(«Альманах новой северной прозы»)
Опубликовано в журнале Дружба Народов, номер 12, 2017
Альманах новой северной прозы. —
Петрозаводск: Verso, 2016.
По
первому же рассказу становится ясно, насколько суровы законы Севера, как жестко
обращается он с людьми, а те в свою очередь
— с животными. Если конь споткнулся и не может работать в полную силу —
расстрел («Рахат»). Но и коню дают последнюю
возможность если не жить, то хотя бы бороться. И он борется, зная, что за
первым выстрелом последуют второй и третий.
Можно
обмануть человека и притвориться мертвым, а потом встать и отправиться в лес
(«Как Байкала хоронили»), чтобы умереть там, не на глазах, чтобы не хоронили по
людскому обычаю зверей, а если и хоронили, то только в воображении.
У
каждого своя судьба — и у человека, и у животного, и даже у растения. Вроде бы
правильно живет человек, превозмогая и радость, и боль («Крещение кукушки»), но
вот смысл жизни понять не может, потому что не видит
ее целиком. Слишком сильные события не находят связи друг с другом, и человек
мается, пробуя и так, и этак. Но вот жизнь растения, которая проходит у него на
глазах от ростка до созревания плодов, дает понимание и умение видеть плоды
собственной жизни, а не мечтать, «пока сын вырастит». И еще важно не отрываться
от традиций, даже в виде примет и заговоров, иначе все рассыплется, не найдет
продолжения в общей канве.
Рассказы
этого Альманаха не рассыпаются, хотя они очень разные. Но все в целом дают
некое приближение к Северу. Интересно наблюдать степень приобщенности
авторов и их героев к этим краям. Кто-то здесь вырос, кто-то подкован
энциклопедическими знаниями и грамотно обращается с ними, кто-то знаком
отрывочно и пытается приблизиться за счет деталей, а кто-то еще только едет на
поезде в северном направлении.
На
Север едут за приключениями, уж больно романтично. Но неподготовленному
путешест-веннику он открывается серым, неуютным и
неприветливым («За сюжетами»). Словно скучная прогулка по скучному музею,
которую скрашивает только алкоголь. Этому взгляду снаружи не помогут писательская
корочка и вечная присказка, то ли оправдание, то ли угроза: «Мы — писатели, мы
про вас напишем». Но сюжетов там нет, есть лишь своя жизнь, из которой герои
силятся сделать сюжет, вытаскивая из памяти обрывки детства. Того, кто хочет
писать о том, чем не живет и не дышит, не принимают. По крайней мере, это
признается честно.
А
ведь каждая деревня здесь дышит, как живое существо, даже полузаброшенная,
как Первач, в которой остались одни инвалиды («Забывай
как звали»). К ней и обращаются, как к человеку. Она достойна уважения,
поскольку выживает за счет духа, духа тех людей, которым необходимы
каждодневные проявления мужества, чтобы просто существовать в этих условиях.
Деревня, как и главный герой, — бесполое существо. Возможно, от ее имени и
ведется повествование.
Суровость
Севера сродни суровости воинов. В наши дни это люди, прошедшие чеченскую войну
(«Праздник лишних орлов»). Повесть состоит из историй, порой оканчивающихся
драматично. Они, как острые осколки войны, вонзаются в память. Север принимает
солдат отовсюду, и уже некоторые путают ветеранов чеченской
с ветеранами Отечественной.
Бывший
спецназовец, так и не привыкший к мирной жизни, пробует найти себя в северном
монастыре. Монастырь, война и тюрьма — места схожие. Везде ты действуешь не по
своей воле. Ты принимаешь одно главное решение (в случае тюрьмы — совершаешь
преступление) и дальше исполняешь лишь то, что установлено законом. Причем
монастырь, как решает герой, — хуже в
том отношении, что из монастыря пути назад нет, в нем ты становишься совсем
другим человеком. Это — как умереть.
Но
от войны и тюрьмы тоже пути назад нет, даже когда срок вышел. Герои постоянно
вспоминают и службу, и заключение. Единственный праздник для них — оказаться
вместе, чтобы сложить печь и самим сделать себе тепло.
В
противоположность предыдущей повести, герои «Индейских сказок» — местные
жители, «индейцы», которые сами по себе и вне общества. Они даже спрятались за
чужим именем. Главное у них — «свобода и воля», но больше нет ничего, кроме
окрестной природы. Свобода в том, что есть разные пути, а воля — выбирать из
них тот, за который будешь потом отвечать. Верить только в свои силы, не
опираясь ни на семью, ни на друзей, ни на богов, ни на людей. Если захотел
что-то лишнее — наказание может быть жестоко, сам же и осуществишь, рубанув
себя топором, как елку. Потому основное занятие индейцев — «шевелёж»,
борьба со всем, что вокруг, а главное — с самим собой, со своей ленью, желанием
не быть индейцем и прочими напастями.
Но
как далеко еще до индейцев тем, кто только приехал в эти края. Чтобы пустить
корни на земле, нужно построить дом для постоянного жилья и баню для очищения
(«Муки-муки»). Как нелепо и несерьезно выглядит покупка дома столичными
писателями (из рассказа «За сюжетами»), и как мучительно трудно, но зато основательно
и слаженно строится дом собственными руками,
общаться и договариваться с местными строителями — тоже целая работа. Муки-муки
— в переводе на русский — страдания и тяжелый труд.
Но
обзавестись домом — это еще не все. Важно установить связь с окружением — с
природой, людьми, со всеми живыми существами, даже если они вызывают отвращение
или боязнь, как змеи («Змей»). Здесь все так устроено, что никто ни на кого не
нападает, все разделено разумно:
хищники-щуки охотятся в озере, землю сторожат змеи. Коля тоже своего
рода змей, он сторожит здешние края от дурных и чужих людей. Следует убивать
только тех змей, что живут внутри тебя и стараются отравить жизнь или того
«зеленого змия», который парализует. Тогда не будешь бояться и тех, что
снаружи. Ведь они не хорошие, не плохие, как и Коля. Они очень органичные для
здешней земли, в них присутствуют и добро, и зло. Плавали же по старой легенде
в одном озере две утки, «в одной утке заключался сам бог, а в другой — сатанаил». Без борьбы двух этих начал друг с другом не
возникли бы земля и все вокруг.
Литература
— такая же борьба и такой же суровый Север. У каждого в ней свой путь, и в
каждом пути надо дойти до такого мастерства, чтобы суметь поймать дух,
заключить его в образ, из которого он уже не вырвется. Это очень похоже на
рыбную ловлю, ведь рыбы из другой стихии. Ты втягиваешь их в свою, но рыбы
всегда борются, норовят сорваться с крючка, тянут леску и даже на земле
продолжают борьбу за жизнь. В большой прозе нередко пишешь и не видишь, к чему
все идет. В рассказе в этом отношении проще, все складывается как на ладони,
словно жизнь растения уместилась в один сезон.
Трудно
поймать крупную рыбу — подсечь, удержать, вытащить, а бесплотный дух удержать
еще труднее. И здесь одними словами не обойдешься. Слова — сети, что
расставляешь, а дальше дело мастера. И следующие рассказы Альманаха выглядят
как некоторые напутствия писательской гвардии.
Искусно
сплетаются слова («Холодное топливо»), то ли согреться хочется, то ли
понравиться. Но слишком непрочны и тонки эти кружева, не согревают
причастностью, да и не поймаешь в них читателя.
Для
начала надо навестить своего Карлсона («Прощание на
крыше»). Не стоит отказываться от воображения, прощаться с фантазиями. Ведь в
карельских легендах их хоть отбавляй. Те заботы, которыми живут люди в
повседневности, не столь глобальны, чтобы за ними не разглядеть собственный
внутренний мир, оставшийся нам из детства.
Много
у человека воспоминаний копится за всю жизнь. Есть и такие, что бередят
постоянно — это война («Отец»). Если ударить по ним, в самое сердце, тогда полегчает и на время отпустит. Хорошо бы научиться
не обижаться, когда тебе указывают на твои недостатки («Лысый»), но
этому человек может научиться только на собственном опыте, пройдя через свой
жизненный катарсис. Это долгий процесс, возможно, он продлится всю жизнь.
Так
и с литературой. К ней приближаются, приобретая опыт, но можно застрять на
полпути, так и не научившись ловить рыбу-дух. Будучи филологически
экипированным, имея в арсенале переизбыток слов и специальных словечек,
чувствуешь себя уверенно, как в стильном комбинезоне («Вертлявая
ворга в щебнях»). Но все равно клевать не будет, а то
еще и кульбит на снегоходе сделаешь.
Авторы
закидывают свои сети в надежде поймать интерес читателя. Некоторые на скромную,
но вкусную приманку, другие выкладывают все и сразу, «перебивая самих себя»,
весь опыт житья на Севере. Но в Москву все равно хочется, хоть она и обманщица
(«Среда»). Потому что корни городского человека не в земле, а на асфальте, куда
упал из гнезда птенец («Птичка»). Горожанин хоть и пожалеет его, но накормит
только тараканами. В лесу же человек будет чувствовать себя, как пес, которого
один за другим бросают хозяева (это если прочесть наоборот рассказ «Жду
здесь»).
Но
не так важно, где ты живешь, важнее не зацикливаться
на шаблонах, не повторять одно и то же предложение из учебника, засевшее в
голове («История одного предложения»). «Мама мыла раму» так же затерто, как и
любовь к близким, которые всегда рядом. В литературе
ничего не достигнешь, не отказавшись от штампов. Но выкинув
их, нужно чем-то заполнить дно («Дно. Стоянка одна
минута»). Из пустого «Дна» ничего не вытечет, оно так и останется
словом, мелькнувшим в окошке поезда. И придется еще очень долго «вкалывать»,
прежде чем начнешь зарабатывать на этой литера-турной
«клубничке» («Клубничка»). Это только издали кажется,
что писать легко и приятно, как и собирать клубнику, но окунувшись в работу,
начинаешь мечтать о другой, более прибыльной и не такой тяжелой.
Все
события, вроде бы не связанные друг с другом, будь то в прозе или в жизни,
сплетаются, сшиваются невидимой ниточкой в цельную ткань. Изучать эту ткань —
еще одна сторона общения с литературой. Заключающие Альманах «Очерки Кемского поморья» И.М.Дурова — образец неразрывного
сплетения судьбы автора с историей родного края. Жизнь этого настоящего помора
и краеведа была такой же трудной и суровой, но она наполнена песнями,
легендами, сказаниями, которые он собирал. Ведь к земле испокон веков
прирастают песнями и легендами, везде, не только на Севере. Возможно, и
Альманах когда-нибудь в будущем станет частью культурного наследия этого края.