Опубликовано в журнале Дружба Народов, номер 11, 2015
Ампулы нашли на сеновале.
Взрослые на сеновал не лазили, и мы с сестрой прятались там в жаркий день, набив карманы стручками гороха.
Медицинские ампулы с надписью на латыни, аккуратно завернутые в пожелтевшую бумагу,
уложены в потрескавшийся от времени саквояж.
Мы затаились, боясь, как бы нас не позвали полоть
или подавать кирпичи однорукому деревенскому печнику Брыкину. Он не спеша перекладывал нашу печь,
прерываясь на недельные запои. В окрестных деревнях на него была очередь. Никто
не знал печное дело так, как он. Поэтому его не раз переманивали у нас водкой.
А когда он возвращался, меня и сестру —
лентяек-белоручек сажали отмачивать и сбивать известку с кирпичей, добытых из
графских подвалов.
Копаясь в чердачном хламе, Алёна, которая старше меня на два
года, шепотом рассказывает мне, как родятся дети. Я слушаю о кровавых
подробностях этого дела, и мурашки бегут у меня по спине.
— Поцелуй меня! — внезапно требует сестрица.
— Зачем?
— Вот поцелуй, узнаешь!
Чмокаю в щечку.
— Ты не умеешь целоваться.
— Это почему?
— Ты целуешься по-детски. Надо в губы. И с языком.
— А мне нравится так.
— Представь, что я мальчик, в которого ты влюблена.
Практические занятия, бесконечно увлекательные и
таинственные.
— Тебе хоть кто-нибудь нравится?
— Не-а.
— А из класса?
— Они все скучные.
Стараясь не чихнуть от свербящего в носу сена, кидаюсь
зелеными горошинками в голую спину проходящего внизу Брыкина.
— А ты знаешь, что Брыкин
тракториста из-за водки убил? Он шел с бутылкой из Мышлино
домой, а навстречу трактор. Тракторист знал, что у Брыкина
водка, и стал просить. А Брыкин не дал. Они
подрались. Тракторист отрубил ему руку, а Брыкин его
убил. А весной, когда снег стаял, тело нашли в овраге.
— А руку нашли?
— Не знаю.
— Иначе как узнали,
что это Брыкин тракториста убил?
— Представляешь, поцеловать Брыкина?!
Сестра пожимает
плечами:
— Ты что, он же старый! Весь бородатый такой! Ему уже наверное лет тридцать.
— Это прикольно, что бородатый! Представляешь, выйти замуж за Брыкина!
— Фу!
— И поселиться здесь, в деревне…
Алёне нравятся актеры сериалов. Она их представляет, напуская
мне в рот слюней и трогая мою еще незаметную грудь.
— А что мы будем с ампулами делать?
— Попробуем.
— А что будет?
— Ну, как будто летаешь.
Поймали кошку. Разбили ампулу, ссыпали порошек
в кружечку, размешали с водой и влили кошке в насильно раскрытую розовую пасть. Кошка помотала головой, встряхнулась,
пошевелила ушами. Потом замерла, дернула хвостом, легла на спину и стала
тереться спиной о траву.
— Что-то она не летает…
— Смотри, какой у нее большой живот! Беременная! Скоро родит.
На следующий день взяли саквояж, пошли вдоль реки.
— Мы за ягодами, бабуль!
На другом берегу мальчишки взрывали ласточкины
гнезда. Закладывали коробки спичек и поджигали. Мы ушли подальше в поле,
спрятались за стог и, устроившись поудобнее на соломе,
слушали, как шуршат полевки, смотрели, как блестит крест церковки за лесом.
Потом отломили носик ампулы, высыпали в кружечку, размешали.
— А мне деревенские рассказали, что
в войну надо было взорвать церковь, потому что она была ориентиром для
фашистских самолетов. Но никто не хотел. И только дед Брыкина
вызвался взорвать церковь. Но после взрыва церковь осталась стоять. А рука у
внука отсохла.
— Он же в войну еще маленький был или даже ваще еще не родился.
— Да, значит, он уже родился с отсохшей рукой. За грехи праотцов.
Пахло из кружечки холодком. Стало неуютно.
— Я не хочу пробовать.
— Пей!
— Давай его выкинем.
— Пей! — сестра поднесла кружку к моему рту.
Я отпихнула кружку, побежала по полю. Сестра за мной.
Догнала. Подрались. Я решила навсегда уйти из дома. К Брыкину.
Шла, рыдая, напрямки, через крапиву.
Увидела его издалека на огороде. Подкралась поближе понаблюдать, как он одной
рукой управляется с лопатой, загоняя ее в землю ударом ноги, а потом,
используя культю, как рычаг, вынимает
землю. В мешке рядом что-то шевелилось. Выкопав ямку, он взял мешок, высыпал
маленькие белые комочки. И стал закидывать землей. И тут я поняла, что он
закапывал только что родившихся котят.
— Эй! Что ты делаешь?! Не убивай их!
Из-под земли доносилось пищание.
— Отдай их мне! Пожалуйста!
Брыкин потоптался, трамбуя
землю:
— Тебя бабка заругает!
— Не заругает! Не убивай их!
Он собрался идти с огорода.
— Я тебя поцелую! Если отдашь!
— Ядрись, коромыслом!
— Ты злой! Поэтому у тебя рука и отсохла! Ну
отдай! Они же умирают! Сделай хоть доброе дело!
— Ах ты, соска! Мою руку медведь погрыз, когда я малого
спасал! На него шатун зимой напал… А я его от медведя
отбил. Дык он в реке потоп на следующий год. Судьба… А доброе дело, это ты кошке скажи, чтоб она не котилась!
Орут голодные, цыплят таскают. Иди к бабке.
— А если я тебе дам что-то такое, отчего ты полетишь,
отдашь?!
— Это еще чо такое?
— Белый порошок. Очень хороший. Мы с сестрой пробовали.
Сейчас принесу!
— Ну не хрена ж! Понаехали из Москвы…
Я побежала за саквояжем, рассказала сестре про котят,
помчались к Брыкину вместе.
Калитка была заперта.
— Эй! Брыкин! Мы принесли!
— Лесом идите, сказал!
— Слышишь, котята мяучат в земле! Ну отдай их нам, ну пожалуйста!
— Где взяли-то? Во я вашей бабке
скажу!
— На сеновале нашли.
— Зеки, чо ль, попрятали? Тут зимой
быват беглые прячатся в
домах.
— Не, это еще с революции! В нашем доме была до революции плисарезка.
— Ну плисарезка,
и чо?
— А плисарезы не люди, что-ли?
— Дай посмотреть, чо у вас там?
Брыкин подошел к калитке,
протянул руку за саквояжем.
— Отдашь котят?
— Они уж подохли.
— Нет, мы слышим, как они мяучат! Ну Брыкин, ну миленький, ну отдай
котят! Они ведь задыхаются! Ну хочешь, я тебе трусы
покажу?!
— Эх! Алёна, жопа солёна!
— И она покажет! Покажешь ведь?
— Дура! – я почувствовала, как мое
лицо заливает краска.
— Не пугай ежа голой задницей!.. Чо я там не видел. Дай посмотреть, чо
в саквояже-то.
— Вот, — сестра достала ампулы в бумаге.
Брыкин грубо выхватил у нее из
руки ампулы и пошел в дом.
— Вот я бабке вашей скажу, во чо
играетесь!
— Давай быстро, пока он прячет! – скомандовала сестра,
перелезая через калитку.
Раскопали котят, в саквояж — и бежать. Я зацепилась за
штакетник, прыгая с калитки, порвала платье, но было совсем не до этого.
Скатились в овраг. Слепые котята выглядели спящими. Только
один мяукал, страшно разевая пасть.
— Надо им молока дать.
— Надо сюда кошку принести, она их покормит.
Нашли кошку. Притащили. Она обнюхала котят, взяла зубами за
шкирку того, который мяукал, положила рядом с собой, облизала. Он впился в ее
сосок.
А вечером бабулечка, наша добрая бабулечка, угощала нас
и Брыкина пенками с земляничного варенья. Мы за чаем
тревожно молчали, а потом Брыкин подмигнул мне.
И после мы с сестрой и с Брыкиным,
таинственно переглядываясь, белили печь, а бабулечка
штопала мое платье, напевая «Это было неда-а-авно,
это было давно…»