Опубликовано в журнале Дружба Народов, номер 9, 2016
Александр Евсюков родился в 1982 году в городе Щёкино
Тульской области. Выпускник Литинститута 2007 года. Публикации в журналах
«Дружба народов», «День и ночь», «Homo Legens», «Вайнах» (Грозный),
«Бельские просторы», «Звезда Востока» (Ташкент) и др. Участник Форумов молодых писателей России.
Победитель российско-итальянской премии «Радуга» (2016). Проза переведена на
итальянский язык.
На корейской
границе
I
—
Слушай, — говорила ему бабушка шепотом, — как снег идет…
Веня
жмурил узкие глаза и, засунув пальцы под шапку, как мог
оттопыривал свои круглые уши. Было очень тихо. Только в глубине дома за двумя
дверями утробно гудел холодильник. Легонько щекоча запястья пухом, колыхались
повисшие варежки. А резинка, пришитая к ним, напряженно вытянулась по спине.
Чувствуя ожидающий бабушкин взгляд, Веня сглотнул и
задержал дыхание… Тонкий электрический треск сопровождал шаги. Такие
вкрадчивые, мягче кошачьих.
—
Слышу-у-у, — распахнув глаза, восторженно закивал
Веня. — Снег пришел!
Бабушка
облегченно улыбнулась и, выудив «беломорину» из
кармана фартука, сладко затянулась через мундштук. Иногда она вдруг забывалась
и курила при внуке. Бабушка пристрастилась к крепким папиросам с молодых лет,
но стыдилась этой напасти и, как могла, ее ото всех скрывала. Веня думал, что
это напрасно — курила она изящно, как в кино, плавными взмахами ладони отводя
дым в сторону от него, — но никому бабушку не сдавал.
Она
поправила ему шарф, сама натянула варежки, убедилась, что внук не забыл ничего
нужного.
—
Ну, все. Дуй, пока светло.
Веня
поднял руки и, крепко обхватив ее поясницу, блаженно замер на несколько секунд.
Потом
развернулся и сбежал вниз по скрипящим ступеням.
* * *
…странный
этот ребенок в драповом пальто. Брел по дворам, как увалень. А затем, на
тропинке у безлюдного пустыря, раскинув по сторонам портфель и мешок со сменной
обувью, кружился, прыгал и ловил снежинки на язык.
II
—
Эй, Веник!..
Он
резко обернулся на голос. Это «погоняло» никогда ему не нравилось.
—
Ты — за кого?
Сегодня
— пятница. И, значит, пустырю за гаражами предстояла очередная битва в извечной
войне между кордонами и корейцами. Здесь, на условном рубеже
между ПГТ Орейский и городским поселением Кордонный, после множества мелких стычек сходились две
ватаги с подручными орудиями или без них и устраивали месиловку.
В
этот раз кордоны заняли обледенелое полукружье на теневом склоне. Корейцы
чавкали ботинками в грязи напротив них. Чуть ниже, разделяя противников, бурлил
узкий весенний ручей.
—
К нам. У нас живет! — загудели одни.
—
А к нам через день ходит! — тут же завопили другие.
Веня
поднял руку и дождался шаткой тишины.
—
Я — за всех. Почему выбирать надо?.. У меня бабушка в Корейском,
а сам я здесь. Что мне — бросить ее? Пацанов всех
знаю. Что нам делить?.. С кем?
Пацаны заозирались.
Четверо со склона подались в сторону. Побоище грозило сорваться.
—
Вали, ссыкло узкоглазое, — гневно сплюнув, встряхнул
рыжей шевелюрой Демид, один из старшИх
кордонов. — Сю-уда-а-а! Па-анеслась!..
Надсадный
рев. Топот. И грязью чавкают.
Так
вот, значит!.. Веня метнулся зигзагом, уклоняясь, рухнул на четвереньки,
вкатился среди множества ног в самую буйную их гущу.
Он.
Рядом.
Выпрыгнул
и вцепился сбоку в рыжие космы. Сжав зубы, принял удар
тяжеленной ременной бляхой поперек спины и потянул старшого
за собой. Демид, заваливаясь, молотил кулаками
воздух.
Веня,
нагнув ему голову ладонями, приложил об лед.
—
Веник Демиду жопу дерет! —
пронеслось над свалкой.
Кажется,
они одни не слышали этого.
—
Как?! Меня?! Зовут?! — завернув руку Демида ему за
спину, он с хрустом задрал ее к верху лопаток.
—
ВЕНЯ! — извиваясь, прохрипел тот.
Веня
выпустил побелевшую руку и слез с Демидовой спины.
* * *
…в
спину стукнул шальной камень — он не обернулся.
Пошатываясь,
уходил, чувствуя на себе долгий сверлящий взгляд.
III
—
СТОЯТЬ!
Веня
не сделал и трех шагов в узком проулке между казармой и котельной, как над ним,
перекрыв полосу солнечного света, навис Гиря — зам. начальника заставы капитан
Гирей.
Рядовой
поднял руку, отдавая честь. Мгновение они смотрели в глаза друг другу, как бы
оценивая. В глазах у Гири мелькнул азарт. Последовала излюбленная комбинация:
ложный замах слева и стремительный нырок правой снизу.
Веня
помнил, как уверенно капитан вышиб из него дух при первой такой внезапной
проверке, сразу после учебки. «Дух из духа» — схохмил тогда кто-то. На этот раз
Веня успел уклониться с полуразворотом и ускользнуть
от огромного капитанского кулака, даже не опустив свою приветствующую руку.
—
Молодцом, рядовой! — уважительно кивнул Гиря. — На дембеле
махач будет — не пропадешь уже. Вольно!
—
И раньше не пропадал, товарищ капитан.
—
Раньше ты бойцом не был. Пойдем, прогуляемся!
Неожиданно
как-то. Хотя, говорили, с ним бывает.
Капитан
повернулся. Рядовой пошел следом.
* * *
Проскользнули
в лаз, чтобы на КПП не светиться. И вышли сюда, к излучине Тумангана1 .
Мошки
было меньше, чем обычно — сбило утренним ветром.
—
Будешь? — Гиря протянул ему фляжку.
Веня
отрицательно мотнул головой.
—
Хлебни чутка. Приказ!
Веня
отхлебнул. «Ох, крепка!», — но вида он не подал.
Вернул фляжку капитану.
Они
присели на отполированную водой корягу, и капитан заговорил, глядя вдаль:
—
Это и есть — корейская граница. Самая короткая из всех. Ты бы у них, пожалуй,
сошел за своего. — Гирей скосил взгляд на Веню: —
Издалека сошел бы, только слишком длинный. Здешний разлив ты видел. Мы в
низине, и заливает всегда нашу сторону. И каждый раз мы отступаем, отходим, а
они там стоят себе на месте и смотрят.
—
Потом-то возвращаемся.
—
Ага. Возвращаемся и сидим. Мне здесь куковать еще долго, на этой моей границе.
— Капитан сделал несколько крупных глотков. — А ты скоро свалишь. Но тебя она
настигнет уже там.
Наверное,
капитан сам себе казался пророком. Или просто знал, что такой вот вечер
обязательно запомнится этому дембельку.
Веня
пожал плечами.
—
У тебя баба-то есть? — вдруг спросил Гирей.
—
Не встретил пока.
—
Как встретишь — гляди за ней в оба…
* * *
…в
бинокль — с того берега — они казались мирными осоловевшими рыбаками, которые
ненадолго позабыли о сетях и удочках.
IV
—
Урод! — блондинка Нина рыдала на скамейке, уткнувшись
в Веню. — Уро-о-од!
Она то сжимала кулаки, то бессильно
обмякала. Тушь давно размазалась на пол-лица. Слезы промочили Венин рукав.
—
Ты видел его с этими?.. Видел?..
Веня
видел, и не в первый раз, но раньше она бы не поверила ни ему, никому.
Пробормотал
в ответ что-то невнятное.
И
вдруг? Нет. Показалось. Ослышался. Такого просто не могло быть.
—
Ко мне? — не веря, переспросил он.
—
К тебе. — У нее был гордый и одновременно какой-то жалкий взгляд. — Только
возьми вина. И сыра, и шоколада. И пойдем уже, а то скоро дождь будет.
Они
встали. Она впервые прильнула к его руке и пошла рядом. Веня с трудом
удерживался, чтобы не задрожать.
Она
осталась ждать под фонарным столбом, а он заказывал и привередливо отбирал все
лучшее в попутном круглосуточном «гадюшнике».
* * *
—
Ты один здесь живешь?
—
Ага. Наследство.
Они
провели вместе почти сутки. Отдышавшись, жадно впивались друг в друга. Набирали
ртом вина и поили друг друга поцелуями. Наперебой угощали запрыгнувшую через
форточку Венину кошку Рысю сыром и колбасой. И взахлеб смеялись, когда отвалилась спинка дивана, и они
вместе скатились на пол. А потом Веня подставил под тот край табуретку, и они
улеглись снова.
—
Пойдем смотреть салют?
—
Оттуда, — Веня поднял палец кверху, — все видно. И фотик
захватим.
Они
стояли на крыше, обнявшись. Небо снова и снова озарялось сиянием. Девушка чуть
вздрагивала. Как необыкновенно вот так стоять. Только немного зябко.
—
Поможешь? — прошептала Нина в самое Венино ухо. — Выручишь меня?
—
Конечно. А чем? Сейчас?
Она
мотнула головой:
—
Потом. Очень надо.
Все,
что он наснимал тогда, оказалось смазанным. Праздники почему-то не хранятся
долго.
* * *
…гр.
Христофорова Н.В., 23 лет, уроженка ПГТ Корейский, вошла в подъезд дома № 9 по
улице N-ой, держа под мышкой правой руки коробку, обернутую в полиэтилен и
обмотанную скотчем.
Спустя
четверть часа она вышла из подъезда налегке.
V
Веня
лежал на голом диване, с трудом ворочая отяжелевшим телом и что-то бессвязно
бормоча.
В
дверь сначала звонили, потом стали громко, властно колотить. Сквозь шум по ту
сторону он смутно разобрал свои имя и фамилию, которые
выкрикивались попеременно.
Стук
ослаб. Веня различил треньканье мобильного — ему
звонили. Но дотянуться неподъемной рукой до стола никак не получалось. Плотный
удушливый комок подкатил к горлу. Веня с трудом удержался. Что же это? Выпил
всего-то чуть из принесенной Ниной бутылки…
Раздались
треск и звон стекла. Ноги обдало холодом. Веню вышибло из сна. Разлепив глаза,
он увидел, как с улицы через окно, в которое ходила Рыся,
впрыгивает кто-то облаченный в темную форму, широкий и тяжелый.
Протопал
мимо, отпер дверь, видимо, впуская еще нескольких. Квартира наполнилась шумом и
топотом.
Крепкая
рука трясла Веню за плечо и одновременно тянула вверх:
—
А ну, подъем…
И
тут, перегнувшись с дивана, Веня выблевал все, что в нем было, на руку и на
ботинки трясшего.
—
Твою ж мать!.. — Резкий удар обрушился поперек Вениной спины.
—
Э-э, хорош! — осадил другой голос, громче и главнее. — Обмойся. Потом
разберетесь.
В
мозгах у Вени наконец прояснилось. Над ним стоял и
глядел из-под рыжих бровей Демид, с прошлого года —
старший лейтенант Демидов.
—
И убери-ка это, — он поднял с пола и передал недопитую бутылку с бордовой
жидкостью.
* * *
Коробку
вытащили из распахнутого шкафа с полки над джинсами.
—
Вещество растительного происхождения зеленого цвета. В коробке три упаковки по
килограмму. Твое?
—
Это что? — едва слышно спросил Веня.
—
Чуйка, самая отборная, — вдохнув, пояснил Демид.
—
Как?..
—
Дурь. Трава.
Веня
глядел молча. Столько травы он никогда не видел. Чуть желтоватая измельченная
масса. Похоже, готова к употреблению. И все это лежало
здесь, у него. Даже посмотреть не догадался.
—
Вам, понятые, все ясно?.. Тогда расписываемся здесь и здесь.
* * *
Замкнув
«браслеты» на запястьях, его вывели из подъезда. Под ногами захрустело. «Снег
пришел!» — вспомнилось как вчера. Мимо — вдоль скамейки — проплыло несколько
знакомых с детства лиц.
—
За хатой приглядите. И Рыську
кормите хоть раз в день, — успел крикнуть им Веня.
Кажется,
закивали.
Веня
опустился на сидение. Старлей Демидов прошелся по
нему удовлетворенным взглядом. От макушки до ботинок. И обратно.
—
Что, Веник, еще поговорим?
Удивляясь
себе, он улыбнулся и ответил:
—
Поговорим.
…Адресованная другу
Ходит
«пяточка» по кругу,
Потому
что круглая Земля-а-а…2
— промурлыкал конвойный и подмигнул:
—
Учи матчасть, наркобарон!
Дверца
хлопнула. Машина тронулась.
* * *
…через
полчаса во двор на колею уазика выскочила двухцветная кошка. Она кружила и
принюхивалась к снегу и к воздуху.
А
потом села и протяжно завыла во весь голос, будто собака.
Соседи молча смотрели в ее
сторону, сгрудившись у скамейки и прилипнув к оконным стеклам. Но никто так и
не решился ни утешить, ни швырнуть в нее чем-нибудь, чтобы уже замолчала.
Поезд с юга
—
Поезд отправляется с третьего пути! — эхом гудело в висках. — Повторяю: С
ТРЕТЬЕГО ПУТИ! — Этот металлический с потрескиванием голос заставлял метаться
по переходу, наталкиваться сумкой на чьи-то плечи и животы и, не дослушав
ругани, нестись вверх по ступеням с сердцем, допрыгивающим до кадыка.
Подхватив
разодравшийся пакет с сувенирами под мышку, успеть вскочить в последний вагон.
Мотая головой, с шумным дыханием вместо речи, предъявить билет и паспорт полной
ворчливой тетке с должностной биркой на груди. И отправиться сквозь пять
вагонов к своему купе.
* * *
Войдя,
он едва не стукнулся лбом с чубатой головой, свесившейся навстречу с правой
верхней полки.
—
Павел, — произнесла голова вполголоса и, ощупав его взглядом, чеканно
отрекомендовавшись: «Майор Рожков», — вернулась на подушку.
В
багажном проеме над входом на чемодане действительно лежала ментовская
фуражка.
Внизу
у столика сидели еще двое мужчин. Один был лысый с протянутыми по затылку
широкими складками, как у шарпея. У другого были рыжие волосы и простодушное лицо с конопушками. Павел кивнул им и полез на свою,
левую верхнюю.
Вслед
за Павлом, постучавшись, вошла девушка. Проводница их вагона. Она держала на
руках стопку с бельем для пассажиров. Глянув на нее, майор присвистнул, но от
белья отказался. Скоро выходить.
Она
двигалась легко и грациозно. Даже в крохотном купе этого нельзя было не
заметить. Форма только приманивала взгляд к точеным ножкам, а темно-русая прядь
выбивалась из-под шапочки.
Павел
увидел себя в ее зеленых глазах. Всего секунду. Затем она отвела взгляд и с
легким целлофановым шорохом наклонилась к нижней полке.
Шарпей что-то горячо шепнул ей на ухо.
Она посмотрела на него так, что он отпрянул.
Спокойным
голосом спросив, все ли все получили, она вышла, не оборачиваясь. Шарпей вынырнул следом. Минуты через три вернулся с
озадаченным видом. Окинул всех стремительным прищуром и сел на место к окну.
…Отпуск
не задался. Приходилось это признать. У фирмы, где работал Павел, наступило
«сложное время». Отдел продаж на собрании попросили съездить развеяться на дачи
или на моря. Всему отделу пришлось согласиться. Однако жену — главного
бухгалтера другой фирмы — никто в конце квартала отпускать не собирался. После
того как сорвались две подряд «горящие» путевки в тропики, Павел психанул,
собрался и, плюнув на престиж, поехал.
Один.
В
первый день он осознал, как сильно соскучился по морю, даже такому.
—
Как моча после пива, — широко зевнул дородный попутчик из пансионата, глядя на
разлитую по песку пену прибоя.
Павел
усмехнулся. Не согласиться было трудно.
Но
весь отпуск он ждал чего-то…
Разумеется,
не футбольных мучений на большом экране в баре. Не танцев под хиты трехлетней
давности. И даже не толстой мулатки, которая липла к нему чаще, чем к другим,
так что пришлось показательно опрокинуть целый бокал и, изобразив в хлам
пьяного, уползти к выходу, держась за край барной
стойки.
Утром
он увидел ту мулатку с опухшим лицом. Она заплетала «африканские» косички на
выходе с пляжа. Отчего-то стало стыдно, он отвел глаза и стал пристально
разглядывать разноцветные надувные подушки.
И не той экскурсии к древнему святилищу, из
темноты которого дохнуло чем-то колодезно жутким. Гид
сообщил, что на ближайшем к этому месту участке автотрассы, несмотря на отсутствие
поворотов и хорошую видимость, регулярно происходят аварии. «Отрицательная
энергетика», — пояснил он.
…Может
быть, того момента, когда сумерки вдруг пришли раньше? Начинался шторм. Павел
запомнил, как порывами продирал кожу ветер, а волны
прогретого за день моря хлестали и ошпаривали. И три вечера подряд приходилось
накачиваться дрянным пивом, подслащенным вином или
поддельной чачей.
После
шторма вдоль пляжа разнеслась вонь. Оказалось, что
среди стогов морской капусты на берег вынесло полутораметровую дохлую рыбину неопознанного вида.
Весь
отпуск он беспокойно ждал чего-то. Загорая. Напиваясь. Звоня жене. Засыпая.
Вспоминая о работе. Ходя из угла в угол в непогоду.
И
вот — отпуск кончился. Хорошо еще, что загореть успел. Только грудь под
волосами и веки остались бледными.
Но
и загар скоро сойдет и забудется.
Скоро,
совсем скоро.
* * *
Майор
Рожков четкими движениями скатал матрас, облачился в форму и снял чемодан.
Попрощался
он почему-то с одним Павлом, подмигнув:
—
Бди!
«Так
точно!» — захотелось было козырнуть в ответ, но вслух он сказал:
—
Всего доброго.
Вскоре
после той станции Павла окликнули.
—
Сосед, — донесся голос Шарпея, — слазь, что ли? В картишки перекинем. Чего киснуть?
Он
послушно слез.
—
В свару умеешь?
—
Играл когда-то.
—
Давай напомню, — краем губ улыбнулся Шарпей.
—
А ты умеешь, хлопец? — обратился Шарпей
к глядевшему в окно конопатому крепышу.
—
А покажь, — с сомнением повернулся тот.
—
В двухлистовку проще, — начал Шарпей.
— Я раздаю. Запомнить легко: крестей вообще нет… Понятно?.. Поставим по
маленькой — для интереса?
Конопатому свезло
дважды. Видно, как загорелся. Потом несколько конов неожиданно выиграл Павел.
Ставки
подросли, а перед ним оказался пестрый ворох купюр.
—
Дерет, как липок, — цокнул языком Шарпей. — Профи.
Правда, не играл по-взрослому никогда?
—
Нее, ни разу, — едва сдержав довольную ухмылку, ответил Павел.
—
Может, хва-атит уже? — протянул Конопатый.
—
Ну, еще пару конов, — ответил Шарпей. И, улыбаясь
Павлу: — Отыграться хоть дашь?
—
Куда там, — вставил Конопатый, кивнув на Павла, — прет
ему сегодня.
—
Попробуй, — согласился Павел.
Следующий
кон взял Конопатый.
—
Не все коту масленица, — отсчитал он выигрыш.
Горка
купюр перед Павлом резко просела. Вот повезло Шарпею.
Павел каждый раз был уверен, что у него стоящие карты, но у одного из
соперников они почему-то оказывались чуть лучше.
Выложил
еще. Впитались тут же.
—
Ставить нечего?
Деньги
кончились. Но то, с какой издевкой глядел Шарпей, заставило Павла подняться, раскрыть пакет с
сувенирами, достать акварельный пейзаж.
—
Пойдет на ставку? — хрипло спросил он.
—
Я в мазне не шарю, — отозвался Шарпей.
— Что скажешь, Сер… сосед?
Сосед
взял картину, поднес к окну и с минуту разглядывал.
—
Ну, не Айвазовский. Не Куинджи. Но авансом пойдет. В три штуки оценю по большой
дружбе.
—
За двенадцать брал, — вырвалось у Павла.
—
Загибаешь, братело, — ласково улыбнулся Шарпей и сдал карты.
Картина
ушла Конопатому.
Дальнейшие
полчаса Павел припоминал с трудом. Как будто в лихорадке он выставил часы.
Мобильник. Снял с шеи цепочку с крестом. Последним ушло обручальное кольцо.
Больше
ставить нечего.
Все,
что было ценного с собой у Павла, сгрудилось теперь на дальних сторонах стола.
Легкий
стук в дверь.
—
У вас все в порядке? — донесся из тамбура мелодичный голос проводницы. — Ничего
заказывать не будете?
—
Не-е. Все хорошо. Чайку
попозже, — ответил за всех Шарпей.
Павел
сидел, понурив чугунную голову.
—
Может, на паспорт? — вдруг предложил он.
—
А потом?.. Кредит оформить? — Шарпей поскреб складки
на темени: — Черт с тобой. Праздник у меня на душе сегодня. Есть один вариант.
Особый. Проводницу здешнюю разглядел?
—
Ну…
—
Сможешь ее вот так, без копья, в койку уложить, и все твое — опять твое. И бабе
своей кольцо предъявишь, и попУ — крест. Нет —
разойдемся краями. Свечку мы держать не будем, а трусы с нее, если выгорит,
сюда притащишь. Все понял?
Павел
кивнул.
—
Действуй. А нам пусть чаю занесет. Коньяк у меня свой.
* * *
Павел
очутился в коридоре. За окнами смеркалось. Проносились городские огни. Поезд
стал притормаживать. Она вышла из своего купе. Взглянула на него.
—
Добрый вечер. Вам чаю?
—
Да-а. Только, — он хлопнул
себя по карману, — я денег не взял, потом занесу.
—
Хорошо, — спокойно сказала она.
—
А где мы сейчас?
Она
ответила.
—
Уже далеко.
—
От чего?
—
Далеко заехали.
За
окнами мелькнуло название станции.
Дежурные
фразы ни о чем. Но темные искры, мелькавшие в зеленых глазах, заставили его
пойти вслед за ней на платформу. Пахло недавним дождем и, сквозь запах мазута и
сгоревших масел, неизвестными ему цветами.
Он
сдул с ее щеки нахального комара. Она улыбнулась.
—
Что это за цветы?
—
Которые пахнут? Там?
Она
кивнула.
—
Не знаю. А сколько стоИм?
—
Четырнадцать минут.
Что-то
подстегнуло его:
—
Мне хватит.
И
пошел, ускоряясь, побежал, перепрыгивая рельсы, через пути к сиреневому облаку.
Подтянувшись, оказался за бетонной оградой, и терпкий нежный запах ударил и как
будто заставил раствориться в себе. Он замер на несколько секунд, а затем
принялся за дело.
Обернувшись,
Павел увидел, как по путям катится и уже тормозит нескончаемый товарняк.
Он
снова перемахнул через бетон. Состав шатко застыл, готовый сдвинуться. Павел
нырнул с цветущей охапкой под огромное нависающее сцепление между гигантскими
неподвижными колесами, молясь, чтобы ни одно из них вдруг не дернулось.
Выбравшись
из-под состава, он, спотыкаясь, побежал дальше. Впрыгнул в свой вагон.
Она
взмахнула флажком, и поезд тут же тронулся.
—
Не хватило, — без насмешки произнесла она. — Еще бы чуть — и пришлось бы ехать
без вас… без тебя…
Его
порыв вдруг сменился странной робостью. Ей даже пришлось самой забрать у него
букет.
Зашли
к ней. Она приготовила чаю и протянула чашку ему.
—
Ты просил.
—
Да?..
* * *
—
Что это было?
—
Ты и я.
—
Все, что должно быть в жизни. Самое-самое.
Лунный
свет сквозь занавески выхватывал и освещал изгибы их голых тел. Когда поезд
чуть менял направление — свет падал на стену или на дверь.
Они
лежали переплетенные друг с другом, и в объятьях она казалась еще более хрупкой
и незнакомой, чем полтора часа назад. «Я здесь, с ней, — проносилось в его
голове. — Но ведь только с ней, с ней одной и возможно быть, и как я мог не
знать этого раньше?»
Но
следом вползали, вкрадывались другие мысли: «Согласилась, так сразу… из-за вот
этого веника? А может, в каждый свой рейс соглашается?.. И не только на это?»
Он увидел небольшой светлый комок на полу. Протянув руку, подтолкнул его к
своим брюкам и заткнул пальцами внутрь кармана.
—
Дай мне сигарету, — сказала она.
—
Ты куришь?
—
Иногда. Там, на полке, лежат.
Он
нащупал тонкую узкую пачку, рядом зажигалку.
Она
закурила:
—
Ты думаешь, часто у меня так бывает, да?.. А скажу — в каждом рейсе, поверишь?
Он
едва не застонал. Захотелось прямо как есть, голым, сорваться с этого дивана,
выскочить из вагона, из этого поезда и пропасть без вести в ночной степи.
—
А никогда так не было, — помедлив, возразила она себе. — Только сегодня. Один
раз. Как провалилась.
И
как-то яростно затушила сигарету об стол. Наверное, смотрела на него с вызовом
сквозь темноту.
Постучали
в дверь. Они лежали тихо. Шаги по коридору обратно.
* * *
Выстрелил гудок встречного. За окном
замелькали вагоны.
—
Скоро большая станция, — сказала она. — Тебе пора.
Ему
не верилось, что можно сдвинуться и уйти. Но все-таки он оделся и вышел.
Тусклый
тамбурный свет его ослепил.
Из
его купе в ночной тишине доносились тусклые голоса. Потом — смешок.
Павел
дернул дверь и вошел. Шарпей метнулся тревожным
взглядом, но справившись с собой, тут же спросил:
—
Ну? И как успехи у ходока нашего?
Павел
прижал карман брюк, где лежала его добыча, но вдруг решительно поднял голову.
Едва сдержав счастливую улыбку, развел руками:
—
Не фортануло…
___________________
1 Туманган (она же Туманная) — река на Дальнем Востоке,
пограничная между КНДР и Россией
2 Перепевка известной песни в
исполнении Э.Хиля.