Стихи
Опубликовано в журнале Дружба Народов, номер 12, 2017
Румянцев Дмитрий Анатольевич — поэт. Родился в Омске в 1974 году. Окончил философский факультет Омского педуниверситета по специальности «культурология». Автор книг стихов «Сравнительное жизнеописание» (Омск, 2011), «Нобелевский тупик» (Омск, 2011), «Страдающее животное» (Омск, 2013). Постоянный автор журнала «Дружба народов». Живет в Омске.
* * *
давай писать, чтоб получился снег
сам на себя — в снежинках — не похожий
давай пророчить счастье всем прохожим
навек
есть жизнь и небеса, а смерти нет
и выносимы всполохи страданья
давай опять пророчить в назиданье
апостолу фоме, что вот он, след
от ангела — в позёмке над рекой
в колечках пара над большой купелью
и оттепель зимы с её капелью
пророчит лето и его покой
иван-да-марью, кашки, бересклет
женьшень, и те названья, что не знаю
всё будет с нами вновь к апрелю-маю
давай писать, чтоб получился свет
* * *
как высокую песню кузнечика
растворённую в звоне стрижей
я любил тебя друг-человечество
улыбался тебе до ушей
ты ведь тоже платило мне золотом
за улыбку, за солнце её
в наковальню тяжёлую молотом
тяжко бухало сердце моё
потому что старинным приветствием
награждало тебя от души
только долго ходило под следствием
глубоко занемогшей души
и когда отогрелось, отмучилось
жизнь свою понесло на руках —
очень добрую, самую лучшую
только так, я скажу, только так
Все счастливые семьи похожи друг на друга
В талой луже теплится звезда,
телится литыми плавниками.
Вот и это «море» Ты создал
с хрупкими (от марта) берегами.
Ты — везде, Ты — рядом, Ты — за нами.
Ты — за нас, Ты — прежде, Ты опять
явлен в захолустье в каждой капле.
Господа так хочется назвать
не Отцом, не отчеством, а папой
(в множестве отцов, не всякий — папа).
И когда сгущается гроза,
и когда терпеть невыносимо,
хочется Спасителя назвать
не священным именем, а Сыном.
Это — святотатство, так нельзя?
Но когда и ты одарен сыном,
чувствуешь семейство — триединым,
как рублёвский образ — в образах.
* * *
заведи кормушку на окне
пусть тебе друзьями станут птицы
к очагу летящие извне
щебета небесные криницы
тёплые у Господа глаза
да и сам ты знаешь этот танец
залетавший часто, где нельзя
впрочем, добродушный францисканец
свистнет снегириха — напоит
из колодца зимнего сиянья
пусть же ты в своём самостояньи
так стоишь, как в чаще скит стоит
словно тебе небо пред-стоит
Вечер
всякая пташечка господа славит
лето огромно, что твой океан
слышишь, звучит в предпоследней октаве
многоголосый небесный орган?
сам ты из органов — органов слуха
что предвещает небесный чк?
лыко ли в строку в симфонии духа?
спичка сгорит, коротка
но осве/ятит застоявшийся воздух
дымкою волей… не пойман — не вор
пой, воробьишка, си(м)бирский мой лабух
рэпом войди в разговор
с нью-орлеанским акцентом на свадьбу
рощи и парка лети, вокалист
перелицуй в даровую свободу
нотный осиновый лист
* * *
как паучок плетёт из живота
высокую историю о мух/ке
так жизнь моя и мира полнота
измерены альтиметром на звуке
стиха
старинная история любви
планида со стрекозьими глазами
приди ко мне и имя назови
той, кто на помощь прислан небесами
репейницы полёт на небе замер —
лови
лети сквозь сердце бабочка-пилот
тому, кто жаждет — девочка-подмога
от ужаса сжимается живот
когда до этой встречи так немного
вот в небе п(р)оявился поворот
до Бога
веди меня сквозь небо, недотрога
Он ждёт
Путешествие с дикими гусями
длиною в жизнь: молитва
словно нильса лапландские гуси
уносил меня маленький гнев
в лапидарные сумерки грусти
в фарисейство провинности гнусной
в нору зверя и душного гнуса
с вифлеемских небес лагерлёф
стал я взрослым да падким на блеф
стал — прожжённый нахал и пся крев
поменяй же мне буйную голову
добрый пастырь… веленьем отца
дай живого животного новую
душу… впредь пусть я буду — овца
да мальчишка, кому открывается
град небесный… пусть будет храним
голосами гусей третий рим
где с азов моя жизнь начинается
как с яслей твоя жизнь не кончается
будь прощающим небо над ним…
* * *
Величавости гордые специи:
парки, рощи, вокзалы. И мне
Питер нравится больше Венеции
(с отражением Бога в Неве).
Русский Бог. Поднебесная глыбь
за оградами там, за которыми
проплывает болотная «скорая»
и кричит, точно выпь.
Хохломское твоё рококо
на ладони у нищего,
глубь театров с духовною пищею,
магазины с бумагою писчею.
Небо — рядом, да Ты — далеко.
Ресторанный крутой эскалоп
с вкусом крови, как хлеб предложения
я отдал бы, но за разрешение
насладиться Тобой!.. Как циклоп,
зрак луны золотит отражение
лучезарных европ.
И тойота несёт, точно гроб,
вдаль меня, где стоит Воскресение.