Опубликовано в журнале Дружба Народов, номер 3, 2016
Малашенко Алексей Всеволодович
— российский востоковед, исламовед, политолог. Доктор
исторических наук, профессор. Один из ведущих российских специалистов по
проблемам ислама. Мы публикуем фрагмент новой книги А.Малашенко,
над которой он сейчас работает.
Почему ислама боятся
и еще будут бояться?
Для
начала я бы привел две тому причины. Одна — демографическая, то есть
опережающий сравнительно с приверженцами других монотеизмов рост численности
мусульманского населения. Другая — географическое
расширение исламской ойкумены. Ислам продвигается по Африке, утверждается в
Европе, шагает по Уралу, Сибири, поднялся в верхние широты вплоть до Северного
Ледовитого океана.
Грозит
ли миру исламизация? В конце концов миру грозит все —
от нового столпотворения континентов, воссоздания праматерика
Гондваны до шального астероида. Всем нам, даже мусульманам, грозит когда-нибудь
конец света. В отличие от тотальной исламизации, это точно известно.
Теперь
о причине третьей — о политической активности мусульман, которая все чаще
проявляется, порой в радикальных, даже крайних формах.
Религиозный
радикализм имманентен для нашей истории, для человеческого бытия, хоть иногда
может казаться временным, как детская корь. Он не сводится к
философическим штудиям, к религиозному
прекраснодушию, к вербальным угрозам. Радикальный ислам, если следовать
метафорическому стилю, — это часть тела (цивилизации), сжатый кулак, готовый к
защите или к нападению.
Исламизм
— устойчивый, исполинский тренд, объявший весь мусульманский мир. Он
складывается из идеологии, политической практики и собственно религии. Чего
хотят исламские радикалы? А хотят они выстроить государство и общество на
основе исламской традиции. Такое, которое было создано в VII веке пророком Мухаммадом и продолжало существовать при его «заместителях»
— праведных халифах. Рискуя обидеть мусульман, скажу: нет исламского
государства и быть не может. Это — утопия, чарующая идеологема.
Но мнением верующих во Всевышнего, именем которого этот миф предлагается,
пренебрегать нельзя. Это невежливо и… опасно. Мы обязаны их уважать. Как
уважали советский народ, когда его заставляли строить коммунизм, а сейчас тянут
по национальному пути развития, который столь же утопичен, как и джихад (мирный,
конечно) во имя светлого исламского будущего.
Что
было при пророке, установить трудно, историки, даже богословы пишут разное.
Была община, было протогосударство, спаянное
уверовавшими в ислам и пророчество Мухаммада, его
сподвижниками, готовыми идти за него и его религию на смерть. Вопрос —
соответствовало ли это государственное образование только-только
формировавшимся догматам новой религии?
К тому
же трое из четырех правивших после Мухаммада
праведных халифов — Абу Бакр (632-634), Омар
(634-644), Осман (644-656) и Али (656-661) — погибли не своей смертью, но были
убиты их противниками, которые, по нынешним меркам, могли бы быть включены в
список террористов. Третий халиф — Осман принял смерть, по одной версии, за
чтением Корана, по другой — за его редактированием, иными словами, за
выяснением, что в священной книге действительно было ниспослано пророку
Аллахом, а что подкорректировано его доброхотами. Впрочем, Библию и Тору тоже
«подправляли»
Но как
бы «Шарли Эбдо», а в
Исламисты-утописты
— радикалы. Они выступают за полную перестройку государства и общества. Они
хотят его модернизировать, хотя слова «модернизация» и не произносят.
Под ней они понимают очищение мусульманского мира от вредных, веками
прилипавших к нему заимствований (с Запада), возвращение назад, в эпоху Мухаммада, чтобы затем, возродив истинный ислам, совершить
бросок вперед, опередив остальные цивилизации. Иначе говоря, отринув темное
настоящее, попасть из «светлого прошлого» в «светлое будущее». Траектория
движения в него извилиста. Отсюда и путаница. Один известный таджикский
мусульманский политик искренне называл себя одновременно и фундаменталистом, и
реформатором (исламским). Получается, что движение к идеальному исламскому
строю идет сразу в двух противоположных направлениях. Есть в этом нечто
диалектическое — повторить давнюю успешную модель только на более высоком
качественном уровне. Был же первобытный коммунизм. Был потом и советский.
Исламизм
— религиозный, но обмирщенный феномен, встроенный в политику, экономику,
социальные проблемы. Конечная цель исламистов — реализация исламской
альтернативы. Однако есть и другая — отомстить. Отомстить остальному миру за
неудачи ислама, за колониальное прошлое, за отсталость, за то, что зовется
глобализацией.
Исламское государство — воплощение
исламизма
Ярким
воплощением исламизма начала XXI века стало Исламское государство. По выражению
ливанской исследовательницы Лины Хатыб,
«появление самопровозглашенного исламского государства означает начало новой
эры джихадизма». Можно даже сказать — его
кульминацию. Вот только слово «джихадизм», означающее
исламистскую экстрему,
звучит слишком односторонне.
До
«исламского государства» самой знаменитой организацией мирового масштаба была —
«Аль-Каида» (в переводе с арабского «база», «основа»). Были и
остались движения, партии и группировки регионального и национального масштабов
— афганские талибы, палестинское Исламское освободительное движение Палестины
(ХАМАС), нигерийский «Боко Харам» (на языке хауса —
«западное образование запрещено»), оседлавшая постсоветское пространство Хизб ут-Тахрир (Исламская партия
освобождения), египетские «Братья-мусульмане», северокавказские группы и сотни,
если не тысячи, других «артелей», в названия которых включены слова «джихад»,
«шариат», «халифат», «имарат». Совокупность
этих организаций — при всех их различиях — есть целостный феномен. В противном
случае всех их можно было бы уподобить букету из случайных цветов. Увы, это не
цветочки и даже не ягодки. Если продолжить ботаническую аналогию, то мы стоим
перед глубоко вросшим в цивилизационную почву
вечнозеленым и плодоносящим древом.
В
плане истории здесь нет ничего экстраординарного: на протяжении веков в
мусульманском мире от Атлантического океана до Индостана возникали и
распадались десятки халифатов, халифы которых считали себя общемусульманскими
владыками, а на самом деле главенствовали лишь в отдельных регионах. Последним
халифатом считала себя и Османская империя, от которой осталась
республиканская, стремящаяся в Европу Турция.
ИГ,
когда его хотят унизить, называют «группировкой», а еще в российских СМИ
упоминание его велено снабжать комментарием «запрещенная в России организация».
На деле же оно — «маленький исламистский дракон», к середине
Нельзя
сказать, что ИГ возникло как черт из табакерки. Оно прошло сравнительно долгий
путь становления. Возникло в
Политики
и журналисты пытаются переименовать ИГ-халифат,
используя арабскую аббревиатуру, — с таким предложением выступил, в частности,
генеральный секретарь ООН Пан Ги Мун.
Получается ДАИШ — «Дауля ислямийя
филь‘Ирак ва аш-Шам», то есть «Исламское государство Ирака и Сирии».
Сути дела это не меняет. Куда оригинальнее звучат предложения российского
мусульманского духовенства называть ИГ «дьявольским государством» (по-арабски —
«дауля Иблис»).
После
образования ИГ-халифата в
Однако по мере того, как ИГ-халифат
укреплялся и расширял за счет Сирии и Ирака свою территорию, размеры которой к
концу
Тем
временем попытки понять, что на самом деле есть ИГ-халифат,
продолжаются. Свою версию предложил американский аналитик из очень престижного
Гарвардского университета Стивен Уолт. Он считает, что «несмотря на религиозный
характер, ИГИЛ стоит в длинном ряду революционеров, занимавшихся
государственным строительством»1 . В этом же ряду, по мнению
Уолта, находятся революции во Франции, России, Китае, на Кубе, в Камбодже. С
одной стороны, с этим можно согласиться, поскольку игиловцы
действительно — революционеры, пусть и самобытные. Сопоставление их с прочими маратами и полпотами некоторым
образом снижает степень их исторической оригинальности. Вершители Французской,
а равно и Великой Октябрьской революции были не менее жестоки, чем
исламисты-экстремисты. Не будем также забывать, что все эти
революции побеждали (одни на короткое, другие на более длительное время), и
окружающему миру с победителями приходилось считаться, а кое-кого даже официально
признавать.
С
другой стороны, с некоторыми соображениями ученого согласиться трудно. Это
касается его утверждения, будто Исламское государство не способно
распространяться, в том числе «путем заразного примера». Да, материальный
потенциал ИГ-халифата невелик, его ВВП сопоставим с
ВВП Барбадоса. И «подмять под себя» Иорданию, всю Сирию, курдов, отрезать
кусочек у Саудовской Аравии для него «маловероятно». Но обратите внимание: Уолт
пишет именно «маловероятно», а не невозможно. Значит, пусть и минимальные,
шансы экспансии у ИГ-халифата все-таки существуют.
Его соседи об этом крепко задумались. Перенос военных действий на их территории
все же возможен.
Тем
более сохраняется «заразный пример» ИГ-халифата с его
призывами к соблюдению шариата и социальной справедливости. С конца 2015-го ИГ-халифат всерьез начал осваивать новые территории в
Африке, прежде всего в расколотой на три части Ливии, куда, по слухам, его
руководство хотело бы перебраться в случае, если нажим анти-игиловских
коалиций станет невыносим. В Ливии ИГ-халифата
ждут местные исламисты, а оттуда лежит прямая дорога на юг, в африканские
страны, в Нигерию, например, где с
ИГ-халифат
проникает в Египет, внедрился в Афганистан, ползет по Юго-Восточной Азии. Он
уже и в Европе. Прошлым летом писали, что 4 тыс. исламистов прибыли на Старый
континент вместе с массами мигрантов. Тогда казалось, что эта цифра завышена.
Теперь начинает думаться иначе. И дело даже не в том, что у них в кармане «игиловский партбилет». Дело в том, что им очень близка игиловская идеология. В декабре
И
последнее. Слово революция применительно к исламистским деяниям
несколько условно. Не заключить ли его в кавычки? Почему? Потому что революция
подразумевает движение вперед, модернизацию. В идеологии же ИГ-халифата
доминирует возвратное движение в «старые добрые времена». Это, скорее,
«революция наоборот». Кстати, такой же «антиреволюцией»
могла стать Исламская революция в Иране, но там, помимо походивших на советское
Политбюро смурных кумских
аятолл, были еще и прагматики, понимавшие, что одним шариатом без модернизации
не обойтись.
Уолт
ничего не писал про то, что ИГ-халифат создан на
деньги ЦРУ, что это сборище бандитов и что он вообще никакого отношения к
исламу не имеет. Буржуазный ученый — что с него возьмешь! А после его материала
я прочел парочку статей наших «официальных аналитиков», а вечером включил
телевизор, где разыгрывалось очередное шоу из разряда «говорим правду и одну
только правду». Телемитинг, на котором клеймился Запад, сотворивший (на свою голову. —
А.М.) исламизм, терроризм, даже ваххабизм, продолжался около часа, но о
том, что происходящие в мусульманском мире события являются частью мирового
исторического процесса, не было сказано ни слова. А ведь иные из участников шоу
числятся обладателями ученых степеней…
ИГ-халифат
представляет собой причудливую комбинацию радикалов и фанатиков. Судят о нем по последним. Между тем ИГ-халифат
интересен не жуткими казнями (некоторые специалисты по кино говорят о
возможности инсценировок), а стремлением создать государственные структуры —
армию, полицию, финансовую систему, медицину, то есть стать настоящим
государством, а затем — кто знает — может, и в самом деле «халифатом XXI века».
Они мечтают о легитимности, о признании мировым сообществом, хотя вслух об этом
и не говорят. Ведь признан же революционно-исламский Иран, где поначалу местные
фанатики-извращенцы в тюрьмах насиловали девушек, чтобы те не попали в рай,
куда девственность давала им пропуск. Знакомый иранец, состоявший в Иранской
партии труда (так называлась местная компартия), как-то принес мне книжку о
том, что творилось в постреволюционных местах
заключения.
Конфликт цивилизаций?
Можно
ли рассматривать происходящее в контексте конфликта цивилизаций? И да, и нет.
Да, потому что исламистский тренд противостоит остальному, главным образом евро-христианскому миру, делая
упор на исключительность исламской цивилизации. Если выражение «столкновение (clash) цивилизаций» вызывает неприятие, поскольку звучит
слишком апокалиптично, то вряд ли можно возражать
против выражения «конфликт идентичностей», что звучит намного мягче.
Но
одновременно мы являемся свидетелями острого внутриисламского
конфликта, в ходе которого радикалы критикуют тех мусульман, которые под
влиянием Запада отошли от канонов ислама, предали забвению его традиции в угоду
чуждым своей религии инновациям. Так что и исламо-исламское
противостояние обретает черты противостояния с внешним миром.
В
Мы
живем, обречены жить, в гуще конфликта идентичностей.
Этого избежать невозможно. Зато можно эти трения сглаживать, уходя от крайних
форм их проявления. «Арабская весна», с которой многие американцы и европейцы
связывали надежды на демократизацию Ближнего Востока, наоборот, увенчалась
исламизмом и актуализировала общее ощущение наступившего «столкновения
цивилизаций».
В
эпицентре оказался ИГ-халифат, которому предшествовали
несколько отошедшие в тень успехи исламистов в Тунисе (где собственно эта
«Арабская весна» и началась), в Ливии, Египте, их активность в Сирии. Укрепили
свои позиции афганские талибы. Возросли политические амбиции шиито-исламистского Ирана. Изменения произошли на всем
исламском ландшафте. Одним из их результатов явилось оживление деятельности
террористов.
«Аль-Каида» как «классический» терроризм уже
не отвечает стратегическим целям исламизма. В начале
2000-х французские криминологи Ален Бауэр и Ксавье Рауфер писали, что «Аль-Каида — бесконечна». Но с
появлением ИГ-халифата она закончилась, точнее, как
бы закончилась. ИГ-халифат, как ни парадоксально,
нацелен на созидание, а не на разрушение. Но! Но
«Аль-Каида» не забыта, и ИГ-халифат возвращается к ее
методам, к театральной изощренности убийства людей. Show
must go.
То,
что совершают люди ИГ-халифата на Ближнем Востоке — в
Ираке, Сирии, Ливии, Турции и т.д. — не в счет. Там — гражданская война,
которая всегда идет без правил. Но вот подрыв 31 октября
После
шестикратной «серии» терактов в Париже градус толерантности резко упал. Теперь
модно делить мир на черное и белое, писать об «открывшихся в ад дверях», о
третьей мировой войне. Исламистов сравнивают с фашистами, коалицию борцов с ИГ-халифатом — с антигитлеровской коалицией. В ноябре
«Террор,
— писал коллега по Московскому центру Карнеги Андрей Колес-ников, — превращается в рутину». Уточним: давно
превратился. И речь не о младшем брате Ленина Александре, не о нечаевщине, не о «Красных бригадах» или ирландских
католиках. То были скорее эпизоды, пусть и растянувшиеся во времени. Теперь
имеется в виду террор религиозных экстремистов. Общество долго приучали к
выражению «международный террор», избегая эпитета «религиозный». Теперь мы
стали искренней.
Учиним
провокацию и зададимся вопросом: а ИГ-халифат ли
стоит за всем этим бандитизмом? С одной стороны, конечно. Зачем ему это? Оно
сооружает халифат.
Издержки тернистого пути
Звучит
парадоксально, но те мусульмане, которые разделяют идеи исламского государства,
спешить в него не торопятся — слишком уж тернист к нему путь, да и
сопровождается немалыми издержками. Одно дело критиковать и стремиться к
власти. Совсем другое, заполучив власть, буднично и успешно
трудиться во имя собою же поставленных целей. У коммунистов это не
вышло. Ни иранским революционерам, ни талибам в Афганистане, ни ХАМАС’у в
секторе Газа добиться ошеломляющих успехов на этом пути не удается.
Разные
подходы к построению исламского государства существуют и среди исламистов. Одни
полагают, что форсировать его создание не следует, тем более что рано или
поздно триумф ислама все равно наступит. Это, так сказать, умеренная фракция
исламистов. Другие выступают за более энергичные действия. И только третьи
готовы для ускоренного достижения великой цели идти напролом, на любые, в том
числе самые жестокие, меры. Это — фанатики, экстремисты.
Фанатики
отрезают головы, бросают на дома самолеты, убивают христиан за то, что они
христиане, расстреливают людей на пляжах и в редакциях, торгуют рабынями… Что
удивительно: «…плохие поступки творятся людьми, которые, совершая
террористические акты, выглядят в глазах набожных мусульман добрыми, делают это
во имя мировой морали»3.
Фанатики
не остановятся перед применением химического, бактериологического и атомного
оружия, если до него доберутся. Министр иностранных дел России Сергей Лавров в
сентябре
30 лет
тому назад разговоры об обретении мусульманскими радикалами ядерного оружия
казались неумной шуткой. Конечно, бомбу еще в
В середине 1990-х я услышал изящный термин
«ядерный пистолет» — имелось в виду миниатюрное оружие, которое способен сунуть
за пазуху каждый террорист. Это ведь проще, чем таскать на себе неудобный в
общественном транспорте пояс шахида. Да, такой «товарищ маузер» до сих пор
остается в области фантазии. Но теоретически его смастерить
возможно. Клепали же босые талибы «на коленке» копии лучшего в мире автомата
Калашникова. В январе нынешнего года прошла информация, будто в столице ИГ-халифата городе Ракка местные
умельцы научились собирать ракеты «земля—воздух», способные сбивать как минимум
вертолеты, как максимум — пассажирские лайнеры (пока, впрочем, ничего не
сбили).
Есть в
России генерал Владимир Дворкин, по совместительству профессор, некогда
помощник президента Путина, один из главных знатоков проблем разоружения.
Однажды в его присутствии я брякнул что-то про этот самый пистолет. Генерал
глянул на меня, как врач психдиспансера на любимого
пациента. Теперь же при упоминании миниатомного
оружия он пожимает плечами.
Конечно,
использование оружия массового поражения можно считать борьбой за ислам, джихадом.
Но в этом прежде всего видится месть окружающему миру,
стремление его напугать и унизить, а еще и компенсация за бессилие и комплекс
неполноценности из-за невозможности реализовать свою утопию, в чем им,
экстремистам, и мешает тот самый «остальной мир».
Фанатики идеи и фанатики религии
Фанатики
бывают разные — фанатики идеи и фанатики религии. Религиозные фанатики честнее,
чем светские. Как бы ни относиться к Бен Ладену,
при его состоянии в $ 300 млн. отправиться в Афганистан, отсиживаться в каких-то
пещерах Тора-Бора или жить в заброшенной казарме в Судане, да еще под
постоянной угрозой, что тебя сцапает американская или какая другая спецслужба,
и притом все равно лезть на рожон — это на очень большого любителя.
Фанатиком-революционером
был аятолла Рухолла Хомейни, чей род восходит к
самому пророку. Он фанатично верил в успех революции, хотя в Иране, который в
1960-е иногда называли «мусульманской Францией», она казалась невозможной. Шах
проводил реформы, названные «Белой революцией». Набиравший популярность аятолла
назвал ее «черной». В
Фанатики
не радикалы. Фанатизм, если вдуматься, есть компрометация радикализма, даже его
дискредитация. Радикал почти всегда прагматик, он добивается конкретных
политических и экономических целей, пусть рьяно, но
отнюдь не игнорируя окружающую обстановку. Радикал готов к маневру, к торгу с
оппонентом. Фанатик — непримирим, и в этом залог его неудачи.
В
фанатика может эволюционировать «обыкновенный» радикал, если он отчаялся в
достижении своей цели, особенно если не видит хоть малейшего «встречного
движения» со стороны оппонента. Восхождение по «исламистской лестнице» —
процесс сложный. Путь от умеренного исламиста до радикала и далее до
фанатика-экстремиста может быть и коротким, и долгим.
Бывает
и обратное движение. Под давлением обстоятельств, устав от собственной
непримиримости, фанатики могут прозреть. Кстати, Хомейни накануне своей
кончины, продолжая рассуждать о шариате, задумался о трудностях экономики, то
есть ощутил неизбежность прагматизма.
Наивными
представляются попытки отлучить от ислама радикалов и фанатиков типа Бен Ладена, Шамиля Басаева, а теперь еще и целиком ИГ-халифат, представить его как искусственное образование.
Такие попытки мы наблюдаем каждый день. Российская пропаганда подает появление
и успех исламистов как результат интриг Запада, главной целью которого
называется дестабилизация обстановки в ближневосточном регионе и устранение из
него России. Начальник Чечни Рамзан Кадыров постоянно
повторяет, что ИГ, как и другие исламистские организации, создано западными
спецслужбами. Он также считает, что теракты направлены на «разжигание
антиисламских настроений». Глава мусульманской Ассоциации общественных
объединений Мухамед Саляхетдинов,
комментируя теракт в Париже, сказал, что «заказчиков нужно искать не среди
мусульман», что «ИГ управляется извне» и никакого отношения к исламу не имеет.
Такая
оценка призвана «деисламизировать» ИГ и в целом
феномен религиозного радикализма. Исламизм квалифицируется как занесенная извне
болезнь, вылечить которую можно исключительно с помощью «силовой хирургии». Все
это — от бессилия, от страха перед растущей популярностью радикалов, от
слабости ориентированного на обрядность формально аполитичного «традиционного
ислама». Его проповедники избегают обсуждения острых мирских проблем или просто
дают религиозную интерпретацию официальной политики и идеологии. Доминирующий
среди российских мусульман ханафитский мазхаб сегодня консервативен, он обернулся скучной
архаикой, а ханафитское богословие застыло. Один
татарский имам как-то поведал мне: «Встречаешься с молодежью, чтобы поговорить
об исламе, а они — если вы про ханафизм, то не надо.
Нам про это неинтересно».
Задача
перевоспитать молодежь, повернуть ее к традиционному исламу, совершенствуя
религиозное образование, остается сотрясением воздуха. Ведь если предлагать
полноценное, не выборочное знание религии, то придется вести разговор и о салафитах, и о ваххабитах, то есть о нетрадиционном исламе,
излагать различные точки зрения. И чтобы проводить качественное обучение, нужны
соответствующие богословские кадры. А их почти нет. Те, кто обучался исламу за
рубежом, приезжают, если можно так выразиться, с излишним багажом знаний, а
зачастую и с обновленным религиозно-политическим сознанием, отличающимся от
официальных установок примкнувших к власти духовных
авторитетов. Проповедовать традиционный ислам выпускники арабских, турецких,
пакистанских и прочих вузов не могут и не хотят. Тем более,
что среди тех, кто тянется к нетрадиционному исламу, немало образованных
молодых людей, худо-бедно знакомых с современной «неортодоксальной» исламской
религиозной мыслью.
Попадается,
конечно, и другая мусульманская молодежь, для которой по большому счету ислам
не столь важен. Они тоже считают себя мусульманами, но при этом нарушают
все возможные шариатские запреты, особенно те, которые касаются выпивки. Пьющая
часть мусульманской молодежи предпочитает предаваться запрещенным страстям
вдали от родных мест, что делает ее похожей на принцев из мусульманских
монархий Персидского залива, которые, оказавшись на европейской или
американской чужбине, отрываются там по-черному.
Так не
лучше ли открыто признать, что ИГ-халифат — это тоже,
пусть и «искаженный», но ислам? От признания радикалов «плохими мусульманами», но тем не менее мусульманами, авторитета у муфтиев и имамов
не убавится. Скорее, их даже больше зауважают за
прямоту.
Действенны ли запреты?
В этом
же русле можно рассматривать многочисленные запреты на самую разную исламскую
якобы экстремистскую литературу, будь то неугодный кому-то перевод Корана на
русский язык азербайджанского исследователя Эльмира
Кулиева, описание жизни Ибн Абдель Ваххаба
и вообще любые неудобные и непонятные книги. Так были запрещены труды
пакистанского ученого Абу аль-Аля
Маудуди, который во всех нормальных энциклопедиях,
включая советские, упоминается как богослов, исламский просветитель. Труды о
нем философа-исламоведа Мариэтты
Тиграновны Степанянц вошли
в мировую науку, а она, между прочим, писала о нем как о выдающемся
мусульманском мыслителе. И этот «антинаучный кошмар» публиковался в цензурное
атеистическое время. Книга Маудуди «Основы ислама»,
благодаря стараниям правоохранительных органов в Новом Уренгое, попала в
перечень запрещенной Минюстом литературы. В марте
Гонению
подвергся и знаменитый исламский богослов Сайид Кутб, который боролся против друга СССР Гамаля
Абдель Насера, готовил на него покушение, за что и был повешен. Однако его
запретили в России не за это, а за богословские труды. Некоторые из них я
читал. Поверьте, на том же основании за радикализм можно осудить и англичанина
Роберта Оуэна, и французских социалистов-утопистов
Анри Сен-Симона и Шарля Фурье.
В
…И тут
разразилось ЧП федерального масштаба.
На
следующий день после решения Южно-Сахалинского суда Рамзан
Кадыров написал в своем Инстаграме, что считает
решение суда возмутительным… экстремистским и провокационным. «Хочу напомнить
прокурору и судье, что с "Аль-Фатиха"
начинаются все молитвы и действия полутора миллиардов мусульман в мире. Они
читают её десятки млрд. раз в сутки, совершая обязательные и поощряемые
молитвы. Судья считает их всех экстремистами? Я и мои боевые товарищи, читая
Коран, защищали целостность России, воевали и воюем с международным
терроризмом, осуждаем экстремизм во всём мире… Следующим моим шагом будет
требование о признании этого решения носящим экстремистский характер, умышленно
направленным на подрыв стабильности в России…
Я
лично ПРИЗОВУ их к ответу, ибо для меня в этой жизни нет ничего выше Корана. И
я готов защищать его до конца. Я осознаю всю ответственность за свое требование
и готов ее нести. Те, кто вынесли данное решение, это — национальные предатели
и шайтаны»4 . Ярость Кадырова была поддержана мусульманским
духовенством — муфтии и имамы почувствовали, что от любимца президента Путина
никакому суду не отмахнуться. Председатель Совета муфтиев России Равиль Гайнутдин выразил надежду,
что сахалинский эпизод наконец-то положит конец «фестивалям районных судов»,
которые пытаются признать экстремистскими и классическую богословскую
литературу, и современных авторов. «Судам следует запретить выносить решения по
религиозной литературе без специальной экспертной оценки», — вторил Гайнутдину его заместитель по СМР Рушан Аббясов.
Сопредседатель СМР Нафигулла Аширов
заявил, что «светские люди без привлечения религиозных деятелей не должны
выносить решения, особенно по сакральным текстам»5.
Солидарность
с Рамзаном Кадыровым выразили не только мусульмане.
«Чудовищным» назвал приговор, вынесенный Южно-Сахалинским судом, диакон Андрей
Кураев, по словам которого, фразы, признанные экстремистскими, являются общими
для всех религий. А совсем уж либеральный писатель Дмитрий Быков признал, что
он впервые солидарен с чеченским лидером. Мой знакомый, популярный телеведущий,
охарактеризовал судей и консультировавших их экспертов емким словом «чудаки».
Но еще
забавнее южно-сахалинского казуса была забытая ныне история с «Завещанием»
аятоллы Хомейни, которое было признано экстремистским еще в
Запрещенную
литературу «отменить» не дано никому и никогда. Чем она запретней,
тем интересней. Каждая власть эту банальную истину забывает — что немецкие
национал-социалисты, что праведные коммунисты, включая Надежду Крупскую.
Однажды из Парижа рисковый папин приятель привез маленького, исполненного
крохотным шрифтом «Доктора Живаго». Я читал и восхищался им две ночи напролет.
Потом, при Горбачеве, я прочел его в спокойной «демократической обстановке». Во
второй раз читать было скучно.
В
Исламском институте киргизского города Ош есть приличная религиозная
библиотека. Половина, если не больше, книг стояли нетронутыми, с неразрезанными
страницами. Но вот сочинения Сайида Кутба были зачитаны до дыр, испещрены пометками. А ведь
труды-то были на арабском языке.
В
Чем отличается
Коран от Пастернака? Первый можно читать бесконечно. И не потому, что ты
мусульманин, а потому, что есть в нем нечто неизъяснимо мистическое. Один
алжирец как-то спросил меня: «Ты зачем учил арабский язык — ведь он иностранцу
нужен, только чтобы Коран читать». Я не понял тогда, что этот умный сержант,
командир хозяйственного взвода на факультете ПВО, имел в виду. Теперь, по прошествии более 40 лет, думаю: может, тот парень был прав.
Коран по-арабски — совсем другое, нежели те же слова,
написанные по-русски или по-английски. Один из персонажей книги Мишеля Уэльбека «Покорность» говорит: «В основе
его (Корана. — А.М.) лежит глубинный принцип поэзии: единство
звучания и смысла, позволяющее выразить мир».
Опасен ли исламизм для России?
Бинарного,
в стиле «да — нет», ответа на этот вопрос не существует. Кто-то с ходу
воскликнет: «Нет, ислама не надо бояться!» Но многие думают иначе. Люди-то наши
ислама побаиваются. И исламофобия нарастает. Если
раньше, в 1990-е, «исламская опасность» связывалась с обстановкой на Северном
Кавказе, откуда и исходил терроризм, то во втором десятилетии наступившего века
она ассоциируется с Ближним Востоком, с мусульманским миром, с таинственным и
непонятным для большинства Исламским государством.
Россия
была, есть и будет поликонфессиональным государством,
в котором уживаются носители самых разных религий, прежде всего христианства и
ислама. А еще, согласно ноябрьским
Моноконфессиональные,
моноэтничные государства устойчивее разномастных. Кстати, этих «моно» остается все меньше. Чем
больше мы хотим сохранить свою примордиалистскую
идентичность, тем больше она размывается. Порой даже
трудно подсчитать, сколько в тебя влито разных кровей, а в каком-то смысле и
культур. Однажды в Америке я, не помню уже по какому поводу, сказал, что «по
крови» я на 12,5 процентов украинец, на что последовала реплика: «Вы там у себя
что, подсчитываете проценты крови?» Возразить было нечего.
Но,
как ни крути, к своей религиозной идентичности мы относимся бережно, хотя и
ходим в церковь только на Пасху. И просчитываем ее не в процентах, а
ощущениями: мы — они. Я цифрам — да простят меня «левадисты»
Лев Гудков и Алексей Левинсон — доверяю не полностью. Я их всегда боялся и в
них сомневаюсь. Мы живем ощущениями своей и чужой идентичностей. «В нашем
городе чересчур много приезжих», — промелькнуло среди титров «Служебного
романа». Никто не подозревал чем приезжие могут
обернуться. Тогда они звались лимитчиками, которые, хотя и приезжали «на ловлю
счастья и чинов» из других городов и городков, считались своими, пусть и
«второсортными», но своими. Сегодня чужие — это мигранты, они чужие в прямом и
любом другом смысле слова.
Наши
идентичности разбегаются по разным векторам — гражданскому (российскому),
этническому, региональному и, конечно, религиозному. Религиозная
самоидентификация становится все более глубокой.
Когда
распался СССР, даже раньше, накануне его распада, советские люди с удивлением
обнаружили, что они не только советские, но еще и отличающиеся друг от друга по
религиям. Об этом они (мы) и раньше догадывались, особенно на Пасху и
Курбан-байрам, но особого значения этому не придавали. И вдруг на тебе — кругом
мусульмане. Конечно, среди граждан попадались ламаисты, католики, иудеи и даже
язычники, но эти были не столь заметны. А мусульмане… Их оказалось слишком
много, и это бросалось в глаза.
У
меньшинств религиозная и этническая самоидентификация проступала гораздо
острее, чем у православного большинства. Вспомнились накопившиеся за столетия
«исторические обиды» — кто кого угнетал, кого за что сажали. Кому-то захотелось
большей автономии. В Татарстане записали в конституции про свой суверенитет. Во
всех национальных республиках появилось по собственному президенту, флагу и
гимну. В Чечне захотели независимости.
В
общем, распрямилась сжатая пружина. И побежали впереди всех искренние
националисты, обиженные советские генералы вроде командира дивизии
стратегических бомбардировщиков чеченского летчика Джохара Дудаева, неоцененные
харизматики, обалдевшие от разрешенной религии
«истинно верующие», жулики, просто дураки и дуры, особенно не получавшие удовлетворения от личной
жизни. Разговаривать со всем этим обозленным этнокультурным и религиозным
социумом было некому, да и не о чем. Бывшие советские политики умели только
призывать к дружбе и цитировать классиков марксизма-ленинизма. В
А ведь
существовали в то советское время на уровне областей советы по делам религий.
Был и «большой» Совет по делам религий при Совете министров СССР. Занимались
они в основном сбором информации для партийных и прочих органов. Дело это было
весьма полезное, однако использовались поступавшие сведения исключительно для
борьбы с религиозными предрассудками, а также с сектантами — баптистами,
иеговистами, адвентистами седьмого дня и прочими «вредителями».
Итак,
засверкали этно-конфессиональные молнии, грянули
чеченские грозы. На Северном Кавказе начался джихад. Телевидение ежедневно
показывало, как идет война с мусульманами. В СМИ освещение ее было в
общем объективным, я бы даже сказал, раздражающе честным — в «лихие девяностые»
запрета на правду не было, хотя военные и пытались утаить от общественности
совершавшиеся ими преступления6 ,
чеченские сепаратисты смаковали свою приверженность исламу и абсолютную
справедливость своих целей, ради которых можно было и слегка позверствовать. Было много крови, много погибших.
Войне сопутствовали теракты, которые не
прекратились и после ее завершения. Любая гражданская война есть
по сути бесконечная череда терактов, и не принципиально, кто их совершает — «белобандиты», «комиссары в пыльных шлемах» или «простые» шахиды
и муджахеды.
До
терактов, особенно московских, наши сограждане относились к
кавказской бойне не скажу равнодушно, но, скорее, как к сугубо
«кавказскому делу». Отсюда, кстати, популярное в 1990-х — «да отпустить их на
все четыре стороны, пусть катятся со своим исламом…» С наступлением «эры
терроризма», особенно после терактов в столице, люди опешили. Нас-то за что? —
удивлялись зрители Дубровки, пассажиры метро. О том же могли бы спросить и
пассажиры нескольких взорванных террористами-смертниками самолетов.
Ответ же на этот вопрос, по логике террористов, прост: вы все
— русские, европейцы, американцы, арабы, индийцы — несете ответственность за
дела ваших правительств. Следовательно, вы
должны разделить их вину и за контртеррористическую
операцию в Чечне, и за бомбардировки Исламского государства, и мало ли еще за
что. За карикатуры на пророка Мухаммада — а их было
уже немало — общую ответственность несет вся Европа. «Карикатурный скандал, —
писал в
И не
думайте, что нести коллективную ответственность за ошибки и преступления власти
удел лишь французов, американцев, русских и прочих «неверных». Отнюдь. Еще
большего наказания заслуживают мусульмане, терпящие своих президентов, королей
и прочих «султанов», которые изменили исламу, предали забвению его традиции.
Эти лицемеры (по-арабски — мунафики) еще хуже
иноверцев. А те, кто против них не выступает, — такие же изменники и должны
быть наказаны с особой строгостью, не считаясь с полом и возрастом. История
знает примеры таких «наказаний». Таким способом в XVIII в. на Аравийском
полуострове боролся против остатков язычества Ибн Абд аль-Ваххаб, так в 1990—1991
гг. в Алжире отстаивали «истинный ислам» экстремисты из местной «Исламской
армии», когда длившаяся почти два года гражданская война унесла до двухсот
тысяч жизней мирных жителей. Так воюют талибы. И уж конечно ИГ-халифат.
Нынешние
единомышленники Ибн Абд аль-Ваххаба борются против Запада и его мусульманских
«эпигонов». По исламской доктрине, это тоже язычество. И Запад, и язычники
отвергают Бога, предают забвению ценности высокой морали, не мечтают ни о чем
другом, кроме материальных благ. Идущая с Запада глобализация есть современная
версия язычества. А к язычникам ислам беспощаден.
В
Коране на этот счет есть немало грозных аятов. Например:
«…
Убивайте многобожников неверных
Везде,
где б вы их ни нашли» (сура «Ат-Тауба», аят 5).
И еще:
«Убей
их —
Таким
должно быть возмездие неверным» (сура «Аль-Бакара», аят 191).
И
впрямь страшно. Но если вписать эти аяты в тогдашнюю
историческую обстановку, гиперкровожадными они уже не
покажутся. Кстати, для раскаявшихся язычников дорога в ислам всегда была
открытой. Коран оставлял «лазейку» для одумавшихся неверных. Не следует
забывать, что и язычники в VII в. были беспощадны к первым мусульманам. Ну, прямо как
ограниченные контингенты некоторых сверхдержав в Афганистане.
Язычниками
считались и коммунисты. С началом горбачевской перестройки многие из них
раскаялись, вернулись в истинную веру и стали регулярно посещать мечеть.
Некоторые ставшие президентами независимых государств (бывших советских
республик) даже приносили клятву на Коране. Наивный человек, я верю, что они
клялись почти искренне.
Но
вернемся к российским делам. Так вот: череда терактов только усилила убежденность
в том, что Чечне нужно дать независимость. А чеченский конфликт способствовал
отчуждению мусульман от остального российского общества. Росли встречные обиды.
Сейчас неприязнь к мусульманам растет в связи с ростом мусульманской миграции
из Центральной Азии. Помимо чисто бытового раздражения антимигрантские
настроения обусловлены еще и следующим соображением: сегодня этот мусульманский
узбек (таджик, киргиз) в Москву, в Питер, на Урал приехал и дворником
устроился, а завтра убежит к какому-нибудь Бен Ладену или в ИГ, а то и взорвет чего-нибудь.
Идиосинкразия
Итак,
изначально идиосинкразия в отношении ислама была следствием внутренней
ситуации. Правда, уже в 1990-е в Россию проникал из-за рубежа «чужой» ислам. В
страну ворвались исламские организации, например, знаменитые саудовские «Аль-Харамейн», «Саар Фаундейшн»,
кувейтский фонд «Ибрахим аль-Ибрахим».
Из радикальных движений первыми, еще в советские времена, добрались
«Братья-мусульмане», чья небольшая группировка обосновалась где-то на Северном
Кавказе. Давным-давно меня провезли по тогдашним местам их крохотных лагерей, и
каждый раз это были новые склоны и новые лесные опушки.
В
1990-е к иностранному исламу, как к «300 арабам», которые воевали (а может, и
не воевали) на стороне чеченцев, и знаменитому Хаттабу относились как к
экзотике. «Закордонный терроризм» россиян особенно не касался. Джихад за
рубежом особенно не пугал, как и «зарубежный ислам», боксировавший с Западом,
взрывавший американские посольства, казармы и корабли. Сочувствовать израильтянам
мы научились не сразу.
И то,
что тамошний и тутошний, «наш» исламы — одна религия,
а те и эти мусульмане составляют единую умму,
мы осознали не сразу. Ну, что может быть общего между выпивающим татарином,
танцующим лезгинку дагестанцем и ковыляющим на верблюде по аравийской пустыне
бедуином или исламским иранским революционером?
Оказалось,
общее есть: тот же ислам. И вот сосед мусульманина по лестничной клетке вдруг
спрашивает его: «А что, твой Бен Ладен тоже мусульманин?» Увы, как ни
старайся доказать обратное, именно Бен Ладен сегодня — самый известный
мусульманин. Он стал неформальным брендом ислама. Не станем доказывать
гипотетическому соседу, что мусульмане бывают разные. Это прописная истина, но
легкий осадок от новости о религиозной общности соседа и террориста в душе у
него остается.
С
начала 2000-х российское общество стало косо поглядывать на ислам не из-за
внутренних проблем, а из-за того, что происходило за рубежом. «Внешний» ислам
стал волновать больше, чем «внутренний».
После
11 сентября 2001-го еду в поезде Москва—Казань. Пью водку с соседом по купе. То
ли татарин, то ли хохол, то ли еще какой француз. И после четвертой он вдруг
спрашивает меня, то ли хохла, то ли кацапа: «А что, если они трахнут по Кремлю, или по ГУМу,
или по Лужникам?» Боялся мой случайный попутчик ислама — все равно какого, того
ли, этого ли. Но поводом же был не Шамиль Басаев, а далекий Бен Ладен, который
до России по-серьезному так и не добрался. Хотя и
подкрадывался.
Одни
«исламскую угрозу» преувеличивают, другие, напротив, твердят о ее
искусственности, о том, что эта угроза на руку кремлевским политикам и эфэс-бэшникам, для которых она — дополнительный повод для
призыва к сплочению всех и вся вокруг власти и средство для получения права на
любые действия против всяческого инакомыслия, хоть исламского, хоть
«болотного». Сын прислал почерпнутое им из фейсбука
фото пришпиленной к двери детского садика записочки: «Ввиду угрозы терроризма
просьба закрывать дверь на крючок». А что здесь смешного, особенно если каждый
день смотреть федеральные телеканалы?
Детсадовское объявление можно и расширить —
«ввиду угрозы терроризма, глобализации и цветных революций». Эксперты все чаще
задумываются: чем больше власть будет пугать общество — терроризмом или
вышеупомянутыми «цветными»? Вообще-то Кремлю по барабану, кем стращать и с кем бороться, — с терроризмом ли, с оранжевыми,
розовыми, гвоздичными и прочими революциями. Интересно, забыли там, что
революция 1917-го тоже была цветной — красной? И тоже была поощряема из-за
рубежа. Германией — так точно. «Иностранный агент» до сих пор покоится в
саркофаге в центре Москвы, и ничего. Пусть себе лежит на радость борющейся
против зарубежных агентов думской фракции КПРФ.
Так
какой из угроз — западной, разноцветно-революционной или исламо-террористической
— мы больше всего должны бояться? Вопрос риторический: какую
назначат главной — той и будем бояться.
Впрочем,
если западная угроза России навязывается, то ислама у нас боятся или
побаиваются «добровольно». Этот страх подогревается ситуацией на Ближнем
Востоке, в относительно близком к России Афганистане, в далеких африканских
Сомали, Мали, Нигерии, а теперь еще и в периодически сотрясаемой терактами
Европе. До Парижа с его шестикратным терактом в конце
Несмотря
на настойчивые разъяснения, что мир борется против экстремизма, значительная
часть населения — что в Европе, что в России — все более откровенно воспринимает
эту войну как войну с исламом.
Что
делает и может сделать ИГ в России?
Главной
исламской угрозой с
Мы
живем в подвижном, путаном мире с непредсказуемым будущим. Многое из того, что
автор пишет сейчас, в самом начале 2016-го, к его исходу может показаться
ошибочным и глупым. Но, господа, я не прошу прощения. Нельзя предсказать факт,
но можно спрогнозировать тенденцию. А тенденция такова, что даже если этот,
сегодняшний, ИГ-халифат сгинет, то это не будет
концом исламизма.
Большинство
российских мусульман не поддерживают ИГ-халифат, чьи
амбиции и действия — жестокие публичные казни, разрушение Пальмиры,
разграбление музеев, теракты — для них неприемлемы. Но ведь немало и тех, кто
разделяет его стратегический концепт, его генеральную линию — исламизацию
общества, следование законам шариата. Эти люди считают создание исламского
государства (халифата) допустимым и верят, что именно в таком государстве
наконец-то удастся реализовать идею социальной справедливости, уничтожить
коррупцию, избрать мудрого правителя, который будет отстаивать интересы народа.
Назвать таких людей радикалами язык не повернется. Но, с другой стороны, они
мечтают о радикально ином государственном устройстве, не так ли?
Прежде
чем критиковать наших «радикалов» (уместны ли здесь кавычки?), к ним нужно
хорошенько присмотреться. Не рубить, не подумав, с правоохранительного плеча.
Они, как и все мы, хотят как лучше, пользуясь выражением Виктора Степановича
Черномырдина, а не «как всегда». И они имеют право думать, что в настоящем ИГ-халифате «как всегда» не будет.
Салафиты и салафитствующие
Сегодня
исламских радикалов чаще называют салафитами. Чего
хотят эти наивные салафиты? Получается, что они тоже
вроде горьковского Луки живут «ради лучшего», только на
исламским манер. Того же хотят салафиты
и в остальном мусульманском мире — жить по исламу времен пророка Мухаммада, соблюдать религиозные обряды, соблюдать шариат и
его запреты — не пить вина, не играть в азартные игры, женщинам носить хиджаб, а также уджару, милию, паранжу, тербту, буши или как там это еще называют в разных концах
мусульманской земли.
Сейчас
подходящий момент, чтобы довести до сведения иноверных: о ношении женщинами
покрывала было четко сказано в Коране, в частности, в 59-м аяте
суры «Аль-Ахзаб»:
Скажи
своим супругам, о пророк!
И
дочерям, и женам верных,
Чтоб
на себе они плотнее покрывала закрывали…
Почему
здесь уместно сказать про женское покрывало? Да потому, что зовется оно повсюду
по-разному, но традиция-то одна — от Атлантики до Тихого океана. Форма одежды
не только важный маркер принадлежности к чему-то, но еще и фактор консолидации.
Как религиозный радикализм.
Салафизм обращен к мирским вопросам, к политике. Он предлагает свой
вариант идеального государства, и это государство, понятно, исламское.
«Нарисовать» его в государстве светском, да к тому же в таком, где мусульман
меньшинство, задача невозможная. Как вариант — выход из его состава
мусульманских территорий с последующим созданием там государственной системы,
обеспечивающей полноценное следование исламскому образу жизни. На «мусульманизацию» же России уйдет несколько поколений, если
она вообще состоится. В
Пока
же главная и решаемая задача салафитов — спасти
собственные души, сохранить истинный ислам в самих себе и по мере сил и
возможностей распространять его среди окружающих. Однако последнее пресекается властями
и традиционным духовенством, которые видят в салафитах
серьезных конкурентов.
Кроме салафитов есть еще салафитствующие.
Под последними понимаются мусульмане, которые, не принимая непосредственного
участия в деятельности салафитов, не состоя в их кружках,
относятся к этому направлению с интересом и уж во всяком случае
его не отвергают…
Салафизм можно
считать и мусульманским диссидентством, и религиозно-политическим направлением.
Впрочем, сами салафиты участвовать в политическом
процессе по правилам банальной демократии не хотят. Они числят себя вне
политики. Хотя, вру: на Ближнем Востоке, в том же Египте, они принимают участие
в выборах, однако удачи им это не принесло.
Салафиты —
инакомыслящие мусульмане, и запретить им мыслить по-своему невозможно.
Сравнение — на первый взгляд бессмысленное — с диссидентами советских времен
наводит на парадоксальные параллели. Диссиденты выступали против советской
власти, но понимали, что свергнуть ее невозможно. Они занимались пропагандой,
мизерными тиражами издавали рукописные «антисоветские материалы», их главной
трибуной были зарубежные «голоса»: «Свобода», «Голос Америки», Би-би-си. Они,
конечно, «подрывали устои», «рыхлили почву», но их донкихотство было, главным
образом, формой самораскрепощения. Улавливаете
сходство?
Круг
советских диссидентов был крайне узок, не более нескольких сотен человек. Счет
пассивно «диссидентствующих», недовольных системой,
шел на миллионы.. Салафитов
на несколько порядков больше, чем советских инакомыслящих. Сколько в России салафитствующих никому не известно. Диссиденты верили, что
в конечном итоге советская власть рухнет, и она обвалилась, салафиты
верят в мусульманскую Россию.
Салафиты
делают картину поликонфессиональности России
контрастнее, ибо проводят водораздел между мусульманами и всеми остальными. Я
их в этом не обвиняю, просто констатирую факт. Они хотят жить «по-исламски» там, где большинство принадлежит к другой
религии. Они имеют на это право. Но как это право реализовывать? Среди живущих
в Европе мусульман пустила корни идея о возможности разработки «шариата для
меньшинства». Что это — непонятно. Зато один из крупнейших исламских идеологов Юсеф Карадави походя
заметил, что «ислам для меньшинства» — это временное явление, и рано или поздно
шариат в Европе станет «шариатом для большинства».
Где
обитают салафиты? Везде.
Салафизм
утвердился не только на Северном Кавказе, утверждается в Поволжье, за Уралом.
Исламисты активны в Приволжском федеральном округе, где проживают до 40 %
мусульман России, растет число салафитских кружков.
Они укрепляют свои позиции в мечетях, организуют митинги, выступления.
Определить точное количество действующих в регионе «исламских оппозиционеров»
не представляется возможным. Применительно к Татарстану чаще всего называют 3
тыс. салафитов и салафитствующих8 .
По
мнению вице-премьера Александра Хлопонина, «с точки
зрения проникновения радикального ислама сейчас болевые точки… это Север,
Поволжье и Урал»9 . Но это не «болевые точки», а фрагменты
глобального религиозно-политического тренда, характерного для всего
мусульманского мира.
Глобальный религиозно-политический
тренд
И
тренд этот прямо или косвенно, но связан с тем самым ИГ-халифатом,
где на практике якобы и реализуются исламские идеалы. Во имя борьбы за идеалы
тысячи мусульман едут из России на Ближний Восток, чтобы поддержать ИГ-халифат. Общее число таких «безумцев» во всем мире
исчисляется десятками тысяч.
Желающих
драться за «истинный ислам» было немало и ранее. В 1990-е выходцы с Северного
Кавказа ехали на помощь афганским талибам, в 2012—2014 г., еще до появления ИГ-халифата, самые нетерпеливые российские мусульмане
отправлялись сражаться в Сирию в рядах оппозиции Башару
Асаду. Так что в появлении россиян в составе ИГ-халифата ничего принципиально нового нет.
По
поводу присутствия дагестанцев, например, в рядах ИГ-халифата
министр внутренних дел Дагестана Абдурашид Магомедов
высказал удивление: «Мы хотим понять, откуда появилась эта (салафитская. — А.М.) идеология?»
Могу
чуть-чуть подсказать. Вот, скажем, ввели в России систему «ПЛАТОН» по взиманию
налога с автомобилей весом свыше 12 тонн. Для шоферов-дальнобойщиков — это
катастрофа. Среди водителей около 17 тыс. дагестанцев, которые могут лишиться
работы, притом что уровень безработицы и так высок.
Где искать справедливость? В какой форме выразить своей протест? А если
попробовать в религиозной? Вот так и заталкивают людей в исламскую оппозицию.
Свое
перемещение на Ближний Восток кавказцы именуют «хиджрой», сравнивая ее с хиджрой
в
Среди
тех, кто сражается за ИГ-халифат, не только
мусульмане Кавказа. По информации ФСБ, в составе ИГ есть выходцы с Поволжья.
Периодически появляется информация, что несколько человек ушли на ту
войну из Москвы, Санкт-Петербурга, Тюмени, Новосибирска, Астрахани… Занятная
информация приходит из Крыма, откуда на джихад, по сведениям крымского
аналитика Александра Бедрицкого, уехали якобы 500
человек (эта цифра сильно завышена).
Едут
туда и из Центральной Азии. По мнению казахстанского аналитика Ерлана Карина, только из
Казахстана на Ближний Восток ушли от 100 до 300 чел.10 На сотни идет счет добровольцев из Таджикистана,
Кыргызстана и Узбекистана, примерно 500 человек отправились в ИГ-халифат из Азербайджана, 400 — из Грузии (в основном из
населенного чеченцами Панкисского ущелья, а с
недавнего времени из Аджарии11 ).
Сколько
всего иностранных бойцов в ИГ-халифате, сосчитать не
может никто. ЦРУ называло цифры от 20 до 31,5 тыс., наше ФСБ — от 30 до 50 тыс.
Но будем относиться ко всей этой статистике с осторожностью. Проверить ее
невозможно. Любая статистика по исламистам лукава. Не каждый, кто уезжает
бороться за дело ИГ-халифата, информирует о своем
намерении соответствующие органы. А в самом ИГ-халифате такого рода учет не ведется — военкоматов там
нет.
Как
попадают в Исламское государство? Вербовка муджахедов
ведется по всей России. Само слово «вербовка» не всегда соответствует тому, как
происходит приобщение правоверных к ИГ-халифату.
Призыв (да’ва) поддержать его транслируется через
интернет, в российском секторе которого действуют десятки тысяч соответствующих
аккаунтов. Работают (данные середины
Пропаганда
ИГ-халифата осуществляется и через светские
социальные сети, например, через «Одноклассников». Голос ИГ-халифата
звучит на 23 языках, среди которых русский стоит на 3-м месте. (Русский
является языком общения носителей радикального ислама в самой России —
таджиков, узбеков, кавказцев.)
Интернет
выполняет важную коммуникативную функцию, однако его роль не стоит
абсолютизировать. Наиболее эффективны личные контакты, встречи эмиссаров ИГ-халифата с молодыми мусульманами. Вербовочные пункты
разбросаны по всем регионам — Северному Кавказу, Поволжью, Сибири. Они есть во
всех крупных, в том числе столичных городах. Их функционирование построено по
сетевому принципу. Как у Аль-Каиды, между прочим. Иногда эти пункты подпольно
действуют при контролируемых радикалами мечетях.
Среди
тех, кто призывает мусульман на помощь ИГ-халифату,
есть исламские проповедники, из которых наибольшую известность приобрели уроженец
Кабардино-Балкарии Надир Медетов (Абу Халид) и дагестанец Исрапил Ахмеднабиев (Абу Умар Саситлинский). Начав свой да’ва
на Северном Кавказе, они в
Для
многих чеченцев — некоторые переходят в ИГ-халифат
после совершения хаджа в Мекку — действия в его составе есть продолжение войны
за независимость с последующим созданием исламского государства на
«освобожденной» территории. В войсках ИГ-халифата
есть чеченские подразделения под символичными названиями: бригады Хаттаба,
Шамиля Басаева, Джохара Дудаева.
Главный
объект внимания вербовщиков — мужчины в возрасте до 40 лет. Их зовут не только
сражаться, но и предлагают работу по специальности. ИГ-халифат
нуждается во врачах, а после захвата нефтепромыслов — еще и в
инженерах-нефтяниках, шоферах (вспомните о российских дальнобойщиках).
Кандидатов соблазняют возможностью самореализации в экстремальной ситуации,
наконец, предлагают деньги. Так, руководитель уничтоженного в
Но в
основном едут в ИГ-халифат не за длинным долларом, а
по зову сердца, из романтических побуждений.
Уговаривают
на поездку в ИГ-халифат целые семьи. Известны случаи,
когда решение переехать на Ближний Восток принималось, так сказать, на семейном
совете. За мужем следовали его жена и дети. Ходили байки, будто в ИГ-халифате открыты детские сады для русскоговорящих детишек.
Однако, оказавшись в экстремальной ситуации, живя в условиях постоянного риска,
жены новоявленных игиловцев часто пытались вернуться
на родину.
Призыв
обращен не к одним мужчинам. На него откликнулись 550 женщин из Европы и США12.
В России рекрутирование «женского персонала»
развернуто не столь масштабно. Тем не менее попытки
переправить россиянок в ИГ-халифат имели место. В мае
Любопытно
мнение об истории с Карауловой представителей
духовенства. Доцент кафедры теологии Рязанского госуниверситета протоиерей
Сергий Рыбаков считает, что «вся среда у нас работает на формирование подобных
взглядов. Никто не объясняет молодежи, в чем вред язычества
(при чем здесь язычество? — А.М.) и религиозного экстремизма». А
муфтий Тюменской области Фатых-хазрат Гарифуллин рассуждает о профилактике, о проведении
семинаров, на которых можно «по полочкам разложить — где экстремизм, а где
настоящий ислам». Последнее напоминает лекции по научному атеизму, которые в
советские времена проводились обществом «Знание».
О том,
что стремление попасть в ИГ-халифат может быть
продиктовано разочарованностью в жизни, искренней верой в то, что где-то там,
пусть даже в виртуальном халифате, кто-то борется за справедливость, духовные
лица даже боятся упоминать. Возможно, оттого, что им нечего предложить взамен.
Как бы
ни относиться к поступку Варвары Карауловой, она
заняла позицию, которую можно уважать. Дорого бы я дал, чтобы прочесть лет
через 30 ее мемуары. Вот это был бы бестселлер.
На
сайте журнала «Сноб» я предложил свою беллетризованную версию «вербовки», а
точнее, перехода человека на сторону ИГ-халифата13 . Кто-то из
прочитавших мой рассказик заметил, что он смахивает на шутку, кто-то сказал, что
я слишком упрощаю… Но вероятность в принципе такой
версии никто не отрицал. Тем более, что некоторый опыт
личного общения с теми, кто, разочаровавшись жизнью здесь, проникся
верой в справедливость жизни там, я встречал.
Вербовка
в ИГ-халифат продолжается. По словам Секретаря
Совбеза Николая Патрушева, остановить ее нет возможности14 .
Полностью разрушить эту сеть не удастся, она превратилась в устойчивую
структуру российского исламизма. Эта сеть создает основу для
формирования так называемых «экстерриториальных джамаатов»,
члены которых объединяются и взаимодействуют уже не по территориальному
принципу, но на основе единства религиозно-идеологических убеждений.
Возвращение из ИГ-халифата
В ИГ-халифат не только едут, оттуда и возвращаются. Зачем?
Патрушев
считает, «что лица, получившие такой боевой опыт и при этом остающиеся
религиозно и политически заряженными, по возвращении на постоянное место
жительства… могут стать весьма серьезной угрозой безопасности своих стран»15.
И хотя до последнего времени эти люди себя особенно не проявляли, они сохраняют
серьезный деструктивный потенциал.
Чем
они занимаются? Большинство ведет себя тихо. Пока. Зато есть активное
меньшинство, которое, как считают в правоохранительных органах, готовится к
совершению терактов. Периодически в СМИ появляются сообщения, что то в Дагестане, то в Ингушетии, то в Кабардино-Балкарии,
то в Татарстане, порой даже в Чечне уничтожены пара-тройка боевиков,
вернувшихся из-за границы. Проводимые спецслужбами операции сдерживают
активность исламистов. Но возможны и другие причины их пассивности: во-первых,
вероятная реструктуризация исламистской оппозиции, во-вторых, то, что время для
решительных действий еще не пришло.
В
январе
Перспективы ИГ-халифата
в России
Вскоре
после своего возникновения ИГ-халифат попытался
«подчинить» себе российских исламистов. Не имея достаточно сил для
самостоятельного вмешательства во внутренние дела России, его руководители рассчитывали
на сотрудничество с местной оппозицией.
Наиболее
уязвимы здесь — Дагестан, Кабардино-Балкария, в меньшей степени Чечня, на
территориях которых действует созданный в
Умаров был странным
человеком, поступки которого давали власти лишний повод для разговоров об
угрозе терроризма. Он принял на себя ответственность за теракты, которые он,
очевидно, на самом деле не организовывал. Подрыв «Невского экспресса» в
Приобщение
ИК к ИГ-халифату началось в
Байят на верность ИГ-халифату дают и простые обыватели, среди которых есть
студенты. Один из них, учившийся на пятом курсе юридического факультета
Дагестанского университета, так объяснял свой выбор: «Халифат — это
справедливое общество, где будут жить и судить по
законам Аллаха. Каждый мусульманин, стремящийся к довольству Аллаха, должен
приложить все усилия для появления такого общества, и, конечно, когда оно
появится, не должно остаться преград для того, чтобы переселиться туда»16 .
В июне
Стремление
части кавказских исламистов приобщиться к ИГ-халифату
понятно, ибо таким образом они позиционируют себя не
просто как борцы с российским федеральным центром, но уже как участники
мирового джихада, что повышает их статус в собственных глазах. Да и, кроме
того, очевидно, есть расчет на получение финансовой помощи, подобно той,
которую получали чеченские сепаратисты
в 1990-е годы.
Но
отношения ИГ-халифата и ИК складываются непросто.
Дело в том, что ИК всегда выступал как самостоятельная организация.
Возглавивший ее в
Имарат возглавил
богослов Абу Усман Гимринский
(Магомед Сулейманов), который вообще не признавал ИГ-халифата
и уж конечно не одобрял отъезд кавказцев на Ближний Восток. Трудность положения
Гимринского заключалась в том, что его легитимность
как амира ИК изначально была поставлена под сомнение,
поскольку он не избирался на совете (шуре): собрать
кворум не получилось, и он (совет) фактически «самоликвидировался».
Гимринский пребывал главой ИК всего лишь несколько
месяцев и августе
На
Северном Кавказе сплочение исламистов под чьим-либо единым руководством
невозможно. ИГ-халифату вряд ли удастся поставить под
свой контроль всю исламистскую оппозицию: среди нее остаются полевые командиры,
которые не захотят подчиняться чужой воле. Да и история чеченских войн
свидетельствует о неоднозначном отношении, а порой даже неприязни кавказцев к
арабам, в глазах которых они (кавказцы) выглядели «плохими мусульманами».
Не
исключено, что через какое-то время ИК восстановится как отдельная,
самостоятельная организация, возможно, под иным названием.
На
фоне амбиций ИГ-халифата на российском направлении
его реальные возможности выглядят ограниченными. Ни о каком создании там
подконтрольных ему «исламских территорий»
речи не идет. В это наверняка не верит и его глава Абу Бакр аль-Багдади. Проводить
аналогии с чеченскими войнами, когда на стороне сепаратистов сражался целый
«исламистский интернационал», некорректно. Не появится на Северном Кавказе
авторитетный зарубежный полевой военачальник, схожий со знаменитым в 1990-е
арабом Умаром ибн аль-Хаттабом (убит в 2002г.), но вот угрожать России игиловцы могут и делают это с удовольствием. После начала
российской военно-воздушной операции в Сирии появился видеоролик «Скоро, очень
скоро», в котором России были обещаны «моря крови» и удары по городам. Главными
объектами назывались, естественно, Москва и Казань.
Да,
дестабилизировать обстановку в России ИГ-халифат не
может. Но все ведь с чего-то начинается, в том числе и с таких вот «забавных»
роликов. Они могут предшествовать реальным событиям, таким как события над Синаем, в Париже, в Нигерии, Мали и так далее.
«Хизб ут-Тахрир аль-ислямий»
Что
это я все про ИГ-халифат да
про ИГ-халифат. В России ведь есть еще одна
интересная организация — «Хизб ут-Тахрир
аль-ислямий» (Исламская партия освобождения). ХТИ
возникла еще в
Президент
Узбекистана, где ХТИ пустила самые глубокие корни, сразу почуял угрозу, а нюх у
него замечательный. Кого-то Ислам Абдулганиевич
Каримов (говорили о 7 тысячах) посадил, прочих планомерно выдавил из страны.
Помнится, одна из московских газет опубликовала по этому поводу статью, смешно
озаглавив ее «Ислам против ислама».
Гонимые
светским узбекским режимом тахрировцы стали искать
более спокойные, но близкие к родине места обитания. И нашли таковые в
Российской Федерации, куда стали переправляться в гуще прочих мигрантов из
Центральной Азии. И Россия их приютила, став благодушной мачехой.
Надо
признать, они занимаются своей общественно-религиозной деятельностью осторожно.
Их «фишка» — не бросаться в глаза, не отличаться от остальных людей, мусульман
и немусульман. Они не носят «ваххабитские» бороды и
не кричат к месту и не к месту «Аллах акбар», тем
более не призывают к немедленному свержению конституционного строя. Они против применения
любого насилия. Цель ХТИ максимально расширить круг своих приверженцев, на
которых они могут опереться. Точное число членов партии по всей России не
называется — счет, скорее всего, идет на тысячи. Например, в Татарстане в
ХТИ
считает, что она и только она является носителем высшей истины
и появление ее якобы было предсказано еще в Коране:
И
пусть поднимутся средь вас те люди,
Что
призовут к добру и праведное возгласят.
(Сура
«Семейство Имран», аят
104).
Сказать
по правде, любое движение, определяя свою роль среди мусульман, могло
процитировать этот коранический аят. Это вроде как
для коммунистов обязательные ссылки на Ленина.
Чиновники
не сразу обратили внимание на исламистскую партию. Возможно, это объясняется
тем, что сами тахрировцы стремились найти с ними
общий язык и демонстрировали свою лояльность. Запрещена она была как
террористическая организация только в
В
1990-е в Узбекистане гуляла шутка: открой форточку — и в нее влетит листовка Хизб ут-Тахрир. Шутка
соответствовала действительности. Сколько тахрировцев
вместе с мигрантами перебралось в Россию, сказать не берется никто. Количество
мигрантов из этой бывшей советской республики — около одного миллиона.
Интернациональные ячейки ХТИ — состоящие из выходцев из Центральной Азии, наших
татар и даже кавказцев — разбросаны почти по всем регионам России. Ей удается
объединять радикально настроенных представителей различных мусульманских
этносов. Исламисты всех сортов больше сотрудничают друг с другом. Это
способствует их выживанию, окрыляет их, а заодно способствует росту их
авторитета среди мусульман. Так что не спешите открывать форточку, а то
что-нибудь залетит на кухню, и потом будете остаток жизни доказывать в Басманном суде, что вы не пособник терроризма.
Мне
доводилось общаться с тахрировцами — в Тюмени, в
Екатеринбурге, в Москве… Симпатичные молодые люди в галстуках, ношение которых
ислам не одобряет. Они знали, кто я, и вести исламскую пропаганду среди меня не
пытались.
Заключение. Бояться нельзя бояться
Так
боимся мы ислама или нет?
Да, боимся
и, похоже, будем бояться и дальше. Почему?
Во-первых,
мусульман в мире становится все больше. Они осваивают Европу, северную Евразию,
продвигаются по Африке.
Во-вторых,
потому что последние 40 лет мусульманский мир в буквальном смысле бурлит — там происходят
революции, развиваются радикальные религиозные движения, которые переносят свою
активность на немусульманские земли. Слова радикализм, экстремизм, терроризм
привычно ассоциируются с носителями ислама. И сколько бы ни
заклинали толерантные светские политики и «умеренное» духовенство, что ни
Аль-Каида, ни Исламское государство-халифат, ни «Боко Харам»,
ни «Имарат Кавказ», ни… еще сотни организаций, партий
и движений — это, мол, никакой не ислам, это не так. Мы боимся
терроризма именно исламского, правильнее сказать, исламистского. Обывателю же
на эти терминологические нюансы глубоко наплевать, он видит только то, что
учинил взрыв или на кого-то напал мусульманин, а не буддист и не язычник.
Об
уверенности в том, что весь терроризм именно исламский, свидетельствует
растущая по всему миру исламофобия, которая приводит
к победам на европейских выборах националистические партии.
В-третьих,
боязнь ислама проявляется в быту. Известны попытки высадить из самолета женщин
в хиджабах, случаи, когда пассажиры метро, завидя даму в темном покрывале, выходили из вагона. Именно
у мусульман — что в Париже, что в Москве — чаще всего проверяют документы. В
европейских городах — Брюсселе, Амстердаме, Париже — не каждый полицейский
отважится зайти навести порядок в мусульманские анклавы.
Все
это субъективные факторы страха.
Но
есть фактор объективный. Ислам как совокупность религии и политики
воспринимается как изменение климата — то ли всемирное потепление, то ли
наступление нового ледникового периода, — защититься от которого невозможно. А
еще он кажется похожим на метеорит, который стремительно приближается к земле и
который невозможно сбить никакой ракетой. Безумные разговоры о том, что на них
— талибов, чеченцев, игиловцев, иранских
революционеров — надо бросить атомную бомбу, не просто паранойя, но еще и
отражение беспомощности перед исламом.
При
всем том у европейцев все еще сохраняется колониальное (постколониальное)
восприятие самих мусульман. Этот комплекс «старшего брата», комплекс
превосходства над арабами, турками, афганцами… Они — «туземцы». Остаточная
«мания величия» есть оборотная сторона страха.
Но
может, все не так уж и страшно? Человечество всегда обреталось в условиях
конфликтных ситуаций. Ни исчезновение античной Греции, ни обрушение Римской
империи, ни монгольские экспансии, ни мировые войны, ни чума, ни холера, ни
инквизиция не уничтожили человечество, хотя в отдельности многие homo sapiens и страдали.
Основатель инквизиции Томас Торквемада (1420—1498), тот самый, который начал
преследование мавров, а заодно и евреев, в человеческом плане не лучше и не
хуже Усамы бен Ладена (1957—2011), который с большим опозданием за мавров
и отомстил. Тот был истым католиком, этот — истым мусульманином.
Близнецы-братья, хотя и через эпохи. История преемственна. Религиозные традиции
никто не отменял.
Но
мы-то выжили и выживаем, и достигли кое-каких успехов в обустройстве личной и
общественной жизни.
Непростота наших
межцивилизационных отношений нормальна,
объективно неизбежна. Назовем это межцивилизационными,
пусть и болезненными, трениями, но без трения, как известно, нет и движения.
Так говорит физика. «Борясь» против ислама, Запад совершенствует механизмы
демократии, гражданского общества. Борясь против Запада, ислам осознает
достижения своего оппонента и использует его технологии, политическую культуру.
Порою кажется, что консервативность ислама идет Западу на пользу. Мусульманская
традиция «намекает»: не зарывайтесь, не перелиберальничайте.
«Возвратное
мировоззрение», фундаментализм присущ всем культурам — христианская
не исключение. Просто в исламе в силу его изначальной политизированности
он выглядит жестче, острее и… органичнее.
Наверное,
нужна заключительная фраза. Что-то вроде «все люди братья» или «у нас у всех
один Бог». Но известно, что существует не только «братская любовь», но и
«братская ненависть». Да, в единственность Бога верят отнюдь не все люди. Мы
были и останемся разными. Навсегда.
Так
вот по поводу ислама. Хотите — бойтесь его, хотите — нет. Но при всем при том старайтесь его понять.
_______________________
1 Здесь
и далее цитаты из: Стивен Уолт: ИГИЛ как революционное государство // Россия в глобальной политике. Т. 13. №6.
Ноябрь-декабрь. 2015.
2 Малашенко
Алексей. И все-таки они сталкиваются. Московский Центр Карнеги. Брифинг, ноябрь
2007, Т.9, вып.4.
3 Juergensmeyer
Mark. Terror in the Mind
of God. University
of California Press, 2000. P. 7.
4 Страница Рамзана Кадырова «ВКонтакте»
https://vk.com/ramzan — пост от 10.09.2015
5 Совет муфтиев обжалует
решение суда относительно книги «Мольба к богу» — http://govoritmoskva.ru/news/51852/
7 Will
Russia Become a Muslim Society?
Hans-Georg Heinrich, Lidmila Lobova, Alexey Malashenko (eds.) Peter Lang
International Verlag der Wissenschaften. Frankfutt am Main
2011.
8 Гордеев Я. На пороховой бочке.
Откуда в Поволжье террористы URL: http://newtimes.ru/articles/detail/43421
9 Хлопонин
Александр. «Я за то, чтобы запреты остались» // РБК, 18 июня 2015.
10 Карин
Ерлан. «Солдаты халифата»: мифы и реальность. — Алматы: Издательский дом Vласть, 2014. С. 172.
11 Nino
Burchuladze. The ISIS «skype warriers» of Pankisi gorge.
Giorgian Journal, 25 June — 1 July 2015.
12 Dymples
Leong. Why ISIS Appeals to Muslim
Women in Western Countries: Need for Counter
Message. №136.2015 dated 10
June 2015. S.Rajaratnam School of International
Studies.
13 http/snob.ru/selected/entry/100184
14 Елагин Александр. Дорога к
джихаду // The New Times». 29 июня 2015.С. 9.
15 Совбез РФ: боевики
«Исламского государства» из стран СНГ могут стать угрозой национальной
безопасности. Info Islam. http://www.ifo-islam.ru/publ/novosti/rissiya/sovbez_rf_boeviki_islamskogo_gosu…
16 Чем молодежь Кавказа
притягивает «Исламское государство»? http://www/kavkaz-uzel.ru/blogs/1226/psots/21667