отличительные черты нашей Родины — дорогу, одиночество
и доброту. Люди должны улыбаться друг другу, а ночные автомобили подвозить
замерзших путников.
Родина
— это дом, в котором мы живем. Долгопят каждым своим рассказом словно открывает
новую страничку, потаенную дверь. Кто-то (помоложе)
узнает что-то новое, кто-то (постарше) вспомнит ушедшие навсегда дни. Из
трехсот пяти-десяти страниц
книги складывается портрет нашей страны. В «Иллюзионе» у одного из героев на
стене висит пеше-ходная
карта Москвы с пометками — что он прошел пешком, что еще нет. «Родина» — своеобразная карта страны, только не карта городов,
деревень, поселков (в книге не так-то и много конкретных названий: Москва, Ленинград, Горький, Муром — пожалуй, и все), а карта
ощущений, эмоций и чувств. Читая Долгопят, познаешь Родину не
территориально, а именно на уровне ощущений. Безлюдный парк, заброшенный, не
работающий научный институт, общага, расположенная на краю Москвы, набитая
народом электричка, деревенский дом, остановка на трассе… Долгопят снимает
кино о нашей стране. Девятнадцать историй, девятнадцать короткометражных
фильмов, каждый — словно существующее отдельно черно-белое (так почему-то
видится) полотно. Но вместе они сливаются в жизнь.
У
каждого из нас есть Родина. А у Елены Долгопят их как минимум две. Одна — в которой она живет, а вторая — та, которую написала. А уж
нравится или нет то, что автор хотел донести до читателя, решать ему самому.
Рассказы
Долгопят не имеют счаст-ливого
конца. Ни один. Ретушер не воскресает. Николай Иванович не начинает новую
карьеру ученого, осы-пается
кинотеатр, убийца женщины остается на свободе. Кончает жизнь самоубийством
Егоров в «Совете», умирает начальник отдела в «Прощании» — героиня и не знала,
что он ее любит, радовалась его смерти, а он прятал свои чувства за грубостью.
Удивительно, но, пожалуй, самый счастливый конец в очень неожиданном и злом
рассказе «Работа». На предприятии подводят итоги года. Кроме передовиков и
лидеров произ-водства выбран
самый «худший сотрудник». Женщина. Анна Викторовна Аникина. «Пожилая дама…
бледное, невыразительное лицо». Ей должны подарить крысу в клетке. Крыса крутит
колесо и ест сухари. Больше от нее никакой пользы. Намек? Видимо, от женщины
тоже? Подарок в итоге будет иным — вмешаются случай и молоденькая девушка,
взятая на испытательный срок, — словно надежда, что и на Родине есть еще люди,
для которых важно человеческое счастье. А еще Анна Васильевна и Галина
Петровна, похоже, скоро станут друзьями. Горе сближает. Да и пальто нашлось.
Жизнь меняется в лучшую сторону. Быстрее бы.
«Родина!
/…/Пусть кричат: уродина. А она нам нравится, хоть и
не красавица», — пел Юрий Шевчук про нашу страну много лет назад. Наверное, эти
слова и по сей день актуальны. В рассказах Елены
Долгопят Родина точно не красавица. Вряд ли ее можно таковой сделать в короткий
срок. Хочется верить, что когда-нибудь, пусть медленно, пусть вопреки обстоя-тельствам, она изменится, превратится в дом, где
живет сто с лишним миллионов добрых и улыбающихся людей, где все любят друг друга и никто никогда никому не подарит крысу как самому
плохому человеку.
А
пока — пока она такая, какая есть. За нее иногда стыдно. А иногда больно
смотреть. И как же быть? «— Как быть? — Мужчина оглядел стоящих
рядом с ним медленным взглядом. — Я вам скажу. Очень просто. Не смотрите.
Оглядел толпу и повторил: — Не смотрите». Хэппи-энда не будет. Это наша Родина.
Пожалуй, герои Долгопят знают ответ…