Опубликовано в журнале Дружба Народов, номер 10, 2017
В
год столетнего юбилея Великой русской революции мы предложили известным
прозаикам, поэтам, публицистам ответить на два вопроса:
1. Вы
в 1917 году в центре водоворота противоборствующих сил в любой из дней по вашему
выбору, в любой из драматических исторических моментов. С кем вы? В какой вы
партии, группе, дружине? Кого защищаете и против кого выступаете? Каким хотите
видеть будущее России? И главное — почему? Как вы объясняете свой выбор?
2.
Вы в 1917 году в любой из решающих исторических моментов и у вас есть
возможность влиять на развитие событий и направлять их, как вам
заблагорассудится. Как бы вы изменили историю? Какой избрали бы социальный
строй? По какому пути пошла бы Россия?
______________________
Алексей Торк (Алишер Ниязов) родился в 1970 году в Таджикистане. Работал в
таджикских СМИ. С 1996 г. — корреспондент ИТАР—ТАСС в Киргизии, корреспондент агентства
РИА Новости в Киргизии и Казахстане. Освещал
военные конфликты в Таджикистане и на юге
Киргизии. Лауреат Русской премии—2010 (первая премия) за произведения, опубликованные
в «ДН». Живет в Бишкеке.
Чтобы максимально честно
(прежде всего, самому себе) ответить на вопрос, за кого бы я был в 1917-м, мне стоит
ответить на другой вопрос: «Против чего я был бы в 1917-м?».
Я был бы резко против странного,
удушающего симбиотического государства, в котором к августу 14-го пороки сословного
дворянско-аристократического общества в неимоверной концентрации смешались с пороками
новорожденного русского капитализма, видимо, из-за исконной русской особенности
— доходить до пределов и в добре, и в зле.
Я
был бы резко против безнадежной подражательности русской жизни с ее гоголевскими
«иностранцами василиями федоровыми»,
с ее полной внешне-экономической зависимостью, с ее подсмотренной
у Киплинга «миссией белого человека», что оборачивалось прямыми преступлениями в
среднеазиатских колониях, а также новыми колониальными войнами, последняя из которых
(война за проливы) закончилось чудовищной бойней для русского крестьянства, составлявшего
основу армии.
Я был бы глубоко уязвлен
тем непреложным для меня фактом, что к августу 14-го Россия, задуманная Богом как Царство правды,
стала витриной мировой несправедливости с ее, российской, «освященной» нищетой,
с ее «правом рубля» и одновременно «правом крови».
Разумеется, ставя перед
собой все эти вопросы, я был бы настроен на радикальное их решение: эта Россия,
существующая как «Растеряева улица» Глеба Успенского, должна обновиться коренным
образом. Я исходил бы из того, в чем убежден и сейчас, окидывая взглядом всю российскую
историю: в России или делается все сразу, или не делается ничего.
Восприняв Февральскую революцию не очистительным
генеральным сломом, не революцией, а хитроумной сменой элит (чем она и являлась),
я бы не принял и ее производные части — Временное правительство и Учредительное
собрание, а равно и политические силы, поддерживающие УС и войну.
Таким образом, путем обычного
исключения я бы неизбежно пришел к большевикам с их намерением провести генеральную
уборку, с их очень русским — самым русским мотивом: сделать
хорошо не только себе, но и соседу, и всему миру…
Пожалел бы я об этом в 20—30-е
годы?.. Я был бы физически сокрушен, психологически придавлен чудовищными жертвами
среди крестьянства, поточными расстрелами «оппозиционеров» 30-х и неизбежно оказался
бы в рядах оппозиции. Со всеми вытекающими
последствиями. То есть как минимум сел бы, без сомнения. Но — пожалел бы?.. Мне
невероятно сложно ответить на этот вопрос…
Думаю, что мое объяснение
самому себе звучало бы так: разве христианство не прошло через войны, через инквизицию,
через многие свои неправды (исторические, не канонические)? Разве кровь и страдания
не сопровождали начальную деятельность Петра Великого? Владимира Крестителя? Где-нибудь
в Воркуте я бы думал (хочу верить, что я бы думал), что окружающее меня в сталинской
России кровавое свирепство, как бы то ни было, имеет, возможно, свою цену. Эта цена
— будущее очищение человечества от исторического зла. Так бы я верил. А сейчас,
зная последствия, уже не верю, а убежден: так и произошло.
Мало кто понимает, что обещанная в России в 1917-м мировая революция — свершилась.
Те Европа и Америка, описанные Диккенсом, Золя и Стейнбеком, — они закончились благодаря
русской революции, русско-советской победе 1945-го. Запад — кастовый, колониальный,
холодносердый — покрылся трещинами и немедленно рухнул
из-за тектоники 1917 года.
Я очень люблю современную Европу — горячую, кающуюся,
по-европейски деятельную в исправлении ошибок прошлого, иногда перегибающую в этом
(потому что горяча и идейна), Европу социально ориентированную, ту Европу, которую
кто-то по недоразумению считает вялой и безыдейной. Она активна как никогда.
Но в основе всего этого
— и русская, российская кровь.
Западу и бывшим колониальным
странам, думаю, стоило бы разместить на иных своих площадях, где гуляют красивые
ухоженные люди, мемориальные комплексы, посвященные этой российской жертве.