Стихи
Опубликовано в журнале Дружба Народов, номер 2, 2016
Салимон Владимир
Иванович — поэт, издатель, автор
около 20 книг. Удостоен Европейской премии Римской академии (1995), диплома
премии «Московский счет» (2007), Новой Пушкинской премии (2012) и др. Постоянный
автор «Дружбы народов». Живет в Москве.
*
* *
Июнь. Шестое. Шесть часов. Хотя
я вздорным цифрам ни на грош не верю,
мне страшно, если милое дитя
принадлежит по праву крови Зверю.
Подобным размышленьям никогда
не предался бы я, но, верно, повод
был всё же.
С потолка лилась вода.
Дымился и искрил электропровод.
Ребёнок, между тем, спокойно спал.
Тревога в дождь порою беспричинна.
И с лёгким сердцем Пушкина читал
в покойном кресле пожилой мужчина.
*
* *
Мой отец, шаги считая,
в быстром танце мать ведёт
на погибель,
роковая
впереди черта грядёт.
Но не видят края бездны
мать с отцом перед собой.
Скалы чёрные отвесны.
Меж камней шумит прибой.
Заглушая наши крики,
он шумит и день, и ночь.
Птицы глупы.
Звери дики.
Людям некому помочь.
*
* *
Вот синий кончился, лиловый,
зелёный, жёлтый —
предо мной
луг представал всё время новой
незримой прежде стороной.
Я вспомнил, как когда-то детский
калейдоскоп вертел в руках,
и маленький мирок советский
вращался — сельсовет, продмаг.
Вдали виднелась колокольня
несчастная, как сирота.
Всё то, что мне сегодня больно,
мне больно не было тогда.
*
* *
Ни к чему история народная,
если не болеешь за народ,
скучная чужая подноготная —
письма, мысли, чувств круговорот.
В лучшее мне верить очень хочется —
что не пропадёт к нам интерес,
а, когда срок годности закончится,
не свезут детишки в тёмный лес.
Вон он — громоздится у околицы.
Будто бы на фото групповом
выстроились школьники и школьницы,
сосны, ели обступили дом.
*
* *
Особенности местного рельефа
должно быть таковы,
что день за днём
фабричная труба клонится влево,
а вправо — дом, где мы с тобой живём.
Развал страны добрался до окраин,
до самых отдаленных уголков.
Ни Бог, ни царь,
кто на Руси хозяин? —
задумчивых спросил я мужиков.
Один сказал одно, другой – другое.
А третий, обернув лицо ко мне,
буквально замахнулся на святое,
сказав про власть:
Гори она в огне!
*
* *
Я оглянулся на равнину,
что простиралась далеко.
Подкрадывалась, выгнув спину,
река, разлившись широко.
Кто там средь пойменного луга
огни во мраке засветил? —
ответа не
найдя,
я друга,
за мною шедшего,
спросил.
И он сказал мне:
Поневоле
в пути
отставшие от нас,
чтоб не замёрзнуть в чистом
поле,
зажгли костры в полночный час.
Мужчины,
женщины и дети,
соорудив себе кровать,
вповалку спят.
Там сохнут сети
рыбачьи.
Тишь и благодать.
*
* *
Шли, не поднимая головы,
муравьи,
их было очень много,
прямо через заросли травы
пролегала дальняя дорога.
Там подспудно — в тайне ото всех
шло переселение народов.
Но ни
стук колёс, ни скрип телег
не встревожил наших садоводов.
Но не потому, что мы, жлобы,
ничего вокруг не замечали,
а из-за того, что мы Судьбы
наперёд ни ты, ни я не знали.
*
* *
Чтоб в чаще леса отыскать проход,
я осторожно раздвигаю ветки,
так опытный боец себя ведёт,
не первый раз
участвуя в разведке.
Мне нравится, что я могу сравнить
себя с лазутчиком во вражьем стане,
что я могу себя вообразить
стрелком отважным в центре поля брани.
Мне хочется считаться храбрецом
и находить значительное сходство
в лице своём то с дедом, то с отцом,
не ощущая вечного сиротства.
*
* *
Отец, почтенный господин,
держащий сына
на ладони.
Забавно, что отец и сын
похожи, как жираф и пони.
В старинной книге я нашёл
с гравюры сделанное фото,
и долго-долго, сев за стол,
разглядывал на снимке что-то.
Крест на мундире у отца?
Медаль на курточке у сына?
А может быть, черты лица?
В одном лице — Отца и Сына?
*
* *
Средь множества цветов и трав найти
дорогу трудно будет в Царство мёртвых,
но я хитёр, как Одиссей почти,
я тоже из упёртых,
духом твёрдых.
Нога моя в сандалиях из кож
козлиных, обработанных так тонко,
что я на бога в них кажусь похож
кудрявого, как грива жеребёнка.
Легко ступая в них, я не боюсь
услышанным быть псом цепным Аида.
В кромешной тьме бесшумно я крадусь
тропинкой узкой, что лозой увита.
*
* *
Меня окликнула соседка.
Я вздрогнул, так как между нами
случаются свиданья редко,
и весело взмахнул руками.
Дорога шла вдоль края леса,
и тень от полога лесного
чуть колебалась, как завеса
с утра над головой больного.
Больному лёгкая прохлада
даёт отсрочку ненадолго,
спасенье из земного ада —
кусочек тюля или шёлка.
*
* *
Не всегда в рост человека
подзаборная трава,
но поскольку он калека,
правда жизни
такова.
Вот с платформы он спустился
и помчался вдоль путей,
и в траве высокой скрылся
от родных и от друзей.
Видя их недоуменье,
мрак и жуть в глазах у них,
я пустился в рассужденья
о горбатых и хромых.