Опубликовано в журнале Дружба Народов, номер 10, 2016
Дмитрий Самойлов — родился в 1984 году в Москве. Окончил Школу-Студию
(ВУЗ) при МХТ им. Чехова по специальности театроведение. В театре не работал ни
дня. Работает в рекламном агентстве, переводит с немецкого языка. Известен как
литературный критик. Живет в Москве.
Покойный
ныне, но великий навсегда русский поэт Мирослав Немиров утверждал, что
кинематограф и телевидение тоталитарны по своей природе. (https://youtu.be/jj6z6L9wtmo?t=860)
Нужно полтора-два часа смотреть в одну точку, отвлечься нельзя — вдруг что-то
пропустишь, а потом не поймешь, почему вот этот на того пистолет наставляет.
Смотреть
фильмы Немиров, по его же словам, соглашался только
если ему обещали за это бутылку водки.
18
ноября 1991 года на советском телевидении состоялась премьера бразильского
телесериала «Богатые тоже плачут» — 248 серий по 20 минут нужно было сидеть,
глядя в одну точку, чтобы ничего не упустить. После показа первых восьми серий
руководство ЦТ сняло сериал с эфира, посчитав, что никто в здравом уме это
смотреть не станет. Не учтя однако, что, вероятно, к
тому моменту в стране осталось не так много людей в здравом уме. В дирекцию
полетели многочисленные письма со всей страны с просьбой вернуть на экраны бразильскую
мыльную оперу.
Конечно,
люди хотели смотреть этот набор сентиментальных низкокачественных штампов не
потому, что были безумны. Люди хотели психотерапии. Ну
как-то это в России не принято. Не принято ходить к психологу, рассказывать о
своих проблемах за деньги посторонним людям. А у близких людей и своих проблем
полно, причем, все — те же самые.
Есть
живая в памяти советская киноклассика — «Москва слезам не верит» о пути честной
и непреклонной советской женщины. Есть новомодное перестроечное кино о
проблемах проституток — «Авария дочь мента» и прочая
маленькая Вера. Есть даже знаменитые анестезирующие советские комедии Гайдая.
Нет только красивого и достойного плача навзрыд. А тут, оказывается, богатые
тоже плачут. В самом названии этого сериала уже содержалось утешение для
миллионов, а сюжет его вводил в благостный транс — череда драматических
событий, разворачивающихся в антураже бесконечно далеком от постперестроечной
России.
На
долгие годы слово «сериал» стало означать что-то нарочито пошлое, лишенное
художественных достоинств, растянутое на потребу публике и во имя обогащения
продюсеров.
В
силу многообразия западной культуры, в США всегда находилась ниша для чего-то
многосерийного и телевизионного. Для школьников был «Беверли
Хиллз 90210», для гиков «Квантовый скачок», для
интеллектуалов «Твин Пикс», неясно для кого — «Мэлроуз плейс».
В
России же реабилитация сериалов началась с ситкома
«Друзья». Вообще, в официальном киноведении принято разделять сериалы и ситкомы. В ситкомах серии короче,
за кадром есть смех, герои почти не развиваются на протяжении всего проекта.
Сериал же это, все-таки, некое художественное кинопроизведение — целостное,
движимое внутренней сюжетной логикой и отделенное от зрителя экраном, как
классический театр — условной четвертой стеной.
Так
вот, «Друзья». Рядом с «Улицей разбитых фонарей» — сериалом
вне всякого сомнения, выдающимся, но сейчас не об этом — это был глоток новой
жизни. Но качественно иной глоток — почти как глоток ежевичного смузи1 — Нью-Йорк 90-х, модные молодые ребята,
разговоры про секс и шутки про американские баскетбольные команды (Knicks? — Yeah! Knicks rule!).
«Друзья»
— это хипстеры конца девяностых. Люди, которые смотрят «Друзей», уже знают вкус
и цену достойной жизни — они не бандиты и не неудачники. Они пионеры интернета
и офисные служащие или просто все молодые и веселые. Хотя «Друзья» это сериал
для самых широких масс, чтобы понимать шутки нужно знать, как называются две
главные Нью-Йоркские баскетбольные команды, кто такой Ричард Брэнсон и почему на День благодарения едят индейку — а следовательно, почему ее на День благодарения не ест Чендлер.
В
конце девяностых тот самый кинотелевизионный тоталитаризм рушится — в подземных
переходах появляются «Друзья» на видеокассетах. Для эстетов — «Друзья» на
фирменных кассетах без перевода. Теперь можно смотреть эпизоды
и даже сезоны не по порядку, можно устраивать групповые просмотры, можно
выхватывать цитаты из контекста. «Друзья» на видеокассетах раскрепостили
зрителей и легитимизовали жанр телевизионного
сериала. «Любитель сериала» больше не ярмо, которое характеризует своего
носителя как недалекого неудачника, лишенного собственной жизни и привязанного
к «ящику».
В
2004 году, когда «Друзья» заканчиваются, появляется «Доктор Хаус».
Эпоха
не стала иной в один день. Она плыла под ногами, медленно поворачивая камеру
общественного зрения от Оскара к Эмми.
Я
был в Лондоне дважды с разницей в год в 2004-м и 2005-м годах. В 2004-м в
сувенирных ларьках на Оксфорд стрит стены были
завешаны футболками с изображением Шварценеггера и Аль Пачино
(«Лицо со шрамом»). По какой-то причине такие футболки считались уместным
сувениром из Лондона. В 2005-м году в каждом таком магазинчике висела футболка
с Хью Лори и цитатой из «Доктора Хауса»: «Everybody lies» или «It’s not lupus»2.
Так
телевизионный сериал дал миру героя. Мрачного, но остроумного, едкого, но
обаятельного доктора Хауса. Этот герой не любил людей — качество понятное
аудитории зари интернета, — но он отлично выполнял свою работу — лечил людей, —
качество, о котором мечтает каждый зритель.
Грегори
Хаус был помесью чудовища и девичьей мечты. Образца для подражания — я лично
знаю взрослых людей, которые под влиянием этого сериала стали носить пиджак на
футболку под рубашкой и ходить с тростью — и живым сборником пороков. Он не
оправдывал своих недостатков, он ими гордился, а потом платил за них. Весьма
честно для образа идеального мужчины.
Главное
— «Доктор Хаус» мгновенно стал доступен на многочисленных ресурсах в интернете
в нескольких вариантах перевода, а следовательно,
увеличил антитоталитарное поле киноискусства,
позволив смотреть себя уже совершенно неприличное количество раз в любое
удобное время.
«Доктор
Хаус» не мог лишь одного — пробить потолок жанра. Он, по-прежнему, наследовал
многосерийным телефильмам и ситкомам со смехом за
кадром. Только без смеха за кадром — аудитория подросла, ей, кажется, и так
было ясно, когда смеяться. Доктор Хаус был задуман однажды и навсегда. Развитие
героя хромало, как «правильнописание» Винни Пуха или как сам герой. Он отвечал запросам зрителей,
которые любили его таким какой он есть. И это не
давало сериалу встать на одну ступень с полноценным произведением искусства.
Ведь в классике герой действует движимый не продюсером и не автором. В классике
герой действует, движимый общечеловеческими законами мироздания и внутренней
логикой. Нельзя сделать так, чтоб Раскольников вошел во вкус и побежал дальше
убивать старушек. Не так он выписан изначально. Классический герой внутренне
слишком сложен для манипуляций извне.
И
тогда появился Уолтер Уайт в сериале «Во все тяжкие»,
который стал не вехой телеискусства, а его первым классическим произведением.
Сериальная индустрия довела телевидение до уровня музея или, по крайней мере,
зала славы. Славы человеческого духа.
Больной
раком школьный учитель химии за пять сезонов превращается из несчастного,
помятого жизнью, а точнее ее отсутствием, обывателя в грозного героя, который в
ответ на вопрос жены, не в опасности ли он, кричит ей — «I am
the danger!»3
В
финале Уолтер Уайт, прошедший через болезнь,
убийства, смертельную опасность, предательство и социальную смерть, искренне
говорит, что он делал это для себя и он этим
наслаждался.
Уолтер
Уайт вывел сериального героя на орбиту классического произведения, где он
встает перед общезначимым конфликтом и разрешает этот конфликт
дорогой ценой. А особенность классики заключается еще и в том, что
классика универсальна — она не принадлежит сегменту аудитории, она даже не
принадлежит одному типу распространения. Классика проникает во все сферы
общественной жизни — в цитатах, намеках и визуальных образах.
Недавно
друзья-кондитеры прислали мне пакетик конфет — голубые кристаллы карамели
внешне полностью имитировали «голубой мет» — наркотик, который варил главный
герой сериала «Во все тяжкие». Это ли не фиксация в истории — во времени и
пространстве? Ничего подобного не могло бы остаться ни от «Рабыни Изауры», ни от упомянутого
«Богатые тоже плачут».
Рынок
сериалов стал бесконечно мноообразен, победив
структурный тоталитаризм кинематографа — теперь уж точно не обязательно
смотреть полтора часа то, что тебе показывают. Теперь ничего невозможно
навязать.
Есть
сериал о криминальном мире Бирмингема 20-х годов ХХ века — «Острые козырьки» —
там местная шпана режет друг друга козырьками твидовых
кепок.
Есть
сериал о том, что в каждом доме есть чудовище — «Американская история ужасов».
Сериал об американской политической жизни, в котором вице-президент
собственноручно сталкивает неугодных на рельсы
метрополитена, — «Карточный домик». Есть сериал о двух старых подругах, чьи
семидесятилетние мужья оказались геями и давними
партнерами — «Грейс и Фрэнки». Тут важен и сам многосерийный формат — разве
можно подобный сюжет полноценно раскрыть в полуторачасовом фильме? Кроме того,
главные роли в этом сериале исполняют Джейн Фонда и Мартин Шин, что так же
прямо свидетельствует в пользу полноценности сериалов как вида искусства — такие
артисты где попало сниматься не станут.
Наконец,
есть великая сага «Игра престолов» — всеобъемлющая история фанатстической
вселенной, которая вывела фэнтези из подполья к эстеблишменту, а также в последнем сезоне подарила миру
кинематографа и искусства вообще уникальный пример трехмерной режиссуры — не в
визуальном, а в мизансценическом смысле. Там зритель одновременно находится и
на диване, и у героя в голове, и под горой трупов. Прелесть что такое!
Мир
сериалов раздробился, как раздробился весь культурный мир, — в хорошем смысле.
Из каждого осколка выросло по кристаллу, и некоторые из них оказались высшей
пробы. Благодаря техническим средствам количество исполнителей музыки
сравнялось с количеством слушателей, а количество сериалов близко подошло к
количеству статей в энциклопедическом словаре — так широк спектр тематик и
сюжетов.
Кажется,
тоталитаризм визуального исполнительского искусства побежден многообразием. Но
он всего лишь заменен тоталитаризмом рынка. Чем усадить человека смотреть
что-то в течение полутора часов, гораздо выгоднее продавать ему по три эпизода
разных сериалов в неделю на протяжении долгих лет. Те, кто не платят за
просмотры официально, расплачиваются потреблением рекламы, вшитой в версии,
скачанные с трекеров или выложенные на сайты для онлайн стримминга.
Плохо
ли это? Конечно, нет. Просто нужно помнить, что Ланнистеры
всегда платят свои долги4. Всегда платят и всегда
забирают.
У
нас с искусством все по-честному.
_____________________
1 Smoothie — фруктовый напиток, популярный в среде городских
модников.
2
Популярные фразы главного героя сериала «Доктор Хаус»: «Все лгут» и «Это не
волчанка», соответственно.
3
Я и есть опасность.
4
Известный любителям сериалов девиз дома Ланнистеров —
оснвного клана сериала «Игры престолов».