Опубликовано в журнале Дружба Народов, номер 11, 2016
Владимир Шаров, прозаик (г.Москва)
Книги
в моем детстве, безусловно, играли самую главную и самую
светлую роль. До сих пор приятно вспоминать книжные полки в отцовской
комнате, старый диван, на одной из боковых стенок которого я стою; она качается
подо мной, ходит ходуном, но иначе до верхней полки, где стоят нужные мне
книги, не добраться.
И
вот я снимаю с полки одну книгу, вторую, третью, смотрю пару страниц в начале,
в середине, ближе к концу — и решаю: сейчас я ее буду читать или несколько
погодя, потому что я уже знаю, что неправильно, нечестно, несправедливо начать
книгу и, не дочитав, ее бросить.
Потом,
уже в своей комнате, я, соорудив из подушек и одеяла пещеру и укрывшись в ней с
фонариком, читаю, если про меня забыли, чуть не до утра — и, в общем,
совершенно счастлив.
Обычно
я читал, перемежая одну книгу другой и часто, едва закончив, снова начинал
перечитывать. У меня была плохая память, но я считал это преимуществом: снова,
снова и снова можно было читать почти как в первый раз.
Вот
книжки, которые я перечитывал чаще других и многие-многие годы. Это почти весь
Марк Твен, но особенно, конечно, «Том Сойер» и «Геккельберри Финн», и «Жизнь на Миссисипи». Но, в общем,
пожалуй, весь. Я очень любил Майн Рида, отношения у меня не сложились только с
самой известной из его книг — со «Всадником без
головы». Много раз перечитывал всего Жюля Верна и потом очень настойчиво рекомендовал его своим детям.
Впрочем, не помню, послушались ли они меня. Тем более что мой отец нахваливал Фенимора Купера, а мне он показался и затянутым, и довольно
скучным.
Я
очень любил «Без семьи» Гектора Мало, а также до бесконечности готов был
возвращаться к сказкам всех времен и народов, собранным и безвестными
фольклористами, и, например, Шарлем Перро или братьями Гримм. Тогда же я запоем
читал Астрид Линдгрен. Мне у нее нравится все: и
«Малыш и Карлсон», и «Пеппи
Длинныйчулок», и все остальное. Любил, и до сих пор
люблю, английские книжки: от «Винни Пуха»,
блистательно переведенного Борисом Заходером, до
«Мэри Поппинс».
Позже
для меня началась эпоха Гофмана и Андерсена. В сущности, они и завершили
детство.