Стихи
Опубликовано в журнале Дружба Народов, номер 4, 2016
Пучков Владимир Павлович — поэт, журналист, главный редактор газеты «Вечерний Владимир». Родился в 1951 г. во Владимире. Окончил Литинститут им. А.М.Горького. Автор книг стихов «Эклоги» и «Зимняя ветвь». Живет во Владимире.
* * *
Я придумал мир, а он сочинил меня,
Словно бросил камень, как в речку, в родную речь!
Но босые ноги мои посекла стерня,
Но большие руки мои посекла картечь.
Но остался голос, идущий из глубины,
И осталось зренье, идущее в глубину,
И ночные просторы моей ледяной страны,
Если только небо принять за свою страну.
* * *
Кустарник похож на кириллицу: дикая вязь —
То звери снуют, то мелькают какие-то птицы,
И древнее небо в колючих просветах клубится,
Как Божье дыхание в каждом из нас!
Ты ветку отломишь и умную букву сотрёшь,
И выпустишь небо из тёмного, дивного плена,
Ты, словно садовник, с ножом по участку идёшь,
Ты истину ищешь, сжимая отточенный нож,
И с каждым ударом пустеет вокруг постепенно.
* * *
Зима, а снега нет,
Черно, как на плацу.
И тени от планет
Проходят по лицу.
Сквозь коллективный лес,
Трескучий, как мороз,
Где каждый звук — отвес,
Я выйду на откос.
Дремучий лес планет,
Неизреченный google,
Колючий интернет,
Чей небосвод округл,
Открой мне этот век,
Растущий вкривь и вкось!
Пока не выпал снег,
Душа видна насквозь.
* * *
Льву Тимофееву
Широкие дни листопада, кромешная тьма.
Веди нас по кругу, небесная пропасть ума!
Свети нам в колодцы, где дымное солнце растёт
Где зренье напьётся, а каменный слух зацветёт.
Четырёхугольное эхо стоит на земле
И время ветвится и тянется к небу, как ствол,
И капельки крови застыли в железной смоле,
Но каждая капля горит, словно Божий глагол!
* * *
Ночью звуки растут, вытягиваясь в длину,
И земля, как морозный выдох, лежит светла,
Кто-то вскроет бутылку пива в родном Клину,
А у нас, во Владимире, дрогнут колокола.
Где-то в Вологде стукнет обходчик в железный рельс,
А на Каме сорвутся птицы с нагретых мест,
И усталый челнок, потирая небритый фейс,
Прижимает баул, оглядываясь окрест.
Но ни зги не видно в заросшем ночном окне,
Лишь гудит автобус, вытягиваясь в длину,
От Москвы до Камы, сверкающий в глубине,
Как случайный отзвук, летя через всю страну.
* * *
Лес поднимается к небу, словно сибирский острог,
Воздух огромен. Каменная река
Дышит изгнанием. Что серебрит висок?
Только не холод, идущий из глубока.
Хвойное время, растущее из корней,
Божественной речи — кедровник и молодняк
Прячет в себе белейшую из теней —
Эвридику, легкую, как сквозняк.
* * *
В самые тёмные заводи спящего мира
Мы, как монета в прореху, невольно запали,
В камень вернулся Орфей, и тяжёлая лира
Стала кустарником, окаменев от печали.
Корни пустила, надеясь проникнуть Аида
В тёмную область, где жив её прежний хозяин,
Тоже печален, и тень её держит для вида,
Бросить не может — их намертво боги связали.
А наверху ветерок и глубокой прохлады
Узкие штольни зияют сквозь редкие ветки,
Мы отдохнём, поневоле молчанию рады,
Здесь, где оно наивысшей достигло отметки.
* * *
Рыхлые тени, намокнув, лежат в воде,
Всюду — молчанье, и не видать нигде
Птичьего крика, чернеющего, как гвоздь
И под ногой скрипит ледяная ость!
Холод, витийство речи, уставшей прясть
Снежные заросли непроходимой лжи!
В небе, готовом выпасть, но не упасть,
Снег, словно прошва, простёгивает этажи!
Выйди на волю, где нечем дышать и жить,
Где на колёса накручивается ночь,
Что из осколков мира мы сможем сшить?
Может быть, целую жизнь, если ты не прочь!