Опубликовано в журнале Дружба Народов, номер 4, 2014
Столяров
Андрей Михайлович —
прозаик, автор не только художественных произведений, но и многочисленных
статей по аналитике современности, а также книги по философской аналитике
«Освобожденный Эдем» (2008). В «Дружбе народов» публикуется впервые.
Наш язык — самый
красивый.
Скоро все будут говорить по-монгольски.
Чингисхан в фильме «Монгол».
Пакс Экономикана?
Последние десятилетия в нашем сознании, как, впрочем, и в сознании большей части мирового сообщества, безраздельно властвует экономика. Сообщения о ставке рефинансирования, об уровне инфляции и о рецессии, в которую вползает страна, звучат как сводки с театра военных действий. Бурно обсуждается взлет потребительского кредитования, трудности с ипотекой, колебание мировых цен на нефть. Язык экономики начинает вторгаться в области, весьма далекие от нее. Рождение детей теперь трактуется как инвестиции в будущее, спасение души рассматривается как банковский вклад с неограниченными процентами. Справедливым оказалось утверждение Александра Неклессы, возвестившего еще лет пятнадцать назад наступление Pax Economicana. Более того, хотя никто прямо об этом не говорит, но если судить по акцентированию политиками и прессой чисто экономических тем, мы как будто вернулись к наивному представлению прошлых веков, что с повышением материального благосостояния все остальные проблемы будут решены сами собой. Главное — это рост производства, главное — эффективность принимаемых экономических мер. Это универсальное государственное лекарство. Это панацея от всех социальных и политических бед.
Между тем даже поверхностный анализ показывает, что эффективная экономика вовсе не является гарантом стабильности. Множество острых конфликтов вспыхивает как раз в экономически развитых и внешне успешных странах. Достаточно вспомнить грандиозные «восстания предместий» во Франции 2005 и 2007 годов или колоссальный погром в Лондоне (и других городах Англии) в августе 2011 года. Несмотря на некоторые экономические мотивы, оба этих конфликта, несомненно, были порождены разницей религиозных воззрений и национальных культур. Европейские мигранты восстали против своих метрополий. Пламя вспыхнуло там, где его ждали меньше всего. Вот проблема, которая действительно стоит перед миром, и что делать с этой проблемой — не знает никто. Не помогает никакая социальная терапия. Национализм стал силой, способной до основания потрясти самое благополучное общество. Россия с ее полиэтническим населением, несомненно, является в этих координатах «слабым звеном». Динамика межэтнических столкновений в ней стремительно нарастает. И потому, вопреки устоявшейся точке зрения, мы рискнем утверждать, что главные проблемы современной России не экономические, каковые обычно выносятся властью на первый план, а национальные — от них зависит само существование нашей страны.
Причем, в отличие от экономики, эти проблемы невозможно решить чисто рациональным путем. Национальное самосознание вообще плохо поддается рационализации — корни его уходят в архетипические глубины веков.
Из
темноты
Выскажем мысль, которая, возможно, покажется странной. Русский этнос, в отличие от многих других, никогда не имел сугубо этнической идентичности. Он всегда был включен в идентичность более высокого уровня.
Это характерно уже для периода Древней Руси. Местная идентичность, к тому же носившая еще отчетливо племенной характер, была в то время несомненно сильнее общей этнической идентичности. Тогдашний русский ощущал себя в первую очередь киевлянином, галичанином, ярославцем, владимирцем, новгородцем и только уже потом — этнически русским. Впрочем, доминирование местной идентичности над национальной типично и для других крупных этносов, складывавшихся из конгломерата родственных между собою племен. Специфика собственно «русскости» заключалась на данном этапе в том, что она имела не столько этнический, сколько теллурический (территориальный) оттенок. Здесь она работала в полную силу. Русскость определялась через принадлежность к единой земле, что весьма убедительно выражено в летописных источниках: «…откуду есть пошла Руская земля… откудуРуская земля стала есть» («Повесть временных лет»), «О, Русская земля, ты уже за холмом» («Слово о полку Игореве»), «Слово о погибели земли Русской», и т.д. и т.п. Никаких сказаний о «земле английской», «земле французской», «земле голландской», насколько известно, в соответствующих национальных летописях не содержится.
Уникальная теллурическая идентичность — это особенность именно начального русского этноса, и возникла она, вероятно, как следствие легендарного «призвания варягов». Здесь, на наш взгляд, произошла двойная символическая инверсия: микроэтноним «русь», как варяги предположительно называли себя, превратился в топоним, покрывающий всю «русскую землю», то есть землю, где властвовала когорта «русских князей»1 , а топоним по прошествии времени вновь стал этнонимом, обобщив таким образом все населявшие данную область славянские племена. Заметим, что это косвенный довод в пользу норманнской теории, поскольку антинорманнисты при всем их патриотическом темпераменте внятно объяснить, откуда взялось самоназвание «русский народ», все же не могут.
В свою очередь, в период Московского царства преобладала московская, то есть государственная, идентичность. Учитывалось прежде всего подданство (политическое гражданство), а конкретная национальная принадлежность значения не имела. Татарский князь, поступивший на службу к Москве, имел такие же этнические права, как и князь рода Рюриковичей. Он во всех отношениях был ничуть не менее «русским». Вспомним хотя бы гротескное, но весьма показательное «воцарение» касимовского хана Симеона Бекбулатовича, сначала посаженного «великим князем всея Руси», а потом ставшего «великим князем Тверским».
Точно так же в период имперской России доминировала имперская идентичность. Русским мог считать себя каждый, кто принимал российское подданство — этот термин обозначал опять-таки не столько национальность, сколько гражданство. Князь Багратион, недовольный ходом военных действий против Наполеона в Отечественной войне 1812 года, писал Аракчееву (а в действительности, вероятно — для сообщения императору Александру I): «…вся главная квартира немцами наполнена так, что русскому жить невозможно». Напомним, что Багратион по национальности был грузином, более того — происходил из царской династии Багратионов. Это, как видим, нисколько не мешало ему называть себя русским.
Правда, сильный крен в сторону этнической русскости был сделан в короткое царствование Александра III. Но, во-первых, уже был близок финал Российской империи: «кого бог хочет покарать, того лишает разума». А во-вторых, учитывая иностранные браки русских царей, в самом императоре Александре III было по разным подсчетам от одной тридцать второй до одной девяностошестой долей собственно «русской крови», что — еще раз подчеркнем — нисколько не мешало ему считать себя истинно русским.
И наконец, в период существования СССР приоритет имела советская идентичность. Была провозглашена новая историческая, социальная и интернациональная общность «советский народ», имеющая единую цель — построение коммунизма. Предполагалось, что собственно «национальная общность находится в органическом единстве с <этой> более высокой, интернациональной общностью, и представители любой нации и народности СССР считают себя прежде всего советскими людьми».
Заметим, что это не было явным преувеличением. Наднациональная общность «советский народ» действительно существовала. Об этом свидетельствуют и его единство в Великой Отечественной войне, поскольку большая война всегда является проверкой полиэтнического государства на прочность, и громадное количество межнациональных браков, препон для которых, в отличие от колониальных империй Запада, практически не было, и весьма пестрый, именно в национальном аспекте, состав советских властных элит. Вспомним: Сталин — грузин (или — огрузиненный осетин), Каганович — еврей, Микоян — армянин, Брежнев — видимо, украинец2 , Пельше (член политбюро ЦК КПСС) — латыш, Шеварднадзе (член политбюро ЦК КПСС, министр иностранных дел СССР) — грузин, Алиев (член политбюро ЦК КПСС) — азербайджанец, Кунаев (член Политбюро ЦК КПСС) — казах, Громыко (член Политбюро ЦК КПСС, министр иностранных дел СССР, председатель Президиума Верховного Совета СССР) — белорус, а также: маршал Рокоссовский — поляк, маршал Баграмян — армянин, маршал Москаленко — украинец…
Фактически русский этнос никогда не был самим собой. Он всегда выступал в истории как некое надэтническое сообщество. Он отождествлял себя не столько с нацией, сколько с государством, и культивировал не столько этнические, сколько государственные черты.
Опыта самостоятельного этнического бытия, отрефлектированного культурой, у него нет.
Ситуация изменилась лишь в конце ХХ века. После распада СССР неожиданно выяснился, но не сразу был воспринят национальным сознанием очень значимый факт: русские впервые в истории обрели собственную государственность. Напомним, что согласно критериям, которых придерживается ООН, государство считается мононациональным (моноэтническим), если численность титульной нации превышает в нем две трети всего населения. А согласно последней переписи (2010 года), русских в России сейчас 80,9 процента. Ближайшее по численности национальное меньшинство, татары, составляют всего 3,9 процента от общей численности россиян3.
Русских в России оказалось больше, чем евреев в Израиле, который многонациональным государством никто не считает.
Вот факт, которым более нельзя было пренебрегать.
Внезапно, будто вынырнув из темноты, на карте мира появилось русское национальное государство.
Мифология
национального
Национальные государства начали возникать в Европе в середине XVII столетия как результат «вестфальской системы» мироустройства, сложившейся по итогам опустошительной Тридцатилетней войны 1618 — 1648 годов. Провозглашая принцип «чья земля — того и вера», то есть утверждая приоритет сложившихся к тому времени национальных культур, данная система предполагала, что отныне базисным элементом геополитики становится именно нация: она обладает абсолютным, неотчуждаемым суверенитетом над своей территорией. Подтверждалась также суверенность национальной власти, какой бы, монархической или республиканской, эта власть ни была, и суверенность религии, которую данная нация исповедует.
Таким образом преодолевалась структурная неопределенность Средневековья, когда границы земель менялись в зависимости от воли или могущества феодалов — реальность Нового времени была зафиксирована устойчивыми социально-экономическими образованиями. Позже эта идеология была закреплена Священным Союзом, стремившимся утвердить незыблемость тогдашних европейских границ, Ялтинскими и Потсдамскими соглашениями о послевоенном устройстве мира, уставом ООН, провозгласившим представительство в этой организации не этносов и народов, а именно государств, Хельсинкскими соглашениями 1975 года о нерушимости государственных границ в Европе.
Обратим внимание на цивилизационную неравномерность этого процесса. В Европе становление национальных государств началось, как мы сказали, еще в XVII веке и завершилось в главных своих чертах по окончании Первой мировой войны — после распада Австро-Венгерской, Османской и Российской империй. В Латинской Америке аналогичный процесс пошел лишь в начале XIX столетия и принял форму боливарианских освободительных войн, в Африке и Азии — еще позже, в основном во второй половине ХХ века, и движущей силой его являлись национально-освободительные движения.
То есть особенности современного русского национального самосознания объяснимы еще и тем, что русский этнос обрел статус нации (самостоятельного государственного бытия) с большим опозданием по сравнению со многими другими народами. И вместе с тем, поскольку механизмы государственно-этнической консолидации являются скорее всего универсальными, то именно они и определяют сейчас мировоззренческую специфику современной России.
Посмотрим, какова эта специфика.
Основой существования любого этноса является миф. Миф — это малая этническая космогония, легенда о сотворении данной нации, представление этноса о самом себе — о своих лучших и худших чертах, выражающихся в конкретных поведенческих практиках.
Причем, как древнегреческая трагедия требует для своего воплощения «трех единств» — единства места, единства времени и единства действия — так миф для воплощения этноса объединяет примерно те же параметры. Он мотивирует территориальное единство этноса («земля предков», «историческая прародина»), единство времени (общность происхождения, общность истории), единство действия, выраженное в общности этнокультурного бытия.
Нация создается в пространстве мифа.
В свою очередь, в базовый национальный миф входят как составные части три других мифа, каждый из которых, впрочем, имеет самостоятельное значение.
Миф о героической истории данного этноса.
Миф об избранности народа, носителя высокой культуры.
Миф о вражеском окружении, о тех вызовах и угрозах, которым этнос (народ) обязан противостоять.
Миф о героической истории является своего рода этнодицеей, то есть оправданием этнического бытия. Он свидетельствует о том, что данная нация всех победила, преодолела немыслимые трудности и препятствия, образовала собственное государство и тем самым доказала свое право на существование. Героическую историю имеет даже самая малая нация, давно уже утратившая любые экспансионистские притязания. Голландский героический миф, например, опирается на великую Голландскую империю (Вест-Индия), на первую в Европе республику, которая подала пример другим европейским народам, на героическое отвоевание земли у моря — строительство голландских плотин и дамб. Героический миф Андорры опирается на древность этого крохотного государства, существующего с 790 года, на героические сражения андоррцев с маврами, на героическое отстаивание своей независимости. Причем любопытно, что разные по содержанию мифы могут возникать на одной и той же реальной фактуре. Скажем, Вторая мировая война для России — это сражение под Москвой, Сталинград, битва на Курской дуге, штурм Берлина. А та же война для Запада — это битва при Эль-Аламейне, высадка на Сицилии в 1943 году, высадка в Нормандии в июне 1944 года. Англия добавляет к этому «битву за Британию» — воздушное сражение с немецким люфтваффе летом — осенью 1940 года, а Соединенные Штаты — войну с Японией на Тихом океане.
В общем, как пишет один из исследователей, «под воздействием социальных мифов история возникновения и развития государств и наций, как правило, искажается и мифологизируется настолько, что ее объективный анализ теоретически возможен только при критическом сопоставлении различных источников. Однако в большинстве случаев это <также> практически невозможно из-за пристрастности, субъективности или ангажированности… По сути дела, вся мировая история стала объектом постоянных манипуляций»4.
Действительно, если спросить среднего американца, кто победил во Второй мировой войне, то он ответит (если вспомнит, конечно, что такая война вообще была), что во Второй мировой войне победила Америка и что главное сражение этой войны произошло у атолла Мидуэй, где американский флот разгромил японскую военно-морскую эскадру.
В свою очередь, миф об избранности народа подразумевает, что данный народ обладает такой совокупностью позитивных качеств и черт, которая с очевидностью выделяет его среди всех остальных. Говоря проще: мы — лучше других. Евреи — избранный народ, поскольку у них заключен прямой договор с богом, значит после «конца истории» будут спасены только они. Французы — избранный народ, потому что они создали Европу: считается, что основой современного европейского бытия стал Гражданский кодекс Наполеона. Плюс к этому — великая французская живопись, великая французская литература, великие французские музыка и театр. Немцы избраны, поскольку они принадлежат к арийской сверхрасе (в подсознании у немцев это сохраняется до сих пор), вообще — этническим субстратом Европы явились в основном германские племена. Опять-таки — великая немецкая философия, великая немецкая музыка, великая немецкая литература. Американцы — избранная нация, потому что они построили «град на холме», общество, где реализованы истинные заповеди божьи, что является безусловным примером для всех. Ну, а русские — это самый духовный народ, исповедующий, в отличие от меркантильных западных стран, подлинно высокие христианские ценности.
И наконец, миф о вражеском окружении утверждает, что всегда наличествует угроза существованию данной нации. Эта угроза может быть четко определена: фашизм, коммунизм, капиталистический мир, исламские террористы и т.д. и т.п., но она может присутствовать и в неявном, неосознанном виде — просто как вызов будущего, который еще нуждается в категориальной рефлексии. Причем, следует подчеркнуть, что угроза, встающая перед нацией, не есть чистая выдумка идеологов, политиков или пропагандистов. Угроза национальному государству действительно существует всегда — хотя бы как конкуренция со стороны аналогичных национальных сообществ. Тем более это относится к вызовам будущего, которые возникают спонтанно и независимо от какой-либо идеологии. Идеология лишь придает этим вызовам конкретные зримые формы. Однако сам миф о вражеском окружении есть неотъемлемая мифологическая константа в сознании любой нации.
Подчеркнем принципиальные качества мифа, которые, на наш взгляд, чрезвычайно важны.
Во-первых, это императивность мифа, то есть его способность мотивировать нацию — в значительной мере определять ее мировоззренческую и деятельностную конфигурацию. Данное качество мифа выделил еще Ролан Барт; иллюстрируя эту мысль, он приводит в пример журнал «Пари-Матч», где на обложке изображен молодой африканец (негр), но во французском мундире, отдающий честь на французский манер, и интерпретирует его как месседж, обращенный к стране: «Французская империя была, есть и будет». Причем это не чисто политическая мотивированность, объясняемая ситуацией тех трудных для Франции лет, но мотивированность онтологическая, фиксирующая и воспроизводящая «имперскость» французского национального самосознания.
А во-вторых, что, вероятно, еще важней, миф сильнее реальности. Миф может в значительной мере не совпадать с текущей реальностью, может, напротив, почти полностью с ней совпадать, может совпадать лишь частично, однако несомненно одно: при несовпадении мифа с реальностью побеждает, как правило, миф.
Показательным в этом смысле является миф советского социализма. Подавляющее большинство граждан СССР (разумеется, гауссианское большинство) было твердо убеждено, что, несмотря на отдельные трудности, испытываемые «здесь и сейчас», оно живет в лучшей стране мира, за которой — историческое будущее. Факты, свидетельствующие об обратном: более высокий уровень жизни на Западе, наличие там социальной защиты и гражданских свобод, более мощная экономика и более высокие темпы развития, факты, которые, кстати, легко просачивались сквозь любую цензуру, массовым советским сознанием просто не воспринимались.
Или более близкий пример. Перед последним вторжением США в Ирак в западном медийном пространстве был создан конкретный политический миф: Ирак — это чрезвычайно опасное, агрессивное государство, имеющее ядерное оружие и готовое его в любой момент применить. Как известно, ядерное оружие в Ираке найдено не было, но свою роль в мотивировании вторжения данный миф все же сыграл. Более того, даже по прошествии полутора лет, согласно социологическим опросам, около половины американцев было убеждено, что оружие массового поражения в Ираке все же имелось. То есть миф опять-таки оказался сильнее реальности.
Пирамиды,
Будда, Христос
Легко заметить, что все три указанных мифа сейчас активно присутствуют в русском (российском) национальном сознании. Причем также легко заметить, что по идеологической фактуре своей они представляют собой реинкарнацию прежних советских мифов и мифов царской России.
Особенно показателен в этом смысле миф о героической истории нации. В русском национальном сознании существует отчетливое представление, что во время татаро-монгольской экспансии XIII столетия Древняя Русь спасла Европу. Конечно, русские князья в борьбе с монголами потерпели сокрушительное поражение, иго воцарилось на русской земле на двести пятьдесят лет, но монголы при этом понесли такие потери, что продвинуться дальше на Запад уже не смогли.
Особую роль в популяризации данного мифа сыграл А.С. Пушкин, провозгласивший в известной статье, что «России определено было высокое предназначение… Ее необозримые равнины поглотили силу монголов и остановили их нашествие на самом краю Европы; варвары не осмелились оставить у себя в тылу порабощенную Русь и возвратились на степи своего востока. Образующееся <европейское> просвещение было спасено растерзанной и издыхающей Россией».
Как известно, Пушкин — это «наше все», да и выглядит данная версия вполне логично. Однако, нисколько не подвергая сомнению героическую жертвенность Древней Руси, заметим, что такой же миф существует и у поляков. Конечно, поляки потерпели от монголов сокрушительное поражение, битва при Легнице была ими проиграна, но монголы при этом понесли такие потери, что продвинуться дальше, в Европу, уже не смогли. Европу спасли поляки. Точно такой же миф существует у венгров. Конечно, венгры в битве с монголами были разгромлены, монголы взяли столицу тогдашней Венгрии Пешт, король Бела IV бежал в Вену, но монголы при этом понесли такие потери, что продвинуться дальше, в Европу, уже не смогли. Европу спасли венгры. И аналогичный миф существует у чехов. Правда, как считают историки, фрагмент о героической битве чехов с монголами является артефактом, позднейшей вставкой в Краледворскую рукопись. Однако это ничего не меняет. В народном сознании миф живет. Европу спасли именно чехи — не русские же, в конце концов. Сюда также можно добавить, что, по мнению ряда серьезных историков, Европу вообще никто не спасал. Просто в это время умер верховный хан Угэдэй, начались раздоры в самой Орде, и монголы повернули войска — власть в империи им, конечно, была важнее, чем мелкие европейские государства.
Вместе с тем жертвенный героизм Древней Руси, спасшей Европу от варваров, в русском национальном сознании сомнению не подлежит. Тем более, что в дальнейшем Россия спасла Европу сначала от Наполеона, а затем — от Гитлера.
Аналогичная ситуация с двумя другими национальными мифами. Если сейчас провести прямо на улице «народный опрос»: какое качество является для русских главным, то ответ будет один: это духовность. Подразумевается «широта русской души», ее «всемирная отзывчивость», готовность к самопожертвованию ради других, презрение к сугубо материальным благам, презрение к выгоде, к мелочным торговым расчетам. Русский человек склонен жить высокими идеалами, а не ничтожной мирской суетой. Подразумевается также, что это качество изначальное: родился русским — уже духовный, и ничего делать не надо. Невольно вспоминается мысль Рильке о том, что Россия — это страна, которая граничит с Богом. Правда, американцы считают, что с богом граничит вовсе не Россия, а нынешняя Америка. Во всяком случае, президент Джордж Буш-младший признавался публично, что вторгнуться в Афганистан и Ирак ему велел сам Господь Бог, а президент Обама в недавнем своем обращении к нации заявил, что американцы — это избранный народ (то есть народ, исполняющий промысел божий, и потому ему дано право вмешиваться в дела других). Можно также вспомнить, что незадолго до Первой мировой войны, когда в Германии только-только образовалось национальное государство, самым духовным народом в мире чувствовали себя немцы. Немцы совершенно искренне полагали, что Европа, которой они себя тогда не считали, насквозь пропитана меркантильным прагматическим духом: англичане, итальянцы, французы только и умеют, что торговать. Зато носителем высокой культуры, хранителем прекрасных нравственных идеалов является именно немецкий народ. Можно было бы привести и другие примеры, однако это вряд ли скажется на результатах опроса: миф есть миф, он вытесняет из сознания все, что противоречит ему. Русские воплощают собой истинную духовность, каждый, кто считает иначе, не любит ни свою великую родину, ни свой великий народ.
Что же касается мифа о вражеском окружении, то достаточно просмотреть патриотическую публицистику, которая сейчас явно преобладает в средствах массовой информации, чтобы понять: Россия окружена врагами. Со стороны Запада ей угрожает Америка, жаждущая расчленить нашу страну и завладеть ее богатейшими сырьевыми ресурсами, с Юга ей угрожает агрессивный ислам, Сибирь и Дальний Восток подвергаются «ползучей оккупации» со стороны непрерывно усиливающегося Китая. А что до Европы, так ведь еще тот же Пушкин сказал, что «Европа в отношении к России была столь же невежественна, как и неблагодарна». Кто же «нашему всему» осмелится возразить? Не лучше нынешние отношения России и со странами Ближнего зарубежья — они складываются из непрерывных конфликтов с Прибалтикой, Грузией, Молдавией, Украиной. В начале XXI века Россия оказалась в геополитическом одиночестве. Обнаружилось, что дружественных партнеров у нее нет — она пребывает в окружении конкурентов и недоброжелателей. Вполне естественно, что в сознании большинства россиян начал утверждаться известный тезис императора Александра III, который считал, что у России есть только два надежных союзника — армия и флот. Лишь вооруженные силы России являются гарантом того, что страна будет существовать.
К тому же все три мифа имеют явную тенденцию к идеологической гипертрофии. Они не просто утверждают право этноса на историческое бытие, они склонны преувеличивать позитивные качества «своей нации», зачастую переводя их в явный гротеск, тем не менее воспринимаемый членами данной нации как нечто вполне естественное. Мифы свидетельствуют не столько о реальных достижениях того или иного народа, сколько о нарциссическом восприятии им самого себя. Не избежал этого и нынешний русский этнос. За десятилетие становления русского национального сознания в российской прессе появилось невероятное количество публикаций, в том числе и претендующих на научность, где утверждалось, например, что Киев основали этруски (читай — русские), которые возвращались к себе на родину после осады легендарной Трои, что Иерусалим — это русский город (Яр-рус-олим), а Ватикан (Батикан) происходит от русского слова «батя», что египетские пирамиды, а также и Стоунхендж построены древнерусскими инженерами, что русские — это прямые потомки гиперборейцев или атлантов, сверхрасы древних людей, обладавших магическими способностями. Ну и прочие Арктиды и Аркаимы. Вершиной этнического нарциссизма является, на наш взгляд, мысль, высказанная, кстати, профессором, доктором философских наук, о том, что русский язык возник более двухсот тысяч лет назад, и уже от него произошли потом многие современные языки, в том числе арабский, древнегреческий и китайский5. Автор данного утверждения, вероятно, даже не подозревает, что в те времена (двести тысяч лет назад) еще не было даже кроманьонского человека и потому производит русский народ прямо от неандертальцев — что, разумеется, может многое прояснить в русском национальном характере.
Впрочем, эта идентификационная лихорадка не является спецификой только русского этноса. Она типична для всех «новых наций», декларирующих свой государственный суверенитет. Например, в украинской прессе периода легислатуры В. Ющенко было множество публикаций о древности украинского народа и языка. Он возник, оказывается, еще в VII веке до нашей эры, а в VII веке уже нашей эры вся Европа, как утверждается, говорила по-украински. Не исключено также, что древнеегипетские пирамиды возвели вовсе не русские, а украинские инженеры, поскольку именно древние египтяне были предками украинцев, ведь название главного древнеегипетского храма Хат-ка Птах звучит чисто по-украински («Хата Птаха»), а на изображениях, найденных археологами, часто виден трезубец — нынешний украинский герб. Украинцами, как замечают некоторые «исследователи», были также Будда и Христос6 . Это, впрочем, естественно. Кем они еще могли быть?
Заметим, что такое творение как «Рухнама», написанная первым президентом Туркменистана Сапармуратом Ниязовым7 , или подчеркнутый «европеизм» (антирусскость) новых стран Балтии (прежде всего Латвии и Эстонии) — явления того же порядка.
Заметим также, что все три мифа сопряжены между собой. Миф об избранности народа поддерживается героическим мифом, который, демонстрируя исторические свершения нации, усиливает тем самым компоненту ее избранности, а избранность, интерпретируемая как превосходство, в свою очередь, поддерживает собой миф о вражеском окружении, поскольку всегда существуют люди и группы (нации), в эту избранность не допущенные и потому желающие ее сокрушить.
В общем, вывод напрашивается сам собой: на территории нашей страны, частично спонтанно, а, возможно, и частично осознанно, формируется сейчас не столько российское, сколько русское национальное государство. Об этом свидетельствуют и этническая аранжировка национальных мифов, где именно «русское» означает «российское» (точнее — полностью поглощает его), и социологические обзоры последних лет: лишь 55 процентов опрошенных называют себя россиянами, в то время как остальные предпочитают локальные идентичности (человек, семья, национальность, житель конкретного региона и т.д.).
Подлинная «российская нация» не возникла. Термин «россияне», используемый в течение последних двадцати лет, обозначает не столько собственно нацию (государственно-этнокультурную общность), сколько формальную гражданскую принадлежность. Фактически нынешняя Россия представляет собой разнородный этнокультурный конгломерат, потенциально готовый к различным геополитическим метаморфозам.
Это состояние, в свою очередь, предполагает высокие национальные риски, и, насколько можно судить, процесс их спонтанной реализации уже начался.
Русские
против России
Формирование любого национального государства сопровождается, как правило, резким повышением этнической температуры, достигающей иногда критических величин. Это вполне естественно. При высокой температуре происходит плавление близких, но все-таки отличающихся региональных культур и слияние их в единую, достаточно однородную массу, которую мы воспринимаем как «нацию».
Данный процесс, однако, имеет и негативное содержание. В подавляющем большинстве случаев он воплощается в такое явление как этнический патриотизм.
Здесь необходимы некоторые пояснения.
Существование всякого этноса, обладающего собственной государственностью или не имеющего таковой, зависит, как правило, от его идентичности, то есть от способности представителей данного этноса ощущать свою безусловную этнокультурную общность.
Идентичность, в свою очередь, основывается на неких «первичных ценностях», подтверждающих для данного этноса уникальность и подлинность его бытия. Эти первичные ценности, фактурным выражением которых является миф, с одной стороны, как мы уже говорили, подчеркивают единство этноса: общность его истории, общность культуры, общность религиозных воззрений, общность этики, общность поведенческих стереотипов, а с другой, что не менее важно, — обозначают границы этничности, за которыми начинаются другая история, другая религия, другая этика, другая культура. Таким образом, по выражению философа Б. В. Маркова, обеспечивается «символическая защита»: этнос сохраняет свою уникальность, несмотря на воздействие иных национальных культур.
Внешним же проявлением идентичности и является патриотизм, то есть готовность членов данного этноса к сверхнормативным усилиям по сохранению или реализации общих бытийных ценностей. Патриотизм можно также определить как «включенность в общее дело»: готовность членов какого-либо сообщества согласовывать свои личные интересы с интересами идентификационного коллектива. В предельном случае патриот готов отдать жизнь ради той общности, с которой он себя отождествляет.
В координатах этничности — это показатель жизнеспособности этноса, тот витальный ресурс, который этнос способен реализовать.
Патриотизм оценивается позитивно практически в любой стране и практически везде определяется одинаково — как «любовь к родине». Это, на наш взгляд, слишком расплывчатое определение, и чтобы продемонстрировать это, приведем в пример трех патриотов, каждый из которых доказал искренность своих патриотических чувств. Во-первых, Гитлер. Его «любовь к родине» сомнений не вызывает. Гитлер говорил «Дойчланд», и у него буквально слезы на глазах выступали, он говорил «юбераллес», и у него от волнения прерывалось дыхание. Об этом есть множество бесспорных свидетельств. И он сделал все, чтобы Германия стала великой державой, а немцы — великой нацией, фактиче-ски, как и полагается патриоту, отдал ради этого жизнь. Второй пример — Сталин. Опять-таки существует множество бесспорных свидетельств, что Сталин абсолютно искренно любил и Советский Союз, и советский народ (кроме той его части, конечно, которую он считал «врагами народа»). И он также стремился к тому, чтобы первая в мире социалистическая страна стала великой державой, а советский народ — образцом для народов мира. Правда, жизнью он ради этого не пожертвовал, но он всю ее посвятил достижению данной высокой цели. И третий пример — президент Уганды Иди Амин. Конечно, Иди Амин был каннибал, в чем он сам не раз признавался, а также имел привычку хранить в холодильниках головы своих казненных врагов, однако это нисколько не мешало ему искренно «любить родину». Он изгнал из страны всех «азиатов», которые грабили и обирали великий угандийский народ — экономика после этого рухнула, поскольку именно «азиаты», по большей части индийцы, занимались торговлей и производством, зато угандийский народ стал единым, и чистота угандийской крови была обеспечена. Иди Амин также провозгласил Уганду великой державой и на этом основании потребовал, чтобы Елизавета II, королева Великобритании, уступила ему пост председателя в Британском содружестве наций. Далее, следуя тем же путем, он объявил войну Соединенным Штатам Америки. Правда, длилась эта война менее суток: вечером Иди Амин ее объявил, а утром сообщил угандийцам, что война победоносно завершена: испуганная Америка признала решающую роль Уганды в международных делах.
Вот это и есть этнический патриотизм. Тот самый, который, исходя из философии христианства, категорически осуждал Лев Толстой, дав ему имя «национального эгоизма» и считая его подлинным источником зла, источником множества преступлений, трагедий и войн. И это действительно так, поскольку этнический патриотизм открыто или, задрапировавшись в политкорректную терминологию, провозглашает превосходство своей расы, религии, этноса над другими расами, религиями, этносами земли и исповедует лишь один принцип: «пусть всем будет плохо, только нам хорошо».
Добавим, что, когда нынешнее правительство РФ заявляет, что отстаивает национальные интересы России, оно демонстрирует тем самым приверженность как раз национальному эгоизму, — разумеется, в более мягкой форме, чем те «патриоты», которых мы приводили в пример, но все же — придерживаясь аналогичных координат.
В России сейчас господствует именно этнический патриотизм. Это можно диагностировать и по числу националистических организаций, выдвигающих лозунг «Россия — для русских», и по интенсивности «русских маршей», масштаб которых непрерывно растет, и по спонтанным приступам ксенофобии, вспыхивающим то в одной, то в другой точке страны. Подробных примеров здесь можно не приводить. Ими и так полна российская пресса. Это и массовые беспорядки футбольных болельщиков на Манежной площади в Москве, и инцидент в Кондопоге, и недавнее Бирюлево, и дикий случай на станции метро «Удельная» в Петербурге, когда около сорока «патриотов» ворвались в один из вагонов и начали избивать пассажиров нерусской внешности. Такого рода конфликты уже стали нормой для межнациональных отношений в России. Никакие программы по воспитанию толерантности не помогают, никакие призывы к взаимному уважению не могут снизить накал национальных страстей. Этому препятствует внутренний механизм явления. Дело в том, что повышенная этническая температура, характерная для образования национального государства, и выражающий ее в виде идеологии этнический патриотизм порождают такой феномен как «разделение идентичностей». Ведь идентичность — это ее фундаментальное свойство — никогда не существует сама по себе; она возникает лишь по отношению к другой идентичности. Говоря проще: если в этнически разнородной компании, где особых поводов для разногласий нет, кто-то громко и гордо заявит, что он — русский (татарин, еврей), то остальные так же немедленно вспомнят о своей национальной принадлежности.
Вот в
чем тут проблема
Чем интенсивней будет предъявляться русская идентичность, претендующая на национальный приоритет, тем интенсивнее будут предъявлены идентичности и других народов, населяющих ныне Россию. Причем такое спонтанное предъявление будет почти обязательно иметь конфликтный характер. Последнее связано еще с одним негативным свойством этнического патриотизма. В его мировоззренческой оптике «другой» всегда рассматривается как «чужой». Разница здесь принципиальная. «Другой» может быть достоин признания и уважения: он обладает теми качествами, которыми не обладаем «мы». Но появление «чужого» всегда воспринимается как угроза. «Чужой» — это агрессия, которая требует немедленных ответных действий. «Чужого» признать нельзя. Признание «чужого» в координатах этнического патриотизма означает национальную капитуляцию.
Результатом же подобной идентификационной механики является этническая сепарация, о которой мы писали в предыдущей статье8 , то есть обособление российских народов в своих национальных республиках. Или, другими словами, происходит «национализация» национальных республик: уменьшение в них доли русского населения и повышение в них собственной национальной температуры. Это также вполне естественно: если российскость означает русскость, то все остальные народы, проживающие сейчас в нашей стране, ощущают себя чужими. В «русской части» России они чувствуют себя нежелательными мигрантами, которых терпят, но не считают за равных себе, точно так же, как русские чувствуют себя нежелательными пришельцами в национальных республиках.
Конечно, сейчас, в период определенного экономического благополучия, этнический потенциал национальных российских республик реализуется в основном в сфере культуры. То есть, несмотря на отдельные неприятные всплески, он имеет, по большей части, декоративный характер. К тому же недавний пример Чечни показывает, что плата за попытку выхода из состава России может быть чересчур велика: начнутся бомбежки, зачистки, теракты, кровавый хаос со множеством человеческих жертв. Однако в случае ухудшения экономической ситуации, вероятность чего для России достаточно велика, в случае резкой дискредитации и ослабления центральной власти может повториться ситуация времен распада СССР: из России уйдут многие национальные территории. Избежать этого, по-видимому, будет нельзя. Осуществится сценарий, который предсказал когда-то Збигнев Бжезинский: от России останется только ее европейская часть, окруженная государствами, не слишком дружелюбно настроенными по отношению к бывшей своей метрополии.
В общем, мы вынуждены опять сделать вывод, который, вероятно, не понравится большинству россиян. Наибольшую опасность для современной России представляет вовсе не экономический кризис, не рецессия, в которую сейчас вползает страна, не возможное падение цен на нефть — это мы как-нибудь переживем. Наибольшую опасность для России представляет нынешний русский этнический патриотизм, непрерывно повышающий риск распада Российского государства.
Новое
небо
В трудной этнической ситуации находится сейчас не только Россия. Реальность, возникшая по окончании «холодной войны», оказалась совершенно иной, нежели ее представляли. Лет двадцать назад большинство аналитиков и политологов полагало, что в условиях глобализации начнется кризис национального государства. Многие даже предсказывали, что национальное государство исчезнет совсем — оно исчерпало себя в качестве интегративного оператора, на смену ему придут регионально-экономические идентичности.
В действительности все получилось с точностью до наоборот. После крушения громадных идеологических общностей («капиталистический мир» — «социалистический лагерь») резко актуализировались именно национальные операторы, что выразилось в распаде полиэтнических государств.
В настоящее время разделились на отдельные нации, образовавшие собственные государства, не только Советский Союз, Югославия и Чехословакия, но от Эфиопии отделилась Эритрея, от Судана — Южный Судан, возникли непризнанные или полупризнанные государства, имеющие четкую этническую основу: Турецкая республика Северного Кипра, Восточный Тимор, Иракский Курдистан, Южная Осетия, Абхазия, Приднестровская Молдавская республика и другие, происходит медленная диссоциация Англии, где выделяются в самостоятельные этногосударственные сущности Шотландия и Уэльс, диссоциация Испании, где выделяются Каталония и Страна Басков, диссоциация Бельгии на фламандскую и валлонскую части, постоянно дискутируется вопрос об отделении от Канады франкоязычной провинции Квебек.
Национальное государство не исчезло, как ему предрекали, а, напротив, продемонстрировало свою очевидную жизнеспособность.
Оно стало чуть ли не главным действующим лицом современности.
В связи с этим возникает вопрос: каковы в данных координатах перспективы России? Ведь Россия — это именно многонациональное государственное образование, и ее внутреннее устройство (федерализм) базируется на «этнической географии» — компактно проживающие народы имеют собственные республики.
Чтобы ответить на этот вопрос, вернемся немного назад и вспомним, что русский этнос никогда не имел собственно этнической идентичности, он всегда образовывал идентичность более высокого уровня, куда беспрепятственно — и, заметим, на добровольной основе — могли быть включены представители самых разных народов. Индиец или бирманец, например, стать англичанами не могли, точно так же, как яванец или малаец не могли стать голландцами, а вот татарин, литовец, мордвин с легкостью становились «русскими».
В качестве иллюстрации, помимо уже упоминавшегося материала, можно привести воспоминания С.М. Буденного, советского маршала, начинавшего свою службу вахмистром в царской армии. Буденный пишет: «Я попал в третий взвод, которым командовал поручик КучукУлагай, по национальности карачаевец. Командиром эскадрона был кабардинский князь ротмистр Крым Шамхалов-Соколов. Полком командовал полковник Гревс, а дивизией — генерал-лейтенант Шарпантье». Армия, тем не менее, была русской.
Такое национальное качество можно определить как универсализм и, соответственно, такую национальную общность можно назвать универсальной нацией.
История знает всего две нации, сумевшие создать устойчивую универсальную идентичность, — это американцы и русские. Причем американцам, заметим, было намного легче: в «плавильный тигель» Америки попадали не крупные этнические целостности (народы), а отдельные личности или мелкие организованности в виде семей или религиозных общин: включение в универсальную идентичность не было обременено территориальной традицией.
Подчеркнем также отличие универсальной нации от гражданской — два эти понятия часто смешивают друг с другом. Гражданская нация — это общность, выделяемая исключительно по критерию государственной принадлежности, никаких этнических трансформаций при этом не происходит. Английские мигранты, прибывшие в Англию из ее бывших колоний и обретшие все права граждан Соединенного Королевства, англичанами себя тем не менее не считают. Они остаются индийцами, арабами, представителями африканских народов. Это видно хотя бы по Лондону, который становится все менее английским городом. Точно так же не считают себя французами мигранты из Северной Африки, пусть даже формально они являются французскими гражданами. Нация — это не просто бюрократическая регистрация. Нация — это общность культурной символики, которая образует национальную идентичность. А как раз культуру Европы «новые граждане», мигранты из третьего мира, воспринимать не хотят.
Причем это касается не только мигрантов. Одной из главных трудностей Евросоюза является отсутствие в нем национальности «европеец». Конструкторы Объединенной Европы поставили телегу впереди лошади: создав единое экономическое пространство, они не создали единой общеевропейской идентичности. Им, видимо, это в голову не пришло. Или, возможно, они полагали, что подобная идентичность на основе экономического единства возникнет сама собой. Результаты оказались парадоксальными. Социологические опросы, регулярно проводимые в странах ЕС, показывают, что национальная идентичность в Европе пока еще явно преобладает над идентичностью европейской. Причем европейцами себя в значительно большей мере считают албанцы, румыны, литовцы (а также, добавим, участники Евромайдана на Украине), нежели традиционные европейские нации — немцы, англичане, французы. Это, кстати, непосредственным образом сказывается на экономике, особенно если она находится в кризисной ситуации. Зачем европейцы должны помогать европейцам, понятно: «мы — единый народ». А вот зачем немцы должны помогать грекам, которые просто «проели» бюджет страны, — это, конечно, тяжелый вопрос.
И еще один фактор имеет принципиальное значение для современной России. Это нынешняя демографическая ситуация, которую точнее следовало бы назвать «демографической катастрофой». Со времени распада СССР количество россиян, несмотря на ощутимую иммиграцию из «ближнего зарубежья», заметно уменьшилось. Сейчас оно составляет всего 143 миллиона человек9, что критически мало для страны, обладающей самой большой территорией в мире. Причем распределено население крайне асимметрично: почти 80 процентов его сосредоточено в европейской, наиболее развитой части страны, а Сибирь и Дальний Восток представляют собой антропологическую пустыню. Средняя плотность населения России — 8 человек на квадратный километр.
Между тем Россия окружена демографическими гигантами, имеющими в отношении ее свои политические и экономические интересы. Это Европейский союз: общая численность населения 507 миллионов человек, Китай: население 1350 миллионов человек, США: население 320 миллионов человек. Не следует также забывать о Японии, там «всего» 127 миллионов человек, зато плотность 334 человека на квадратный километр. Сравните с Россией. Прошли те времена, когда Прокопий Кесарийский, византийский историк, писал о «бесчисленных племенах антов». Ныне уже не грозные «полчища скифов» нависают над цивилизованным миром, а, напротив, «цивилизованный мир» посматривает в сторону опустевающих российских земель.
Причем, несмотря на звон официозных фанфар, положение здесь вряд ли изменится к лучшему. Коэффициент рождаемости в современной России находится на уровне 1,7 (каждая женщина рожает менее двух детей), в то время как даже для простого воспроизводства населения нужен уровень в 2,1 ребенка на одну женщину. Если даже запущенные сейчас программы по поддержке рождаемости и семьи сыграют позитивную роль, в чем, кстати, многие социологи сомневаются, то результат все равно проявится очень не скоро. Согласно прогнозу Национального совета по разведке США, к 2030 году население России сократится до 130 миллионов человек и, вероятно, будет продолжать сокращаться. В геополитическом измерении это означает, что Россия окажется не в состоянии удержать свои обширные территории.
Создавать при подобных тенденциях русское национальное государство равносильно самоубийству.
В общем, суть, как нам представляется, абсолютно ясна. Она аналогична сути известного анекдота. «Рецепт Кутузова: чтобы спасти Россию, надо сжечь Москву». Здесь точно так же: чтобы сохранить Россию, русским надо перестать быть исключительно русскими. Нам необходимо отказаться от культивируемой сейчас этнической идентичности и вновь стать универсальной нацией, приемлющей все народы, все культуры и все языки. Национальному схлопыванию, которое влечет за собой нынешний этнический патриотизм, следует противопоставить национальное расширение, основанное на русской «вселенскости».
Фактически нам следует создать новую нацию.
Задача, конечно, трудная, но только тогда перед нами откроются новая земля и новое небо.
____________________________________
1 В частности, К. Маркс назвал Древнюю Русь «империей Рюриковичей». См. Маркс К. Разоблачения дипломатической истории XVIII века. // Вопросы истории. 1989. № 4.
2 В официальных документах Л. И. Брежнева указано то украинец, то русский.
3 Федеральная служба государственной статистики. Социально-демографический портрет России по итогам Всероссийской переписи населения 2010 года. Официальное издание. — М.: 2012. С. 72.
4 Ферсович В.В. Использование мифов в интересах информационно-психологического воздействия. — http://sociologi.narod.ru/pr/1.htm
5 Боги меняются. Диалог Михаила Задорнова и Валерия Чудинова. // Литературная газета 5 марта 2008; Мы не жрецы. // Литературная газета 26 марта 2008; Древнее древнерусского. // Литературная газета 28 мая 2008.
6 Газета Верховной Рады: Будда, Иисус Христос и древние египтяне были украинцами. // РИА Новый Регион — Киев. — http://www.nr2.ru/kiev/224000.html
7 «Рухнама» («Книга Души») утверждает богоизбранность туркменского народа. Книга была обязательной для изучения в школах и вузах в период президентства С. Ниязова.
8 Столяров А. М. Россия и революция: ретроспектива и перспектива. // Знамя № 10, 2013.
9 Федеральная служба государственной статистики. Население, учтенное при Всероссийской переписи населения 2010 года. — http://www.gks.ru/free_doc/new_site/perepis2010/croc/Documents/Vol1/pub-01-01_02.pdf