Опубликовано в журнале Дружба Народов, номер 1, 2017
Писатель и читатель в мире, потерявшем будущее
Литературные итоги 2016 года
Мы
предложили участникам заочного «круглого стола» три вопроса для обсуждения:
1. Каковы
для вас главные события (в смысле — тексты, любых жанров и объемов) и тенденции
2016 года?
2. Удалось
ли прочитать кого-то из писателей «ближнего» зарубежья?
3. Наиболее
интересные книги и новые тенденции в жанре нонфикшн.
__________________
Елена Сафронова, литературный
критик, публицист (г.Рязань)
1.
Для литературного критика событиями становятся все книги: и те, с которыми ему
довелось иметь дело как рецензенту, и те, которые он «просто» прочел. Правда,
коллеги меня поймут — чтение не ради рецензирования выпадает нам не так часто.
Начну с книг, которые мне довелось обозревать в уходящем году.
Безусловным
событием для меня стало открытие феномена писателя Эдуарда Веркина,
знакомство с комплексом его книг, по итогам чего я написала обзорную статью
«Настоящие приключения Эдуарда Веркина». Веркин, конечно, не новичок в литературе: он творит уже
давно, а его книга «Облачный полк» стала финалистом и лауреатом ряда престижных
литературных премий. С «Облачного полка» я и начала чтение книг Веркина. И этим романом (многие читатели почему-то в отзывах
окрестили «Облачный полк» повестью, не согласна — это
полноценный роман, удивительно точно и художественно достоверно сочетающий
правду о Великой Отечественной войне и правду характеров) настолько увлеклась,
что прочитала несколько книг автора. Включая роман 2016 года «ЧЯП».
Отечественная литература нынче, на мой взгляд, бедна книгами для детей и
подростков и про детей и подростков, несмотря на формальное изобилие в книжных
магазинах фэнтези для юношества и детских сочинений.
Приглядевшись к детскому ассортименту, понимаешь: в основном это переиздания
советской детской классики, книг, на которых выросло не одно поколение. Проза
Эдуарда Веркина продолжает традиции лучших советских
книг для детей и о детях, ибо удачно сочетает увлекательность, великолепную
литературную составляющую и умелую постановку перед читателями вопросов — то
вечных, гуманистических, то остросоциальных, злободневных.
Событием
этого года стал для меня также роман Елены Крюковой «Солдат и Царь», лауреат
ряда международных литературных премий и золотой дипломант Седьмого
Международного славянского литературного форума «Золотой Витязь». Это творческая
попытка переосмысления революции 1917 года и падения монархии в России.
Несмотря на многочисленные ранее созданные книги на эту тему, полностью ни раскрыть,
ни объяснить, ни дать полномерную оценку грандиозному историческому событию, на
пороге столетнего юбилея которого мы стоим, писатели пока еще не смогли.
Роман-эпопея Крюковой, на мой взгляд, вносит щедрую лепту в литературное
понимание тех исторических потрясений.
Так
совпало, что вектор моего чтения в 2016 году был направлен на литературу
историческую, ориентированную в прошлое, а не в настоящее. С некоторой натяжкой
можно назвать историческим сочинением и «Путешествие из Конотопа в Москву. Мемуары
поручика Ржевского», вышедшие в «Эксмо». Но это мистификация,
а не историческое открытие, чего не скрывает автор книги, предстающий в ней как
составитель и публикатор Е.Н. Элемент мистификации в этих «мемуарах» подавляет
все прочие мотивы автора, и это снизило мне интерес от чтения. А вот книга
Бориса Акунина «Нечеховская интеллигенция»,
скомпонованная из записей в его блоге «Любовь к
истории», также в массе своей ретроспективных, произвела приятное впечатление
серьезной, практически научно-экспериментальной попыткой определить природу
интеллигенции.
Также
среди моих «событий» 2016 года были толстожурнальные
публикации: повесть Славы Сергеева «Гнев» в 1-м номере «Знамени» — снова
историческая реминисценция на тему Большого террора 1937-1938 годов, повесть,
породившая сочувственный отклик. Повесть Антона Ратникова
«На районе» рисует картины рождения новой, капиталистической жизни в России на
примере одного ее
«района» — но тому, кто был очевидцем этого процесса, повесть не так любопытна.
Отмечу
тенденцию уходящего года: художественной литературы, «углубленной» в историю,
выходит все больше. Над этой тенденцией не властно даже сужение книжного рынка
России, которое началось в кризис 2008 года и до сих пор, увы, продолжается. Значит ли сей факт, что российские писатели чувствуют настоятельную
потребность осмыслить прошлое — от личного пережитого до глобальной картины?
Поживем — увидим.
2.
Такой цели я себе не ставила, но, пока была одним из членов жюри Международного
литературного конкурса имени А.И.Куприна, я прочитала порядка пятисот
рукописей. Безусловно, среди них были и произведения авторов из ближнего зарубежья.
Уровень произведений, подаваемых на этот конкурс, вырос буквально на глазах: по
сравнению с 2015 годом конкурсный подбор рукописей превратился в состязание профессиональных
авторов. Приходится читать авторов ближнего зарубежья и в специфической сфере
литературной критики: на семинар критики Союза писателей Москвы подала обзор
литературы для детей обозревательница из Беларуси Наталья Медведь. Правда, в
поле ее зрения в основном книги европейских писателей… Боюсь,
это проявление той же тенденции, о которой я говорила в связи с прозой Веркина: в России и Беларуси для детей пишется книг и много
— и мало.
3.
Что касается нон-фикшна, первая и очевидная тенденция
— расширение сегмента нехудожественной литературы на отечественном книжном
рынке. Конечно, в торговый ассортимент входят и научно-популярные книги, и
различная справочная либо просветительская литература, и травелоги.
Кстати, отмечу растущую популярность направления травелога.
В этом поле мне пришлась по душе книга Екатерины Рождественской «Мои случайные
страны», сочетающая писательскую непосред-ственность
с богатой фактографией и зоркой наблюдательностью. Но травелоги
— это лишь составная часть многоликого нон-фикшна, причем не всегда подобная «прикладная»
литература удовлетворяет цели и смыслу нон-фикшна.
Мне близко определение нон-фикшна как «литературы,
содержащей в себе все признаки художественности — за вычетом вымысла», данное
критиком Сергеем Чуприниным. Образец такого
высокохудожественного нон-фикшна для меня — «Зимняя
дорога» Леонида Юзефовича, «Национальный бестселлер» 2016 года и один из
претендентов на «Большую книгу» этого года. В целом в нон-фикшне
проявляются те же тенденции, что и в «фикшне»: для
него характерна тяга к истории, к семейной саге, к выявлению некоей «связи
времен». Некоторые специалисты считают, что это общемировые тренды, а не
особенности только российской литературы.
Как критика меня всегда радует издание критических книг, и
здесь похвалю издательскую серию «Лидеры мнений» издательства «Рипол-Классик», специально созданную «под» выпуск
критических статей. На сегодня в этой серии уже четыре книги: Евгения Лесина,
Льва Данилкина, Валерии Пустовой
и Сергея Чупринина; как говорится, дай Бог не последние,
чтобы вышли в серии и другие имена. Вероятно, издание критики — еще одно
проявление интереса нашей литературы к размышлению, к осмыслению мира и своего
места в нем. В декабре 2016 года вышел сборник «молодой критики» «Целились и
попали», составленный Валерией Пустовой и Еленой
Сафроновой. Так что к формированию текущего облика нон-фикшна
ваша покорная слуга тоже руку приложила.