Стихи
Опубликовано в журнале Дружба Народов, номер 9, 2016
Ната Сучкова (настоящее имя Сучкова Наталья Александровна) — поэт, издатель. Родилась в Вологде в 1976 г. Окончила Литинститут им. А.М.Горького в 2006 г. В течение четырех лет издавала в Вологде литературный альманах «Стрекоза». Автор книг стихов «Лирический герой» (М., 2010) и «Деревенская проза» (М., 2011). Лауреат премии «Московский счет» (2011) и др. Постоянный автор «Дружбы народов». Живет в Вологде.
* * *
    За  железными засовами что ни век — идёт война,
    Ненаглядные пособия, монохромная страна,
    Сколько в парту ни засовывай — только мел и шелуха,
    Всё серьезней, всё басовее пели строчки Маршака.
  
    Всё грубее, заскорузлее — веселее пой, дурдом! — 
    Поднималась наша музыка над учительским столом.
    И обменивались взглядами, и пускали пузыри
    Чудо-рыбы ненаглядные, второгоднички мои.
  
    А потом внести просили нас аккуратно-аккуратно
    На наколки светло-синие в наши контурные карты
    Красным, жёлтым и оранжевым, чёрным, серым и зелёным
    Прошлое и настоящее, страны, города и сёла.
    * * *
    К открытым дверям  музучилища 
    привязан шуршащий пакет,
    заходят поэты в  чистилище,
  проходят второй  турникет.
А там всех — сопрано, и  теноров,
    и тех, кто всегда —  только басом,
    под рученьки тонкие  белые
  разводят по сумрачным  классам.
И в них — за дверями и  ширмами,
    где вдоволь еды и вина,
    они целый день  музицируют,
    и только в одном —  тишина.
И там — их хормейстер  простужена,
    и спился давно пианист — 
    молчат ко всему  равнодушные
    любители пения птиц.
    * * *
    За  жуков и улиток снищу ли когда-то прощенья?
    Половина каникул уходит на списки для чтенья.
    Воздух сладок от пыли, а вкус у всех книг одинаков,
    В нашей «звёздочке» были: Мересьев, Печорин, Иаков.
    Пионеры-апостолы, парочка супер-героев,
    Мир открыт на вопросе — еще полчаса до отбоя.
    А теперь не до песен — молчу, летний берег топчу я,
    Улетает Мересьев, в карету садится Печорин,
    От любви и смущенья другому придётся заплакать,
  И в далёкой пещере лежит под закладкой Иаков.
    * * *
    На  пыльном заборе вдоль пыльной дороги
    болтаются баннеров тряпки:
    застыли детишки в немом хороводе — 
  веснушки, кудряшки, панамки.
Их  светлые лики забрызганы грязью,
    им  чахлые сосны внимают, 
    проедет раз в сутки чихающий ПАЗик,
  собака проскачет хромая.
Под  этим забором устроились двое:
    он курит, а дама — икала.
    Плывут облака, да такого покроя,
    какого не сыщешь лекала!
    
    Плывут не спеша, как гружёные лодки,
    садятся на мель в тополя,
    затем,  чтоб на этой глухой отворотке
    родная порвалась земля.
Её  залатают: тут — косо, здесь — криво,
    гудроном  зальют, а пока
    сидят  эти двое — Лопух и Крапива,
    и  смотрят в дыру облака.    
    
    Как  будто им дети мороженку дали,
    и  скоро исполнится всё,
    как будто бы ПАЗик их в светлые дали
    из этой дыры унесёт.
    * * *
    Первый  муж — Василий, и второй — Василий,
    Первый нелюбимый, а второй — ох, сильно!
    Васька  — окаянный, Вася — золотой,
    Не донежил первый, помер и второй.
    —  Ноги-то не ходят, ты уж отнеси
    Свечку на медовый Васе-Иваси.
    Сунула  бумажку и конфет дешёвых:
    — Да не перепутай, это — за второго!
    Царствия  небесного Васе попроси!
    Ходят почтальонши по святой Руси.
    —  Да не перепутай! — Ну, уж, чай, не дура!
    В первый раз как будто! Что ты, баба Шура!
    —  Тут тебе не почта, аккуратно надо,
    Ну, как перепутаешь, Люся, адресата!
    И  всю ночь бродила — чаю напилася:
  «Ох, Васюта-милый! Ах, скотина-Вася!»
    * * *
    Напекла  как-то бабка пирогов с котятами — 
    то ли тронулась, то ли просто датая…
    В общем, как-то вот так — напекла.
    И собаке своей дала.
    А  собака — не дура: живём-то в Рязани, 
    не такой повидали жратвы глазами,
    не совсем в Рязани, но, в общем, близко,
    километров семьсот или триста.
    Что  котята ей? Ерунда!
    Повозилась часик, ну полтора:
    у того припёк — поперёк, 
    у того голова — едва. 
    Пропеклись не очень, но всё — еда,
    одного сгоревшего прибрала,
    остальных раздала — вообще не беда, 
    супом луковым, крынкой кефирной сыта.
    Все пристроены, в добрых мурчат руках,
    сдобой пахнущие, выращенные в пирогах,
    о, хвала Авито! 
    Бабка  злющая в доме стучит клюкой,
    а тебе, собака, в дом — ни ногой!
    Вот сиди на крылечке и плакай — 
    ни одной теперь грязной лапой!
    А  собака села на поезд сапсан,
    и была такова — коль сама с усам!
    И жила потом 
    с Угольком-котом
    в бывшем городе Ленинграде
    на канале Лиговском
    над мостом 
    где-то между булочной и гнездом
    сбором мусора
  Христа ради.