Опубликовано в журнале Дружба Народов, номер 10, 2017
Михаил Земсков, прозаик (г.Алма-Ата)
В прошлом году
Казахстан (как и все остальные республики бывшего
СССР) праздновал 25-летие независимости. Для социологов
наверное было бы интересно сравнить стиль, обстоятельства, протокол и бюджет
празднований в разных странах, объединенных когда-то коммунистической системой
— все это могло бы дать в чем-то характерный материал о том, в какую сторону
теперь несет каждое новообразовавшееся государство центробежная сила от геополитического
взрыва четвертьвековой давности. В Казахстане День
независимости отмечался широко и пышно. При этом президент и во время
праздничных речей, и при других удобных обстоятельствах в течение юбилейного
года не раз высказался в том духе, что Казахстан не стремился к выходу из СССР
и был одной из последних республик, объявивших о своей независимости. Иногда в
этих словах сквозила чуть ли не ностальгия по
Советскому Союзу. Эта некая двойственность, на мой взгляд, характеризует
в том числе и политику Казахстана по отношению к «Русскому миру»,
воспринимаемому здесь в первую очередь, как наследие идеологии Советского
Союза, а не как понятие культуры и социологии. На официальном уровне
максимально декларируется, что государственная независимость — главное
достижение Казахстана за последние десятилетия. Но одновременно с этим в
повседневной коммуникации от власти время от времени проводится линия, что
Россия — главный друг и партнер, и вроде как и при
Советском Союзе было неплохо. Недаром в последнее время все больше
возвеличивается личность Динмухамеда Кунаева — последнего первого секретаря ЦК Компартии
Казахстана и друга Леонида Брежнева. Динмухамед Кунаев на самом деле много сделал для республики, и
инициатива эта идет даже в большей степени «снизу», чем «сверху» — недавно,
например, в фэйсбуке начался сбор подписей за
присвоение алма-атинскому аэропорту его имени.
Как следствие,
государственная политика в сфере русского языка — по крайней мере, в
сравнении со многими другими странами бывшего СССР — вполне толерантная.
Русский язык — не государственный язык, но его статус, прописанный в
конституции как «язык межнационального общения», почти приравнен к государственному. По данным переписи 2009 года на русском
языке свободно писали и читали более 84%, а понимали русскую устную речь более
94% населения Казахстана (причем для казахского языка эти цифры значительно
меньше — 62% и 74% соответственно). В то же время соотношение русскоговорящего и казахскоговорящего
населения, соотношение количества русских и казахских школ и объема обучения в
институтах на русском и на казахском неуклонно меняется в сторону сокращения
использования русского языка и расширения использования казахского.
Особенно это характерно для вузов, в первую очередь по той объективной причине,
что многие русскоязычные (не только русские, но и казахи, корейцы, уйгуры и
др.) выпускники школ предпочитают получить высшее образование в России или за
рубежом. Одновременно с этим в вузы Казахстана поступает много оралманов (казахов, вернувшихся на историческую родину
из-за рубежа — из Китая, Монголии и др. — по госпрограмме переселения и не
владеющих русским языком). Поэтому в перспективе постепенное утрачивание
русского языка в Казахстане (которое пока почти незаметно), на мой взгляд,
неизбежно.
Стоит сказать еще об
одной государственной программе, принятой несколько лет назад правительством —
программе «Триединства языков», согласно которой в будущем все жители
Казахстана должны будут владеть тремя языками — казахским, русским и
английским. Поставленные правительством задачи весьма амбициозны
— уже к 2020 году казахским языком должны владеть 95% населения, русским — 90%
населения, английским — 20% населения. Но кажется, что
кроме правительства в осуществление этих планов мало кто верит. Да и к методике
реализации этой программы, подразумевающей переход на школьное обучение на трех
языках уже в ближайшие два-три года, много вопросов — в первую очередь в том,
что для этого катастрофически не хватает квалифицированных кадров.
В плане городской
культуры ситуация сильно зависит от региона. На юге и
западе Казахстана с преобладающим казахскоязычным
населением турист-россиянин наверняка будет чувствовать себя как за рубежом.
Иногда и переводчик потребуется. Но на севере, востоке, в центральном
Казахстане и в обеих столицах — Астане и Алма-Ате — тот же самый российский турист скорее всего будет чувствовать себя вполне как дома,
ну или, допустим, как в какой-нибудь национальной республике России —
Татарстане или Башкортостане. Большинство рекламных плакатов, вывесок,
объявлений — на русском языке. В газетных киосках более 80% газет и журналов —
на русском языке. В книжных магазинах более 90% книг — российских издательств. В кинотеатрах 99% сеансов — на русском языке.
У большинства жителей, в гостиницах, учреждениях — кабельное или спутниковое
телевидение, и более 90% телеканалов — российские или
на русском языке. Один мой знакомый, вернувшись из Казани,
утверждал, что Алма-Ата — более «русский» город, чем столица Татарстана.
Возмущение казахстанских национал-патриотов (впрочем,
не только их) по поводу засилья российского культурного и политического влияния
вполне можно понять. Но это возмущение остается только возмущением, и за последние лет 10-15 ситуация мало изменилась. При этом в
сфере культуры такая экспансия в большей степени затрагивает живущих в
Казахстане русскоязычных писателей и кинематографистов — по той причине, что ни
казахстанский книгоиздательский бизнес, ни киноиндустрия не могут конкурировать
с российскими по уровню инвестиций, рекламных бюджетов
и развитию системы распространения.
В литературе
это ощущается особенно остро — казахстанские издательства просто «задавлены» российскими, и если в начале 90-х еще существовали
коммерчески успешные или хотя бы самоокупаемые издательства, то сейчас таких
нет (исключение составляют издательства, работающие с детской и учебной
литературой). Поэтому казахстанскому русскоязычному писателю для того, чтобы
быть услышанным казахстанским читателем, нужно сначала издать книгу в России, а
потом из России она уже, дай Бог, доберется до казахстанских книжных полок.
Альтернативным вариантом остается самиздат. Периодически в Казахстане выходят
книги, изданные за счет автора или за счет спонсорской поддержки, но без
необходимой информационной поддержки и системы распространения, обеспечиваемой
издательством, они обычно теряются в потоке других изданий и расходятся (если
расходятся) мизерными тиражами. В таких условиях вопрос для казахстанского
писателя «где и кто мой читатель» является актуальным и довольно
болезненным. С другой стороны, нужно сказать, что казахстанский читатель и
современную российскую литературу сейчас читает и знает гораздо хуже, чем
двадцать-тридцать лет назад. Широко известными можно назвать лишь 5-10 имен:
Пелевин, Улицкая, Акунин, Лукьяненко, Донцова и т.п. Книги же, например, Прилепина, Шишкина, Водолазкина,
Павлова, Юзефовича, Иличевского, Сенчина,
вызывавшие резонанс и отклик в России в последнее десятилетие, в Казахстане
остались почти незаметными. Можно сказать, что здесь современная российская
литература не выдерживает конкуренции с современной зарубежной литературой — и
европейской, и американской, и японской, — а также с русской классикой.
Страницы форумов и блогов «Что почитать» в «казнете»
изобилуют иностранными именами и с детства неизменным
рядом Пушкин-Гоголь-Толстой-Чехов-Достоевский, плюс несколько русских авторов
из XX века.
Классическая русская
литература почитается и на государственном уровне. Ежегодные
мероприятия в день рождения Пушкина — традиционны. Улицы Пушкина, Гоголя,
Толстого, Чехова, Достоевского, Шолохова и иже с ними после вихря
переименований в Алма-Ате и Астане в конце 90-х — начале 00-х остались при
своих именах. С памятниками русским писателям, по крайней мере, в Алма-Ате — похуже.
До недавнего времени их было три, причем два из них — Пушкину и Шевченко — были
установлены уже в период независимости, в 1999-м и 2000-м гг. (в советское
время существовал только один памятник — Горькому). Но не так давно памятник
Горькому исчез из центрального парка культуры и отдыха, носившего в советское
время его же имя, но ныне переданному в частные руки. Позднее он был обнаружен
на «аллее памятников советской эпохи» в другом парке, рядом с Лениным и Калининым.
За последние два
десятилетия в Казахстане появилось несколько новых интересных писателей,
пишущих на русском, хотя их не так много. Некоторые из них объединились
вокруг Открытой литературной школы Алматы, некоторые — наладили связи с
российскими литературными кругами и «толстыми» литературными журналами. Кто-то
варится в собственном соку, и потом возникает «неожиданно из
ниоткуда» с каким-нибудь интересным произведением (так появились, например,
Эльдар Саттаров с «Транзит Сайгон-Алматы» и Сабыр Каирханов с «Синхро»). Но практически никто из них не имеет связей с казахскоязычной литературой и не особо представляет, что в
ней происходит. Эти две литературы в настоящее время существуют в параллельных,
почти не пересекающихся, мирах. Главным образом из-за проблем с переводом.
Книги на казахском почти не переводятся на русский, а книги на русском —
соответственно, на
казахский. Переводчиков — единицы, и это, по сути, энтузиасты, работающие за
мизерную оплату или вообще без нее. Определенные небольшие сдвиги в этой
ситуации, кажется, в последнее время наметились: государство объявило о планах
финансирования литературных переводов, постепенно налаживаются какие-то связи,
но пока все идет очень медленно и сложно.
Что касается
произведений казахстанских русскоязычных авторов — вопрос, являются ли они
русской литературой или литературой на русском — сейчас уже, наверное,
повод для дискуссии. С одной стороны, некоторые книги находят признание в
России, даже получают там премии, причем не только «Русскую премию»,
ориентированную на литературу вне пределов России. Их читатели
скорее всего даже не обратят внимание, кто по национальности и откуда автор
(тем более, что некоторые евразийские имена универсальны и могут предполагать
широкую географию происхождения — Аделия Амраева, Эльдар Саттаров, Заир Асим…). В других текстах явно можно разглядеть влияние и
традиции уже не русской прозы, а, например, американской или европейской — что
закономерно, учитывая вышеприведенное наблюдение о вытеснении в читательских
предпочтениях современной русской литературы литературой зарубежной. Да и темы,
связанные с проблемой самоидентификации в новом мире — то ли все еще «своем»,
то ли уже «чужом», то ли становящимся «чужим» постепенно и почти незаметно,
или, наоборот, при обнаружении, что историческая родина стала «чужой» —
довольно часто встречаются в произведениях молодых казахстанских писателей. Сказать, что нынешнее поколение двадцатилетних-тридцатилетних в
Казахстане воспитывалось в традициях русской культуры, «русского мира» —
несмотря на вышеописанное довлеющие значение оной в большинстве регионов страны
— пожалуй, уже нельзя.
По поводу ориентации на
другие политические и культурные центры, в 90-е годы в
Казахстане была предпринята попытка сближения с Турцией и обсуждения идей
пантюркизма. На улицах появились донерные, на
телеканалах — турецкие сериалы, в казахстанскую экономику пришли турецкие
компании, в образование — турецкие школы и лицеи. Но уже в нулевых
энтузиазм по этому поводу стих. На мой взгляд, для идеи единого «тюркского
мира» в Казахстане не оказалось необходимой почвы и поддержки.
Нельзя однозначно
ответить на вопрос «русскоязычные» для представителей «титульной нации» —
сограждане или «пятая колонна»? По той простой причине, что само общество
«титульной нации» трудно назвать цельным. Наверное, около 20% процентов
казахского населения можно причислить к «национал-патриотам», среди которых
русские действительно воспринимаются как оккупанты или «пятая колонна», и
отношение к ним варьируется от враждебного до
снисходительно терпимого. Но на другом полюсе примерно те же 20% так называемых
«обрусевших» казахов, воспитанных в традициях русской/европейской культуры,
плохо владеющих или совсем не владеющих казахским языком и состоящих в
оппозиции к «национал-патриотам». При этом их нельзя
назвать «пророссийской» силой — многие из них придерживаются либеральных
политических позиций и не в восторге от государственного курса современной
России. Между этими полюсами — центристское большинство, которое может в чем-то
склонятся к «национал-патриотам», в чем-то — к «европейцам».
Ну и кроме этого важно учитывать, что кроме казахов и русских в Казахстане
проживают большие диаспоры других азиатских и европейских национальностей —
корейцев, уйгуров, татар, узбеков, украинцев, немцев, дунган и т.д. Некоторые
из них по образу жизни и менталитету ближе к русским, некоторые — к казахам.
Государство периодически (хотя и осторожно) продвигает идею создания единой
нации и сплава этносов. Например, широко распространено высказывание известного
казахстанского боксера Геннадия Головкина: «Мой отец — русский, мама —
кореянка, а я — казах». Время от времени в СМИ и в соцсетях
возникают кампании по популяризации смешанных браков. Не всегда понятно
происхождение таких кампаний — идет ли инициатива «снизу» или «сверху», но в
основном они находят отклик и поддержку в обществе.