Опубликовано в журнале Дружба Народов, номер 8, 2015
Вспоминая время начала нашего общего жизненного пути с Беллой, могу сказать, что первым впечатлением для меня было то, как самоотверженно она «уходила в ночное», просиживая многие часы при лампе под абажуром и вставая из-за стола уже при свете утреннего солнца. Я видел, с каким упорством и с какой затратой сил она занималась переводами с грузинского языка.
Еще не до конца поняв характер Беллы, не осознавая меры ее приверженности Грузии и не будучи в знакомстве с грузинскими поэтами, я спрашивал:
— Белла, объясни, пожалуйста, почему ты так много сил отдаешь переводам с грузинского? Вот, например, Иосиф Бродский и Андрей Сергеев переводят англоязычных поэтов. Всем известны имена великих поэтов Франции — Бодлера, Рембо, Аполлинера. Их переводили многие замечательные поэты, например Вильгельм Левик. Женя Солонович переводит итальянцев. Откуда такой интерес именно к Грузии? Не сужаешь ли ты свой кругозор, замыкая его на грузинских авторах?
И лишь по ходу жизни я получил ответ на собственные вопросы. С течением времени я понял, что Беллой руководит подлинная любовь к грузинскому народу, к его культуре, к грузинским обычаям и нравам, к способу времяпрепровождения.
Сны о Грузии — вот радость!
И под утро так чиста
виноградовая сладость,
осенившая уста.
Ни о чём я не жалею,
ничего я не хочу —
в золотом Свети-Цховели
ставлю бедную свечу.
Малым камушкам во Мцхета
воздаю хвалу и честь.
Господи, пусть будет это
вечно так, как ныне есть.
Пусть всегда мне будут в новость
и колдуют надо мной
родины родной суровость,
нежность родины чужой…
И так было на самом деле. Я испытал это на самом себе. Дело в том, что я бывал в Грузии до встречи с Беллой, и у меня было много своих впечатлений, и они во многом совпадали с впечатлениями Беллы, но, конечно, я не мог себе представить меры поклонения грузин Белле. Они буквально обожествляли ее образ. Я понял это, только когда впервые попал в Тбилиси вместе с Беллой. Тогда же я узнал лучших грузинских писателей — ближайших друзей Беллы, которые тоже стали моими друзьями. Это было вхождение в самую сокровенную среду грузинской элиты.
Лучшие люди Грузии преклонялись перед Беллой и лучшие семьи в Тбилиси звали нас к себе, стараясь приветить и угостить самым широким способом. Все двери открывались для нас. И мы бесконечно отзывались на эти приглашения. Конечно, мне по началу было трудно привыкнуть к такой мере любви, выражавшейся в высокопарных тостах, но вскоре я стал тонко разбираться в той степени искренности, с которой они говорились. И я быстро подружился со многими замечательными поэтами, проводившими время вместе с нами. Я понял, что такую дружбу нельзя предать, а необходимо ей соответствовать, необходимо ей отслужить.
Уже после первого совместного пребывания в Тбилиси я больше не задавал Белле вопросов о ее преданности переводам с грузинского. Я уже сам попал под влияние возникших дружб и всеми силами старался принимать приезжавших из Грузии гостей максимально широко. Моя мастерская стала оплотом грузинской диаспоры Москвы и «перевальным» пунктом гостей из Тбилиси. Все дороги грузинских литераторов и художников, приезжавших из Грузии, проходили через пространство мастерской, и всем гостям я старался оказывать гостеприимство, подобное оказанному нам.
Белла рассказывала:
Я же проводила там довольно много времени, когда меня здесь отовсюду как-то изгнали, то грузины защищали каким-то образом. Каким? Ну, вот они печатали в то время в Грузии. Например, откуда «Сказка о дожде» была известна все время? А напечатана была в «Литературной Грузии» впервые, как и поэма о Пастернаке. Гия Маргвелашвили старался и приучил Златкина Марка Израилевича, директора издательства «Мерани». Гия столько труда положил на это, Боже мой!
Я очень много вчитывалась в грузинский текст. И знала некоторые фрагменты той же «Мери» дословно. Но я знала, что дело не в дословности, а в том, чтобы по-русски это звучало. Если вы хотите, чтобы это по-русски поняли, поняли, что он гений.
Ну поэты поняли это довольно быстро, и братья Чиладзе, и Симон Чиковани — все они поняли: «Она правильно идет, правильно делает! Она хочет, чтобы это звучало по-русски!»
Белла действительно очень хотела донести до российского читателя грузинскую поэзию и сдалать ее нашим всеобщим достоянием.
В русской литературе существуют замечательные переводы с грузинского, сделанные Борисом
Грузинская речь настолько занимала мысли и чувства Беллы, что становилась для нее родной и не прекращала восхищать ее красотой звучания, очаровывала и не отпускала.
Ни с одной чужой речью не общалась я так долго и близко, как с грузинской. Она вплотную обступала меня говором и пеньем, искушая неловкую славянскую гортань трудиться до кровавых ссадин, чтобы воспроизвести стычку и несогласие согласных звуков и потом отдохнуть в приволье долгого «И». Как мучилась я из-за этой не данной мне музыки — мне не было спасенья в замкнутости, потому что вода, лившаяся из-под крана, внятно обращалась ко мне по-грузински.
Андрей Битов сказал о ее труде переводчика: «Она переводила с любви, а не с подстрочника».
Список имен переводимых Беллой поэтов впечатляет:
Николаз Бараташвили, Галактион Табидзе, Тициан Табидзе, Паоло Яшвили, Георгий
Передо мной на столе лежит прекрасная книга «Поэзия народов Кавказа в переводах Беллы Ахмадулиной» как памятник ее выдающемуся художественному подвигу.