Опубликовано в журнале Дружба Народов, номер 7, 2014
Александр Стесин
Родился в
* * *
Как согласный отзвук и гласный звук
из одной фонетики, как из двух
населённых пунктов — в задаче для
младших классов — мчатся два жигуля,
потекут друг к другу когда-нибудь
моя жизнь и смерть моя, двинут в путь,
чтоб внезапно встретиться в точке Икс,
где шумит на Эльбу похожий Стикс.
После всех пробегов на сотни миль
и таких пробелов, что свет не мил,
понимают, сблизившись, полюса:
есть одна лишь встречная полоса.
И прибавит газу одна из двух.
И пройдёт мороз, перехватит дух,
точно в классе, где у доски дрожать,
про s, v и t что-то там решать,
и стоишь, оглядываясь на класс,
но глазам не видно ответных глаз.
И уже задача, как сон, видна,
и уже судачат клаксоны, на
полных v сближаясь — s, t дробя,
и уже не знаешь, что нет тебя.
* * *
Когда придёт черёд попасть
(исчезнуть, говоря честней)
туда, где целым станет часть,
лишившись остальных частей,
всплывут из запасных времён
державный герб и алый стяг,
гитара, сданная в ремонт,
и дядя Коля холостяк.
Он любит дачную «пастель»,
где небо и речная гладь,
и в кресле спит, чтобы постель
с утра не «стлать», не застилать;
заваривает чай и пьёт
из чайничка, башку задрав,
и держит деньги в пачке от
«Дуката»: пригляди, минздрав.
Дрейфуют в небе облака,
личинка плавает в вине:
наклонишь в сторону глотка —
она окажется на дне.
Примеришь вещи и слова
к их забыванию, когда
туда, где жили однова,
вернётся времени вода —
как в гости, где неясно кто
хозяин… И запомнит гость
небес пастельное плато
и наберёт водицы в горсть.
А где-то крутится винил,
и вечный Коля, краснолиц,
прощальный тащит сувенир
для тех приезжих «со столиц»,
для тех двоих (рука в руке:
стоят они — отец и мать),
ссужавших медяки реке —
на дно: ни наклонить, ни взять.
* * *
Она говорит: «Тяжело, а ему тяжелей»,
говоря о муже. Они — в ожиданье врача
в онкологической клинике. «Пожалей
нас», — причитает. И медсестра, ворча,
приносит ему подушку, питьё, журнал.
Он — восьмидесятитрёхлетний. Рак
почек. Худой, как жердь, но худей — жена.
Он и она — из выживших: тьма, барак
в Треблинке или Дахау.
С недоверьем глядят
на студента-медика, думают: свой-несвой?
Да, говорю, еврей. И тогда галдят,
жалуясь на врача с медсестрой. Весной
будет ровно шестьдесят лет со дня
их женитьбы. Кивает на мужа: «Тогда он был
вроде тебя… — и оглядывает меня, —
…но постройней». Верный муж охраняет тыл.
Она говорит: «Мы постились на Йом Киппур
даже там… Берегли паёк… А в этом году
в первый раз в жизни не выдержали. Чересчур…»
Говорит: «Когда он уйдет, я тоже уйду».
Он — вечно мёрзнущий; помнящий назубок:
«Образ Господа виден смертному со спины, —
засыпает, подушку подкладывая под бок, —
Next year in