О книге Александра Блинова «Синий Слон, или Девочка Которая Разговаривала с Облаками»
Опубликовано в журнале Дружба Народов, номер 11, 2017
Александр Блинов — имя
в нашей литературе новое, но за те два года, что прошли после выхода его первых
книг «Рассказы толстого мальчика» и «Чистые враки», у него появились верные
поклонники, одобрительные отклики критиков, четыре новые книги, две большие
публикации в «Дружбе народов» и несколько издательств, претендующих на
сотрудничество.
Толстый мальчик,
полюбившийся читателям герой Александра Блинова,
признавался: «Я родился мальчиком Сашей. Хотя запросто мог родиться и девочкой
Верой, и соседской дворнягой Фомкой, и даже верблюдом. Тогда: меня бы в
школе не мучила эта Верка; я бы запросто
выполнял все команды: «лечь», «встать», «ко мне»; я бы знал верблюжий язык и
дальше всех плевался». Родился в Москве, хотя мог родиться в Нью-Йорке, на
острове Пасхи или даже в Венеции, и тогда всю жизнь поднимался бы в лифтах на
небоскребы, или стоял каменным истуканом на берегу океана, или ходил все время
с мокрыми ногами. В детстве он хотел быть усатым дворником Фаридом
в фартуке, космонавтом в шлеме, водителем синего троллейбуса и певцом Муслимом Магомаевым с календарика.
Но не успел — отвлекался и опаздывал. И желанные «вакансии» заняли. «Пошустрей
надо быть, Сашенька! — качала головой с неба его бабка Полина. — А теперь-то вот
что?»
А теперь сильно
повзрослевший мальчик Саша изо всех сил наверстывает упущенное. Примеряя роль успешного
писателя, книги которого рекомендуются для семейного чтения, потому что над
ними до слез хохочут дети и
ностальгически грустно вздыхают взрослые, он не только придумывает новые
приключения на свою голову, но и исполняет мечты других — замученных школьными
уроками мальчиков и девочек, затурканных
бытом пап и мам, тоскующих в одиночестве стариков, отважных цирковых
лилипутов, красавицы-елки, подслеповатого любознательного крота, немолодой
домашней курицы-клуши, весенней лужи и летучих
облаков…
Главное — чтобы это
была настоящая Мечта, а не какое-то там легко исполнимое желание вроде куклы Барби или навороченного смартфона, как у соседки по парте
или коллеги по офису.
Современные писатели
приучили нас к чудесам — их герои проваливаются в эру динозавров, путешествуют
по зазеркалью, дружат с эльфами, влюбляются в вампиров, сражаются с роботами,
побеждают злобных инопланетян… Чтобы встретиться со своими
героями, Александр Блинов отправляется по колдобистому проселку на обыкновенном
рейсовом автобусе в ту самую маленькую степную станицу на берегу моря, куда
приезжал на каникулы толстый мальчик Саша. Придорожные пыльные пирамидальные
тополя, лесозащитные полосы и линии высоковольтных передач, ажурная вышка МТС,
аэродром с сигарами самолетов и зонтами локаторов, веселое, «как все южные
погосты», старое кладбище, белые мазанки, покрашенный серебрянкой Ленин в
кепке, сельский клуб цвета увядшей розы…
«Еще шагов двадцать, и моя Садовая. Короткая, вся в акациях, уходящая в небо — в конце обрыв над морем, и все…»
Дальше — продуваемая знойными ветрами земля и расчерченное ласточками небо
давно прошедшего детства. Вечное время — и пространство любви, печали и радости.
— Портал, — со знанием
дела кивнет продвинутый читатель.
Наверное, можно
объяснить и так. Тем более что встречает прибывшего кто-то очень смахивающий на
Харона, разве что не на лодке.
«— Санька, ты?.. —
оглядываюсь. Со стороны кладбища, за грейдером, опираясь на посох, стоит Алик.
Рядом его бараны. — Та иди же до хаты… — смеется и машет мне Алик. — Сморился с
дороги. Увидимся. А то твои заждались. С вечера понаехали. Бачишь,
у Рябухи сгуртовались… Вон
сидят…
И точно, у синего,
облезлого штакетника Мишки Рябухи под старым абрикосом на облупленной скамейке
сидят все. Ждут».
И растроганный взрослый
Санька шмыгает носом («как узнали?.. телеграмм не давал…»), садится на краешек
скамейки, достает из рюкзака подарки: «Облаку — сладкой ваты;
Шерстяной Собаке — новые спицы и зефир для щенков; Мухе — последнюю партитуру
оперы «Травиата»; Пони — сладкой соломки; Вороне — банку клубничного варенья; Алке — новый алый платок на чалму; Григорию Даниловичу
— «The New Times» и «Правду»… —
интересуется; Дереву — новые фенечки,
а Мишке с Варварой, схожу на погост, положу пару жерделей
со старого абрикоса над их скамейкой, может, там, где они, такие и не растут…»
Все рассказанное —
чистые враки, — убеждал читателей своих первых книг
Александр Блинов. А они тотчас узнавали в героях себя. Теперь же автор
настаивает на исключительной правдивости историй и обыкновенности героев: елка
как елка, курица как курица, детство как детство… И
дети как дети, взрослые как взрослые, старики как старики. Старики сидят на
лавочке и вспоминают молодость, дети смотрят на облака, взрослые — все больше
себе под ноги (бывают исключения — им дарована способность витать
в облаках, но при этом замечать и ценить все «мелочи» жизни, и похоже,
Александр Блинов из этих редких счастливчиков). А так — что
ж, люди как люди: ведут разговоры на кухне,
читают книги, возятся в огороде, посещают консерваторию, смеются и
плачут, работают дальнобойщиками, полицейскими и учителями, находят и теряют
друзей, болеют ангиной, собирают магнитики, пьют чай с сахаром, смотрят
телевизор…
Но люди здесь все-таки
если не массовка, то уж точно на вторых ролях. Облако,
Шерстяная Собака, Муха, Пони, Дерево, Ворона — это не прозвища
станичников, это самые настоящие
влюбленное (страшно влюбчивое) Облако, Шерстяная Собака, которая умеет вязать
на спицах, Муха, которая жужжит на лучших сценах мира си-бемольный Концерт
Шопена с вариациями, Пони Агриппина, которая мечтает
стать длинноногой лошадью и выступать в цирке, увешанное мандаринами местное
Дерево, которое только что прилетело из китайской провинции Ляу
Джи, и старая Ворона, которая тянется к людям.
Сюжеты и впрямь
вырастают из «сора» обыденных ситуаций и прописных истин, зацепившихся в
подсознании:
курица не птица —
услыхав однажды нежный, пронзительный и скрипучий крик чайки, курица рвется в
небо;
собак водят на вязку —
Александр Блинов посвящает книгу своей собаке, «ушастой суке дратхаар, которая больше всего на свете любит фрикадельки и
слушать сказки», и дарит одной из собак, живущих в этой книге, способность
вязать из шерсти все на свете: даже живых людей и настоящий мобильник — уютней
разговаривать;
брань (лай) на вороту не виснет —
еще одна собака как собака, брехливая дворняга, вдруг
онемела: ее лай повис на ветке, высоко, не дотянуться;
эту песню не задушишь,
не убьешь — мадагаскарская жаба,
проглотив певчую муху, исполняет ее репертуар;
почему деревья не
летают? — так если очень хочется, а корни поднатужатся и ветки будут дружно махать, то почему бы и не
полететь…
Взрослый мальчик Саша
раскладывает перед своими героями веер возможностей побыть кем-то другим и
каким-то другим — может быть, даже самим собой, только обязательно красивее и
лучше. И отыскивает эти возможности в нашей повседневной жизни. Удается тем,
кто способен влезть в чужую шкуру и не
боится, что его сочтут чудаковатым и даже чокнутым,
кем движут любопытство (узнать, побывать, попробовать, увидеть),
самоотверженное стремление помочь и любовь. (Между прочим, понятие «другой» —
опорная точка современной философии.) В мире людей странствующее Дерево было бы
Федором Конюховым; Шерстяная Собака, которая вяжет
всеми забытой старухе ее детей и внуков, наполняя дом теплом и будничной
суетой, — Матерью Терезой; ну а курица Чайка, та вообще несет всем, кому нужно
по жизненным показаниям, яйца покруче, чем в
знаменитой аукционной коллекции ювелиров Фаберже.
Герои этой книги
Александра Блинова не сироты, при желании у них
отыщется и литературная родня.
У собаки, мечтающей
выступать в цирке, — Каштанка.
У оперной дивы Мухи —
Муха-Цокотуха.
У
сорвавшегося в Африку дерева — обитатели толкиеновского
Леса Фангорна (большинство из них — просто деревья,
некоторые — почти совсем одеревенели и едва шепчут, а кое-кто стал энтами, рискнувшими отправиться в путь, чтобы сразиться с
посланцами мрачного Мордора).
У Вороны… Если исключить воронов — начиная от доброго
болтливого помощника Герды из «Снежной королевы» и кончая загадочной, со
старинными, каменными глазами птицей,
одиноко парящей в ранних зимних сумерках сказки Сергея Козлова, — то припомнится
прежде всего ворона из рассказа Валентина Распутина. А может, это вообще та же
самая ворона — они ведь живут долго, и гнездо за жизнь свито не одно. Птенцы
оперились и упорхнули, вот она и решила на старости лет перебраться с
байкальского берега в столицу и в рассказ Александра Блинова.
И принесла с собой тоску по родной душе, осознание хрупкости счастья и острое
чувство непоправимости нашего невнимания к тем, кого мы любим…
Но это родство только
подчеркивает их очевидную «штучность».
…Подарки розданы.
«Передохну чуток, отопру
калитку, мы вытащим из саманной кухни под навес старой беседки столы, стулья,
рассядемся и будем ждать, когда засвистит чайник, и наперебой рассказывать,
кричать и размахивать руками…
— Сань, ты что ли?!. — кричит <соседка> Лида из-за штакетника. — Вот и
молодец, заждались… На-ка,
угостись, — и протягивает мне миску с горячей картошкой.
— Спасибо! — я
осторожно переношу миску через забор. Рассыпчатые картофелины пересыпаны
укропом и политы густым ароматным подсолнечным маслом.
— Вкуснющая…
— улыбаюсь я.
— Вот и ешьте! —
смеется Лида. — С приездом! Обустроишься, заходи!»
И тебя захлестывает
неудержимое желание сидеть вместе с ними за этим столом, размахивать руками,
слушать и рассказывать о своем — они поймут.
Какие там эльфы,
вампиры, зазеркалье и космические баттлы…
Мир,
где сбываются мечты, где все наши самые любимые и родные, ушедшие на Небо, сидят на радуге, присматривают за нами, но,
хоть и соскучились, к себе не торопят, где люди, звери, деревья и звезды
говорят на одном языке и где огромные желтые подсолнухи, которыми засажены поля
до горизонта, разом задирают тяжелые налитые головы навстречу солнцу.
Обыкновенное чудо
жизни.