Опубликовано в журнале Дружба Народов, номер 8, 2015
Солнечной осенью, в октябре 1985 года мы зашли к НитеТабидзе с Эдиком Элигулашвили и с ОтаромЧиладзе. Разговор шел в основном по-грузински, все трое смеялись… Я, почти не понимая о чем речь, засмотрелась и заслушалась. Столько любви, столько глубокой нежности было и в лицах, и в теплом солнце, легко проникавшем сквозь чистые стекла окон, и в прохладном ветре, шуршащем листьями акаций за открытой на балкон дверью.
Как капля янтаря.
Именно так, вне слов, цельным чувством, как янтарный камушек со дна моря, что лежит в ладони, — живет во мне дом поэта Тициана Табидзе, а в нем приветливая хозяйка, дочь поэта.
От времени здесь уже ничего не зависит.
В этот дом так легко и так важно было зайти, в любое время года и практически в любой час — ранним утром, поздним вечером, в полдень. Зайти с Сережей Гандлевским, с Ильей Дадашидзе, с Наташей Соколовской. Или случайно встретиться с Яном Гольцманом.
Какие светлые лица, какие родные голоса. Как в тот, возможно, первый раз, золотым октябрем 85-го.
Эдик Элигулашвили, многолетний тбилисский собкор «Литературки», был легкомыслен и смешлив, посматривал на окружающих сквозь толстые стекла очков с пониманием и с озорством. Отар Чиладзе, напротив, улыбался не часто, тайна и благородство озаряли, как сказали бы в старинном романе, его мужественное лицо с глазами цвета стали. Действительно, озаряли. Хотя, может быть, только короткая стрижка Отара уже тогда была серебристого цвета стали, а глаза — светло-карими и беззащитными… Но страшновато было пристально вглядываться в эти глаза. И как Наташе Соколовской, лучшей переводчице его стихов на русский, это удавалось? (Или не удавалось все-таки? Надо будет у Наташи спросить. Еще можно. Мы изредка переглядываемся из Петербурга в Москву и обратно…)
Вижу, как сейчас: НитаТабидзе стоит, слушает Эдика и Отара, вот смеется, отвечает на шутку шуткой… Отар хохочет, как мальчик, она кладет руку ему на плечо и прислоняется на секунду лбом… Нита была чуть выше плеча Отара. Или не выше? Вся она передо мной, ужасно милая, спокойная, уютная. Знающая. С лицом умной, много чего пережившей крестьянки. Она была главой рода. И все всегда это понимали. Род особенный. В него входили не только прямые предки, дети, внуки и правнуки Тициана Табидзе. Не только Голубороговцы. Входили все, кто был другом Тициана, и те, кто мог бы стать его другом, родись пораньше. Она все помнила, все хранила и в то же время все, что помнила и хранила, легко, без всяких амбиций — отдавала. Как бабушка внукам, как мать детям, как сестра. Она была частью той драгоценной, поколениями вырабатываемой ткани, имя которой лучше и не пытаться назвать. Может, на грузинском и есть подходящее слово, на русском — не нахожу. Не только культура и не просто язык… но историческая память — тоже. Еще и слух на поэзию, как и слух на правду вообще. Слова не нахожу. Но есть же такая ткань, на ней-то все в мире и держится, все по-настоящему дорогое людям…
Вспомнила! Есть. Эта первоткань у нас замечательно называется: ОСНОВА.
Ниточка — как славно ее все звали, и между собой, а многие и напрямую. Бывало, что не видимся долго, но вот общие знакомые в разговоре произнесли — Ниточка Табидзе, и тепло разливается по сердцу. Ниточки уже и на свете нет, а тепло — осталось.
И так у множества людей происходит, сосчитать нас всех невозможно.
Вот и думай теперь, кто же она была…
Прекрасная в Тбилиси традиция — домашние музеи. В холодной России она почти не прижилась. Даже когда у нас пытаются создать нечто подобное, то получается, что либо начинание гибнет без поддержки, либо, напротив, выхолащивается от чрезмерного внимания то государственных, то коммерческих структур.
Ниточка подарила мне и моим русским друзьям (о грузинских и не говорю) не музей Тициана Табидзе, а его дом с живым его дыханием. И как бы ни трагична была судьба поэта, а все же… Итог его жизни — жизнь.
Ниточка, иголочка, петелька, узелок. Янтарная бусина, вшитая в ткань…
Дай Бог, чтоб не оборвалась нить, связь всего, для чего стоит жить. Нет ничего прочнее нити ОСНОВЫ. Но если она все-таки оборвется — мир расползется и прекратится.