Опубликовано в журнале Дружба Народов, номер 6, 2016
Сергей Чупринин. Фейсбучный роман. — М.: Рипол-классик, 2015.
Свою
новую книгу Сергей Иванович Чупринин не просто
написал, а построил, как строят нынче большие дома с затейливой архитектурой и многофункциональной
начинкой. Ее и читаешь — как путешествуешь по огромному зданию, поднимаясь с
этажа на этаж, переходя из просторных холлов в уютные кабинеты, выглядывая в
широко открытые окна и заглядывая в потайные кладовые…
И
строилось это причудливое сооружение из отдельных фрагментов-кирпичиков,
сначала выкладывавшихся (на пробу) в Сеть, а уж оттуда, после обжига в фейсбучной печи, — в книгу, кирпичик за кирпичиком,
фрагмент за фрагментом…
И
чего-чего тут только нет! Вот изящная башенка из элитного списка Научных
рецензентов. Вот вместительный флигель для Попутного чтения. Вот
занимающие весь цокольный этаж Комментарии с примечаниями, войдя в
которые, не хочется выходить. Вот фундаментальный Список рекомендованной
литературы, на котором, собственно, все сооружение и держится. А вот — Именной
указатель обитателей с номерами их квартир-страниц. А еще — заблудившаяся в
самом дальнем углу Автобиография и прилепившееся чуть не на
крыше-обложке четверостишие Фета…
Придирчивому
читателю все это нагромождение дополнительного, вспомогательного, справочного
материала (той самой многофункциональной начинки) может показаться чем-то вроде
архитектурных излишеств, но тут уж дело хозяйское: хочешь — рассматривай,
читай; не хочешь — не смотри, пропусти и сразу входи в основное помещение
текста.
Начинается,
как обычная автобиографическая проза, и я тихо радуюсь, предвкушая что-то вроде
семейной саги… Но скоро биография переходит в
отрывочные записки — новеллы, байки, анекдоты, как сам автор беззаботно их
называет, — о жизни и нравах пишущей братии, и я начинаю думать, что нечто
подобное уже читано (в воспоминаниях других литгазетчиков,
например). Но тут еще исповедальные кусочки вкраплены, и политическая философия
рефреном проходит. И все выстраивается в мозаичное полотно, название которому —
«Литературная жизнь России». Нет, такого охвата, пожалуй, не было. Каждый автор
со своей колоколенки смотрел и про себя, любимого, писал, а Чупринин
парит наверху, всех видит, все замечает и не столько про себя, сколько про всех
других пишет. Масштабно, ничего не скажешь, и чувствуется, что в его кладовых
еще много чего припасено.
Я
люблю такое «лоскутное» письмо и чтение! Мне интересно здесь все — и фактура, и
персонажи, и суждения, и оценки. Но, читая, ловлю себя на мысли, что все же
больше всего интересна мне в этой книге… выглядывающая из каждого сюжета
физиономия самого автора, который здесь — весь как на блюдечке, хотя о самом личном и сокровенном умалчивает. Но мне не столько
личное любопытно, сколько… общественно-политическое, что ли.
Вот
о политическом подтексте книги и пойдет дальше речь. Он есть, он всюду
чувствуется, буквально просвечивает даже сквозь байки и анекдоты.
Настрой
задает, конечно, история ссыльных родителей (хотя и вскользь упомянутая), а
дальше — то Маркс-Энгельс-Ленин всплывут, то нелюбимый автором Путин помашет,
то им же любимый Чубайс промелькнет… А то вдруг на
совсем уж грубые, несвойственные этому автору словечки наткнешься — «гэбня» или «коммуняки»,
употребленные, кажется, скорее ритуально, как позывные «свой-чужой»
для определенного круга читателей.
Такими
же ритуальными показались мне и признания типа «ненавижу советскую власть»,
потому что ни общий тон повествования, ни сами истории, которые автор рассказывает,
этого как-то не подтверждают. Напротив, видно, как
старательно ищет он баланс и компромисс между распроклятым прошлым и непонятно
каким настоящим, между литературой советской и — постсоветской, между
писателями близкого Чупринину либерального крыла и
неблизкого крыла патриотического… Подтверждений тому много — от придуманной им
когда-то фразы «Советская власть продержалась так долго, что у нее успело
нарасти и кое-что хорошее» до признания, что при переиздании своих знаменитых
словарей он изъял из них сведения о былой партийности литераторов (и
правильно сделал, что бы там ни писали по этому поводу в Фейсбуке).
Стремясь
быть объективным, Чупринин на конкретных примерах
показывает, что на самом деле отношение «Софьи Власьевны»
к литературе, к писателям и вообще к интеллигенции было не таким уж
однозначным. «Смотрите сами: в феврале 1970 года выдавливают Александра
Твардовского из "Нового мира" — и в декабре того же года изгоняют
Анатолия Никонова с должности главного редактора журнала "Молодая гвардия".
Или, например, честно признает: отнюдь не все запрещенные при советской власти
тексты оказались после отмены цензуры достойными опубликования…
Нужна
определенная смелость, чтобы обо всех этих вещах написать. Притом что и в
жизни, и в литературе Сергей Иванович Чупринин, как
мне представляется, не любит острых углов, открытой конфронтации. Да, он не
состоял в КПСС, не хаживал в депутаты, но и
диссидентом, как сам говорит, не был. На площади у Белого Дома постоял в
августе 91-го, да и домой пошел. Он — не Проханов, не
Лимонов. Но и не Ерофеев, не Быков. Он — Чупринин,
человек до мозга костей литературный, вся его жизнь — в литературе. Кажется, он
и рад бы вообще не касаться политики, да вот приходится.
Дочитывая
книгу, я думала о том, что сам автор представляет собой интересный феномен
нашей культуры. Выходец из провинции (о чем он в книге неоднократно
напоминает), сделавшийся редактором ведущего литературного журнала, известным
критиком, председателем жюри разных премий, литературным экспертом и профессором
словесности, от которого зависит теперь литературная судьба многих столичных и
нестоличных авторов. С одними он дружит, других сторонится, но о тех и других
пишет, по крайней мере, с уважением, без заигрывания со «своими» и брезгливого
высокомерия к «чужим». А между дружбой и литературой всегда выбирает
литературу. Он даже между своей собственной жизнью и литературой выбирает
литературу. И потому, взявшись писать книгу о своей жизни, пишет очередную
книгу о литературе. Ну и хвала ему за это!
Книжка
вышла хорошая — емкая, поучительная, занимательная, достаточно откровенная,
достаточно объективная, очевидно честная и вполне толерантная.
Название
ей на самом деле «Моя жизнь в литературе», и даже не так: «Моя жизнь — в
литературе». Но автор — человек скромный, поэтому — «Фейсбучный роман», что тоже неплохо, если вспомнить, что фейс — лицо, а бук — книга.