Стихи
Опубликовано в журнале Дружба Народов, номер 2, 2016
Солонович Евгений Михайлович — поэт, переводчик. Родился в
*
* *
Февраль с короткого разбега
впадает в март.
Ещё зима —
и солнце щурится от снега,
скользнув по кривизне холма.
И солнце, и хрустальный куст,
и верба в розоватой дымке,
и щебет птахи-невидимки
как истина из первых уст,
и облако, и лыжный круг,
ведущий под лесные своды,
где истина — из первых рук,
из материнских рук природы.
*
* *
Дождь смывает остатки угрюмой зимы,
кладовые её обнажая —
тайны, взятые снегом московским взаймы
до поры.
Тут и там проступает чужая
жизнь следами сомнительной снежной поживы,
откликаются, как на немое ау,
стеклотара, окурки, презервативы
откровенные, слипшиеся, б.у.
Убирая чуть свет эту грязь и другую,
будит дворник весь дом беспощадным скребком.
Я его про се6я безнадёжно ругаю,
я бы снова заснул на боку,
если б знал, на каком.
*
* *
Календарное полнолуние
ночь бессонную снова пророчит.
Кто скрывает привычно уныние,
кто природе привычно перечит
и, мурлыча мелодию сольную,
телефонную книжку листает
раз за разом, как ты, и в бессонную
ночь придирчиво память латает,
где с кириллицей вкупе латиница
в частоколе арабской цифири…
Позвони, —
может, кто-то откликнется
в этом непредсказуемом мире.
*
* *
Чужие не запомнились
дорогам,
где ты прошла одна или со мной,
где помолчать успели мы о многом —
на все почти что темы
до одной,
где было всё — и слякоть, и пороша
(по Щипачёву), было, не отнять,
где неподъёмная порою ноша
казалась лёгкой пёрышку под стать,
где, далеки от мысли о причале
последнем, ты да
я, да мы с тобой
обречены молчать наперебой,
о стольком навсегда
не домолчали…
И не вернулся шарик голубой…
На даче
Вечер. Заварить чаёк пора,
чайник в бабу ватную укутав,
дочитать потом успею про
ничевоков и обэриутов.
Жаль не дожили ни те, ни те
до высоких нынешних запретов,
чтобы всё узнать о чистоте
языка своих коллег-поэтов,
чтобы затыкали заодно
с нами уши в театральном зале,
чтобы пикало при них кино
и они про это рассказали,
чтобы от зари и до зари
Заболоцкий лопался от смеха,
чтобы дружно ржали чинари
и геройски материлось эхо.
* * *
Очень жаль мне тех, которые
Не бывали в Евпатории.
В. Маяковский
В вагоне трамвайной одноколейки
вместо сидений — вдоль окон скамейки,
время действия — детство, история,
место действия — Евпатория.
Возят за деньги, а деньги откуда?
С деньгами у родителей худо,
дома к чаю подушечки (небось
не трюфели!),
а насчёт прокатиться
—
так можно на буфере
(как сказали бы нынешние
мальчишки:
«круто!»).
У трамвая два или три маршрута,
город маленький (тогда ещё), ездить некуда,
даже тем, кто торопится, кому некогда.
Не Москва с метро —
школу можно прогуливать
на своих двоих: за угол повернули ведь,
и сентябрьское море — вот оно
(система предшественниками отработана).
В эти дни о себе не случайно напомнила
Евпатория,
не случайно грустью наполнила
душу,
и без этого чувства щемящего
не укрыться в прошлом
от настоящего.
*
* *
К. С.
Часовых поясов чресполосица
не меняет для нас ничего,
к нам с тобою она не относится,
час вперёд, час назад — что с того!
Стрелки предусмотрительно замерли
там, где мы их застали врасплох…
Впрочем, не ожидали и сами мы,
сосчитать не успели до трёх.
*
* *
Мы друг друга без слов укачали,
потому что такими ночами
счастье проще простого спугнуть,
и молчат воспалённые губы,
только дышат органные трубы,
разрывая дыханием грудь.