Опубликовано в журнале Дружба Народов, номер 2, 2017
Писатель и читатель в мире, потерявшем будущее
Литературные итоги 2016 года
Мы предложили участникам заочного «круглого
стола» три вопроса для обсуждения:
1. Каковы для вас главные события (в смысле
— тексты, любых жанров и объемов) и тенденции 2016 года?
2. Удалось ли прочитать кого-то из писателей
«ближнего» зарубежья?
3. Наиболее интересные книги и новые тенденции
в жанре нонфикшн.
Окончание. Начало см.: «ДН», 2017,
№ 1.
__________________
Ольга
Балла, литературный критик (г.Москва)
1. 2016-й был счастливым
и интенсивным читательским годом.
Что касается
тенденций, то мне — и не одной мне — показалось, что укрепляется интерес, авторский
и читательский, к жанру большого, многообъемлющего романа, собирающего разные времена
и пространства, — романа, повествующего в первую очередь о прошлом (таков «Калейдоскоп:
расходные материалы» Сергея Кузнецова (АСТ, «Редакция Елены Шубиной»), забирающий
в себя весь — притом всемирный — XX век, начиная от его глубоких корней в XIX). Но есть и исключение — по меньшей мере одно: это большой роман об иммигрантах в Риме «Аппендикс»,
написанный Александрой Петровой (М.: Новое литературное обозрение), охватывающий
Европу, Африку, Латинскую Америку последних десятилетий XX и начала XXI века.
Кстати, стоит заметить,
что в обоих упомянутых романах русское литературное внимание выходит за пределы
отечественной истории как таковой и занимается миром вообще, поверх барьеров, человеком
в разных его исторических и культурных вариантах. Мне хочется видеть в этом свидетельство
универсализации русского культурного внимания.
Обязательно надо назвать
«Записки любителя городской природы» Олега Базунова (1927—1992),
вышедшие в петербургском «Издательстве Ивана Лимбаха»
только теперь, спустя 24 года после смерти автора. Я почему-то очень боюсь, что
этот текст пройдет незамеченным из-за неприметности его
названия, между тем это — проза совершенно особенная: целиком монологичный роман о внутренней жизни. По-русски такого писано крайне мало.
Не могу не упомянуть одного
из самых интересных для меня авторов — Андрея Левкина, издавшего в этом году две
книги: «Битый пиксель» (М.: Коровакниги)
и «Города как камни и представления» (Казань: Центр современной
культуры «Смена»). То, что он делает (упомянутые книги — лишь небольшие фрагменты
его работы), я бы назвала исследованием принципиальной непонимаемости
мира при постоянном же — от ситуации к ситуации, точечном — понимании внутри нее,
о том, как это непонимающее понимание устроено. Самого же Левкина назвала бы я странником
по структурам (не)понимания — пристального, как теоретик,
однако с подчеркнутой (и это тоже принципиально) антитеоретичностью.
О поэзии. В этом году было
много сильных поэтических книг. Наверняка что-то важное пропущу, но самые яркие
впечатления вспомнить постараюсь.
Во Владивостоке,
в неназванном издательстве, вышла совсем маленькая книжечка «Мы и глаза» Василия
Бородина — поэта с особенным зрением, зрением-вообще,
исходящим ниоткуда и отовсюду, подстерегающим вещи в их первозданной явленности. Бородину я вообще не устаю удивляться. Он говорит о мире как
первоописатель, размечает мир первичными линиями, выращивает
для речи о нем новый адамический язык. Прежний язык, орудие
прежней оптики, не годится, сковывает — и плавится, образуя формы, чуткие к новому
видению.
Три книги
(на самом деле четыре; но четвертой — большого сборника эссе разных лет — я еще
не видела) издал один из самых интересных русских поэтов нашего времени Андрей Тавров: это сборник стихотворений «Державин» («Русский Гулливер»),
книга стихотворений в прозе «Снежный солдат» (Кыштым: Евразийский журнальный
портал «МЕГАЛИТ») и сборник эссе «Поэтика разрыва» (серия «Гуманитарные исследования»
того же «Русского Гулливера»). Все это, несомненно, части одного большого
дела, которое в первом приближении и с неминуемыми огрублениями я бы назвала выстраиванием
(скорее — выращиванием?) личной мифологии и метафизики, выщупыванием
образными средствами мирообразующих связей.
Поэтический сборник чрезвычайной
интенсивности и событийной плотности — «Потеря ненужного» — выпустила в издательстве
«Время» Елена Зейферт. Подобное на русском языке мало кто делает: этой речи удается
быть напряженно-чувственной и метафизической одновременно — чуть ли не в каждой
строчке, плотно там упакованное, выговаривается общее представление об устройстве
мира и позиции в нем человека. В этом же году в московско-барнаульском
издательстве, название которого в книге не указано, вышла ее книга прозы «Сизиф
и К», которую правильнее всего читать вместе с поэтическими
текстами автора. Но особенно интересной ее работой — и в смысле темы, и в смысле
работы с языком — кажется мне ее повесть «Плавильная лодочка» о двухсотлетней истории
российских немцев. Этот текст, соединяющий в себе возможности прозы и поэзии (более
всего — последней), пока не издан и вообще, кажется, находится еще в состоянии становления,
но на протяжении всего этого года он читается мною в фейсбуке
— и интенсивен так, что, будь написан на бумаге, право,
прожигал бы ее.
Сергей Соловьев издал поэтическую
сумму своей жизни (формально — стихи 2013—2015 годов) «Ее имена» (М.: Новое литературное
обозрение), которую я вижу как продолжение и перерастание того, о чем рассказано
в вышедшем три года назад его романе «Адамов мост». Столь же сильной, сколь трудной
и спорной книгой видится мне совсем небольшой его сборник «Любовь. Черновики» (Книжное
обозрение (АРГО-РИСК) — книжный проект журнала «Воздух»), в которой автор работает
со смыслами телесности, расширяет область речи, давая, во многом наперекор русским
языковым привычкам, имена тому, что обычно не выговаривается.
Мне кажется
важным, что впервые было собрано в книгу и издано поэтическое наследие Яна Никитина,
руководителя музыкальной группы «Театр яда», умершего в 2012 году 35-летним (Избранные
тексты: 1997—2012.
— М.: PWNW). Теперь, наконец, Никитин может быть прочитан
целиком и осмыслен — он несомненно этого достоин как очень
своеобразное поэтическое явление.
Отдельным подпунктом —
о переводах.
Значительным
событием должно быть признано издание русских переводов сразу двух прозаических
книг великого португальца Фернанду (у нас его чаще называют
«Фернандо»; во второй из этих книг он назван правильно)
Пессоа: «автобиографии без фактов» одного из его гетеронимов, Бернарду Суареша, — «Книги
непокоя» («Ад Маргинем пресс»)
и сборника его малой прозы «Банкир-анархист и другие рассказы» (М.: Центр книги
Рудомино). До сих пор проза Пессоа оставалась
русскому читателю неизвестной, и мне хочется думать, что, будучи внимательно прочитана,
она стронет в нашей словесности с места какие-то пласты.
Кстати,
в этом же году был издан русский перевод «Морской оды» и «Триумфальной оды» Пессоа (писанных им в облике Алваро
де Кампуша), сделанный Натальей Азаровой и Кириллом Корчагиным
(«Ад Маргинем»). К сожалению, я, не зная португальского,
могу оценить только русский текст. Знающие португальский
отзываются о переводе противоречиво. Мне же видится важным, что этот текст вообще
появился на нашем языке.
Меня
очень обрадовал выход в «Новом издательстве» переведенных с немецкого «Колец Сатурна»
В.Г.Зебальда и в издательстве «Текст» — перевода Аси Фруман с английского одновременно остроумной, легкой, точной
и глубокой книги Амоса Оза и
его дочери Фани Оз-Зальбергер «О евреях и словах» — о
роли письменного и устного слова в еврейской культуре. (Это, скорее, к третьему вопросу о нон-фикшн,
но не будем педантами.)
2.Сборник переводов из
Сергея Жадана «Все зависит только от нас», изданный в
Озолниеках (Латвия) в серии «Поэзия без границ», — одно
из сильнейших моих поэтических впечатлений этого года. В этом же году был прочитан
вышедший в конце 2015-го сборник рассказов украинской писательницы Тани Малярчук
«Лав-из» в переводе Елены Мариничевой
— умная, чуткая, тонкая, грустно-ироничная, иронично-грустная проза о чуде и тайне
жизни. Среди важных книг, способствующих крайне насущному сейчас русско-украинскому
взаимопониманию и взаимослышанию, необходимо назвать общий
сборник пишущих по-русски украинских поэтов Бориса и Людмилы Херсонских «Вдвоем»
(«Совпадение»), датированный 2017-м, но вышедший в декабре.
В последние годы, в частности
и в этом году, у русского читателя появилось сразу несколько возможностей составить
себе представление о поэтической работе одного из значительнейших литовских поэтов
Томаса Венцловы. Не очень поворачивается язык говорить
о Венцлове как о человеке «ближнего зарубежья», поскольку
он, много лет живущий в Америке, все-таки, по большому
счету, гражданин мира, — с другой стороны, он никогда не переставал быть литовцем
и, конечно, должен быть понят как событие литовской литературы. В 2016-м я читала
изданный в 2015-м сборник стихотворений Венцловы «Искатель
камней» в очень хорошем (просто по качеству русского текста; не знаю, насколько
адекватном оригиналу) переводе Владимира Гандельсмана
(Новое литературное обозрение) и вышедший уже в 2016-м двуязычный, литовско-русский,
сборник «Похвала острову: Избранные стихотворения. 1965—2015» (Издательство Ивана
Лимбаха).
Еще необходимо вспомнить
соотечественника Венцловы, философа Леонидаса Донскиса, чей сборничек совсем маленьких эссе,
напряженных, приближающихся по концентрации к афоризму, а иногда и просто афоризмов,
текстов-формул — «Малая карта опыта» — выпустило в начале этого лета Издательство
Ивана Лимбаха. К великому несчастью, Донскис, которому было чуть больше пятидесяти, внезапно умер
в этом сентябре, когда мы едва-едва начали общаться. Я очень грущу о нем, это был
мощный и значительный человек. Буду продолжать мысленный разговор с ним: в этом
же году, уже после смерти автора, в том же издательстве вышла небольшая диалогическая
книжка его и Томаса Венцловы «Поиски оптимизма в пессимистические
времена: Предчувствия и пророчества Восточной Европы» в переводе Георгия Ефремова.
Киевское издательство «Лаурус» издало на русском языке совершенно
магическую книгу Алексея Гедеонова «Случайному гостю» (не знаю, многим ли
она достанется в России, — было несколько экземпляров на ярмарке Non fiction), о которой я надеюсь
еще написать.
Стоит также назвать Евгения
Абдуллаева — Сухбата Афлатуни,
пишущего по-русски, живущего в Узбекистане. Его роман «Поклонение волхвов» (РИПОЛ-классик), в связи с которым я его вспоминаю, вышел в 2015
году, но читала я его (и писала о нем в «ДН») в 2016-м.
Я бы еще упомянула в этом
пункте о литературных событиях, так сказать, внутреннего «ближнего зарубежья»:
о событиях литературы, пишущейся хотя и по-русски, но представителями других российских
народов, то есть носителями другой (иной раз — сильно отличающейся от нашей) картины
мира. Подчеркиваю, это — события именно русской литературы и языка, но — расширяющие
наш и языковой, и смысловой опыт. Тут должен быть назван Амарсана
Улзытуев с вышедшим в поэтической серии «Времени» сборником
«Новые анафоры» (отчасти эти стихи я уже читала и раньше, когда выходила существенно
более тоненькая его книжечка «Анафоры»). А кроме того — огромная антология литературы российских немцев
второй половины XX — начала XXI века «Навстречу недоверчивому солнцу», составленная
трудами Елены Зейферт и вышедшая в издательстве «РусДойч
Медиа». Она открывает русскому читателю едва, если вообще,
известный нам и еще меньше того осмысленный нами пласт опыта. Это большое событие
в книгоиздании минувшего года.
3.В этом году в едва обозримом
поле нон-фикшн появилось множество прекрасных и важных книг. Было много хорошей
эссеистики, что мне, с моими читательскими предпочтениями, радостно особенно.
Непременно надо назвать
вышедший в начале года учебник «Поэзия» (О.Г.И.). Это чрезвычайно любопытное интеллектуальное
предприятие — тем более любопытное и важное, что оно уже вызвало много споров. Естественно,
эта книга вобрала в себя представления о поэзии, свойственные коллективу ее авторов
(кстати, она дает неплохую картину современной поэзии, поскольку снабжена множеством
примеров, то есть это одновременно и хрестоматия.) Но претендует она на общекультурность, на то, чтобы задать основу именно общим представлениям
(учебник же! основы — по замыслу — закладывает, матрицы восприятия задает), объединяющим
многих. Появление такой книги видится важным прежде всего
потому, что дает стимул к рефлексии, к спорам и обсуждениям, к тому, чтобы и те,
кто не разделяет взглядов авторов на предмет разговора, продумали собственное видение
поэзии, а то и проговорили его.
В начале
лета появилась интереснейшая книжка Андрея Балдина «Новый
Буквоскоп, или Запредельное странствие Николая Карамзина»
(М.: Бослен), обозначенная автором как «книга эссе», хотя
это скорее книга-эссе — цельное, связное построение: в ней автор с помощью некоторого
набора родственных друг другу метафор старается понять, каким образом европейское
путешествие Карамзина на рубеже 1780-х—1790-х годов, известное нам по «Письмам русского
путешественника», не только изменило мировосприятие самого Карамзина, но — благодаря самому факту
перемещения писателя в пространстве — породило новый русский язык и заложило основы
всей последующей русской литературы. Я бы назвала область, в которой работает автор,
созданию которой он способствует этой книгой, художественной антропологией,
с основным акцентом на слове «художественная». Эта мысль, заявляющая себя как исследование
(и в какой-то мере являющаяся им), несомненно — разновидность искусства и обладает
убедительностью эстетического порядка.
И вот это как раз к разговору
о тенденциях: по-моему, русскоязычный нон-фикшн продолжает размывать косные формы
«художественного» и «документального», проницать границы между ними, давая жизнь
новым небывалым формам, ни к тому, ни к другому не сводимым; балдинский «Буквоскоп» — ярчайший
пример.
На языках, звучащих к западу
от наших границ, этот процесс начался раньше, и мы получили в минувшем году очередные
возможности узнавать о том, как это происходило. Наконец-то перевели
у нас — и в 2016 году она вышла — знаменитую биографию Дуная, написанную итальянцем
Клаудио Магрисом еще в начале 1980-х (Клаудио Магрис. Дунай / Перевод с итальянского
А. Ямпольской. — СПб.: Издательство Ивана Лимбаха).
Впрочем, мы никуда не опоздали, это вполне вневременная книга: портрет реки вместе
со всеми странами от Германии до Румынии и Украины, которые Дунай вокруг себя собирает
и объединяет, задавая тон всему, что происходит по его берегам. Сам автор настаивает,
что написанное им — чистое художество, торжество вымысла, все совпадения с фактами
случайны. Невозможно исключить, что именно так оно и есть: лишь художественное способно
быть таким волнующим и цельным.
В этом году сразу несколько
литературных критиков — очень разных, осуществляющих разные критические стратегии
— издали сборники своих текстов. Это — «Великая легкость» Валерии Пустовой (РИПОЛ-классик), «Тексты
в периодике: 1998—2015» Людмилы Вязмитиновой (М.: НП Елена
Алексеевна Пахомова), «Удивительные приключения рыбы-лоцмана: 150 000 слов о литературе»
Галины Юзефович (Редакция Елены Шубиной) и «Мультиверс:
Литературный дневник. Опыты и пробы актуальной словесности» Евгения Ермолина (М.:
Совпадение; формально — 2017, но вышла в этом декабре). Думаю, знакомство с этими
книгами — именно со всеми, в комплексе — способно быть очень полезным тому, кто
хочет составить себе объемное представление о происходящем в современной русской
словесности и о том, как эта словесность осмысливает сама себя.
Чрезвычайно значительным
событием — ждущим еще подробного осмысления — стоит признать русский перевод с французского
оригинала первого тома «Европейского словаря философий», он же «Лексикон непереводимостей».
Киевское издательство «Дух i лiтера» издало его, правда, в 2015-м, но попала мне в руки
и стала моим читательским событием книга
только в 2016-м. Будучи одновременно корректным, академичным, педантичным рассмотрением
того, насколько по-разному (и почему по-разному) в основных европейских языках понимаются некоторые ключевые философские термины и куда это заводит
мысль на соответствующих языках, эта книга одновременно — утверждение важнейших
ценностей европейской цивилизации. Это — ценности единства без унификации, постоянной
выработки такого единства; ценности взаимопонимания, рационального самоанализа,
постоянного «отдания» себе отчета в основах и корнях собственных мыслей и действий
— самопрояснения; и не в последнюю очередь — ценности
историзма: понимания каждого предмета в его историческом становлении.
Крайне интересную книгу
«Пир — это лучший образ счастья: Образы трапезы
в богословии и культуре» выпустило издательство Библейско-Богословского института
имени Апостола Андрея под редакцией Светланы Панич и Ирины
Языковой: о том, как телесное событие еды собирает вокруг себя смыслы, далеко превосходящие
все телесное, о символизме по видимости «простых» вещей.
Большой радостью для меня
был выход сборника «средневековых» статей Кирилла Кобрина
— «Средние века: Очерки
о границах, идентичности и рефлексии» (М., СПб.: Центр гуманитарных инициатив, 2016.
— MEDIAEVALIA [series minor]), — давно хотелось рассмотреть его как медиевиста.
Фантастическую (это оценка,
а не определение жанра) книгу написал лингвист Александр Пиперски
— о принципах, по которым придумываются несуществующие языки: «Конструирование языков:
От эсперанто до дотракийского» (М.: Альпина нон-фикшн, серия «Библиотека "ПостНауки"»). Датирована
2017-м, но на Non fiction уже
была и начала потихоньку читаться. Ни одному закрученному сюжету не дано быть таким
захватывающим, честное слово.
Среди важных чтений этого
года стоит упомянуть книгу избранных эссе Ива Бонфуа «Век,
когда слово хотели убить» (М.: Новое литературное обозрение). Вообще, «НЛО» издало
в этом году много «нехудожественных» книг, воспламеняющих воображение никак не менее
художественного. Тут можно вспомнить — всего точно не перечислю — книгу Мишеля Пастуро «Черный: История цвета», сборник
«Музей 90-х: Территория свободы», книги Всеволода Багно
«"Дар особенный": Художественный
перевод в истории русской культуры», Юрия Манна «Гнезда русской культуры (кружок и семья)» (о первой половине XIX века),
«Поэты в Нью-Йорке. О городе, языке, диаспоре»
— книга разговоров Якова Клоца с живущими в США поэтами
из России и Восточной Европы… — нет, надо прерваться, иначе никогда не остановлюсь.
Очень
важная и сильная книга — тоже датированная 2017-м, но вышедшая в декабре — перевод
дневника за 1942—1944 год юной французской еврейки Элен
Берр, погибшей в Берген-Бельзене
за несколько дней до освобождения, свидетельство о жизни и смерти в оккупированной
Франции, о судьбе и достоинстве человека в катастрофе (перевод Натальи Мавлевич, М.: Albus Corvus).
В некотором родстве с этой
книгой представляется мне и вышедший одновременно с нею двухтомник «Тетрадей» за
1933—1942 годы соотечественницы и современницы Элен —
Симоны Вейль в переводе Петра Епифанова (СПб.: Издательство Ивана Лимбаха).
Под самый
конец года вышел сборник «Писем о Рембрандте» Ольги Седаковой
(«Путешествие с закрытыми глазами», СПб.: Издательство Ивана Лимбаха, в не виданной мною до сих пор серии — может быть, только
что появилась? — «Orbis pictus»)
и одновременно — еще одна книга, посвященная смыслам поэтической и, шире,
культурной работы автора «Писем». Едва начав ее читать, я уже чувствую эту книгу
очень существенной — это сборник научных статей «Ольга Седакова:
стихи, смыслы, прочтения. Сборник научных
статей / Ред. Стефани Сандлер [и др.]» (М.: Новое литературное обозрение). Датирована
она, правда, тоже 2017 годом, но появилась в этом декабре и стала читательским событием
2016-го. На этом примере будет интересно, дочитавши, продумать,
как поэт своим присутствием в культуре стимулирует смысловые процессы, изменяет
систему равновесий и тяготений (Седакова, безусловно,
фигура такого масштаба, что делает именно это — сопоставим с нею в этом отношении
разве что Мандельштам, продолжающий расширяться корпус толкований которого составляет
отдельный и самоценный пласт нашей культуры).
И это еще далеко не все
интересное и важное, прочитанное в 2016 году. Просто в том порядке, в каком вспомнилось
— и в таком количестве, чтобы не (слишком) выходить за пределы заданного объема.