Стихи
Опубликовано в журнале Дружба Народов, номер 3, 2017
Ербол Жумагул (Ербол Жумагулов) — поэт, режиссер. Родился в 1981 году в Алматы. Окончил Казахскую академию спорта и туризма. Автор книг «Ерболдинская осень» (М., 2007) и «Трюк драматюрка» (Алматы, 2017). Лауреат конкурса «Казахстанская современная литература» (2000). Живет в Алматы.
* * *
Поднимутся ли веки на азан
и добегут ли ноги до Магриба,
пока судьба не даст по тормозам,
я буду жить, раскаиваясь, ибо
мирская грехо-римская борьба
и не таких способна на лопатки…
В гламурный век разврата и бабла
лишь мёртвые на что-нибудь не падки.
От бытия нисколько не устав,
идя свой путь (на фоне звёзд — короткий),
аз есмь казах с айтысом на устах
и трудной мыслью в черепной коробке.
Знать, прервалась батыров череда
на предках, удивляющих делами.
Мне стыдно перед ними иногда
за роковую пропасть между нами.
Они знавали соль больших побед:
бойцы Едиля, братья Темучжина,
кто каждый третий — пламенный поэт,
а каждый первый — воин и мужчина.
Тумены знаний сломлены о рвы
невежества. Затем сижу, глаголя:
«Блеснёт ли снова золото Орды?».
На всё Творца желание и воля.
Знакомый фильмов и приятель книг,
тех, что стремятся к главному увлечь нас,
я знаю, что и самый краткий миг
имеет среди родственников — вечность.
Тщась отстреляться здесь наверняка,
чтоб не стыдиться, в почве почивая,
в оседлом теле — в жажде движняка —
душа моя теснится кочевая.
Жизнь веселее, чем грустнее смерть,
а вправо шаг — ценнее сотни влево.
Мне часто снятся чеховская степь
и три сестры — Любовь, Надежда, Вера.
Там зорок месяц, выпяченный в темь,
созвездий соблазнительны топазы,
и лошадь щиплет собственную тень
за ночь до отправления на казы.
Поднимутся ли веки, добегут
ли ноги и дотянутся ли руки;
пока снаружи космос берегут,
то и внутри нет места для разрухи.
Пускай опять жестоко ранен век,
веди меня туда, моя дорога,
где в рай скакал бесстрашный Райымбек
и Богенбай всем сердцем верил в Бога.
* * *
Переулками жизни щемящей
среди прочей братвы прохожу
и о том, кто из них настоящий,
ошибиться боясь, не скажу.
Отбывая свой номер беспечно,
на манер бездуховных машин,
человечество — бесчеловечно
исключением за небольшим.
Не жалея ни крови, ни денег
сушат реки, сжигают мосты.
Поднимите мне век с четверенек,
и поставьте его на мослы!
Чтобы там, где эпоха метельна,
наступила благая весна.
Время — временно. Смерть — не смертельна.
Только вечность в натуре вечна.
Так играй же, судьбы мелодрама,
кинофильму мирскую крути,
где сгорает потомство Адама
в стороне от прямого пути.
* * *
осень в городе воздух тягуч и горек
низко мечется птица-метеоролог
где небесное приливает море к
берегам горизонта который долог
в мутном воздухе сером сыром и сиром
громко пахнет призывами и санчастью
был я веку пасынком а не сыном
дальним родственником мировому счастью
церемонится небо грозит грозою
монотонно планеты бегут по кругу
на которые бережно я глазею
семеня вдоль дороги с тоской под руку
ветра с ветошью преддождевые танцы
гонят с шелестом жухлую вдоль забора
и стоят деревья как арестанты
в ожидании приговора
Новая река
Спеть в степь про казаха в проказах;
про пыль и быль, про закат за так.
Про шлак Мангышлака и Жестьказган,
аул Атырауленный и «Ур-р-ральск!»
Астана виста сквозь шум Ишима,
в эру чин-чина и времена жим-жима.
О, времена! О, травы! О, сок отравы.
Воздух щекочет злой шепоток облавы.
«Сила сильна, слабость когда слаба», —
наши слова. Твои и мои слова.
Всем резон перемен и бризол пюремен,
богатырь краснеет, моржовеет хрен.
Новой на реке — шарм. На руке — шрам.
Рукав реки разорван по всем швам.
Вот и стою бубню, напрягаю бубен:
«Никого не простим, никого не забудем!»
* * *
благостен путь мой ей
богу зело хорош
левых рублей рублей
правый ценнее грош
вера моя верна
духа подъём подъём
в этом вина вина
истина только в нём
как писал саади
лучше упасть чем лечь
пьяных введут в сады
трезвым дадут отжечь
лыко словес вяжу
с тягой о главном спеть
так и живу живу
благо не смерть не смерть
радость ищу в труде
хоть и нет нет грешу
слава тебе тебе
верю боюсь прошу
* * *
Вот тишина, знакомая до боли;
она о том, как, медленно стеля,
долгим долги усердные дороги
в пространство настоящего себя.
В брошюре жизни — вечера закладка,
пуста души раскинутая степь.
Я счастлив здесь, покуда жизнь — загадка
и трудный шанс достойно встретить смерть.
Закат ума — к сердечному рассвету.
Как написали: многая печаль,
пока горит (других Творцов раз нету)
на лбу вселенной Господа печать.
Как бы мозги об этом ни слагали,
не существует в мире языка,
чтобы суметь подробными словами,
какая плещет в сердце музыка.
В любой момент, в котором смерть отлога,
живу и неизменно сознаю:
что всё — любовь и дивный дар от Бога,
что, как и все, из света состою.