Стихи
Опубликовано в журнале Дружба Народов, номер 4, 2014
Постникова Ольга Николаевна — поэт, прозаик. Доцент кафедры реставрации
РГГУ. Реставратор стен и башен Кремля, Большого Кремлевского дворца,
Архангельского собора и других храмов, античных сооружений Крыма. Автор книг
стихов «Високосный год» (М., 1984), «Ferrum» (М.,
1998) и др. и романа «Радуйся!» (М., 2010). Лауреат литературной премии Фонда
А. Тепфера (1994, Германия). Живет в Москве.
* * *
Мы проходим, ненужные нашей стране,
Этой жирной земле, плодородной, безбожной,
Той, что в предначертанье несёт осторожно
Крепкий прошив хребта на невинной спине.
Памяти
Ильи Рубина
«Не рыдай так безумно над ним,
Хорошо умереть молодым»
Н.А. Некрасов
Когда б ни умер, не жалей его —
От сахарной болезни ли, тромбоза ль
И даже от читинского мороза…
Жаль только эти белые берёзы.
Т а м белого не будет ничего.
«Но ощутимы будут свет и мрак
На уровне молекул после жизни», —
Так верил он в своём матерьялизме.
В день февраля на языке отчизны
Мне, предпоследней, подаёт он знак,
Чтоб мы с тобой не плакали над ним:
Навеки он остался молодым.
* * *
Ты знаешь слова «Никогда»
Почти органное звучанье,
Моё прощальное молчанье,
Любви несказанное «Да».
Так этот мир тебе сродни,
Что ты совсем уйти не сможешь —
Держи в зрачках, на шёлке кожи
Клеймо России сохрани.
Но ты не слышишь ничего.
И я, оставшись, онемею.
Твои глаза, они темнее,
Черней топаза моего.
Словам не долететь сюда.
Твоим чертам во тьме распасться,
Твоих мне не касаться пальцев,
Не просыпаться никогда.
Моя стопа в твой влажный след
Не попадёт в траве высокой,
Не ляжет из подвальных окон
На нас осенний млечный свет.
Любые, вечные года, —
Но чтоб на миг увидеть снова,
Сказать с тобой хотя бы слово,
Хотя бы слово «Никогда»!
* * *
Меня здесь нет, в твоих стихах последних,
Ты стиль сменил, ты имя пропустил,
В который раз ты все стихи, все бредни
Любови новой перепосвятил!
А я тебя когда-то упрекала:
На улице меня не узнаёшь!
А лампочка светила вполнакала,
А юность пропадала ни за грош.
К средневековым авторам Китая
Питая ненормальный интерес,
Был обречён ты как рождённый в мае
Намаяться по графику небес.
И в том краю, где олеандр и
туя,
В безгрешном верещаньи райских птах
Ты вечно молод, и к тебе иду я
Старухою в заплаканных очках.
* * *
Возле церкви в селе Городня
Никогда не положат меня.
В светлый день, неизвестно который,
В этот серый пустой крематорий
На машине свезут, как в гараж,
Где казённая плёнка долдонит,
Хризантемы мне вложат в ладони.
Как ты мерзок, подземный этаж!
После этой возни похоронной
Только серые будут вороны
Ликовать от весны и кричать,
Потому что я так их любила,
Словно что-то родное мне было
В их носах, и прыжках, и речах.
* * *
Больше уже не могу, пощадите меня,
Больше уже не хочу этой работы.
Руки мои чернее день ото дня,
Просто с лесов упаду, не доживу до субботы.
Зеркала я боюсь — там с опухшим лицом,
Точно в картине Целкова, себя увижу —
Квадратноплечим, квадратнощёким
бабцом,
Не до искусства мне, не до Парижа.
Тем, что горело внутри, сама себя изожгла.
Похоронила уже и отца своего, и мужа.
Сколько живёт во мне этих слов нелюбви и зла!
Я изнутри еще страшней, чем снаружи.
Как я устала! Всё! — положите меня во гроб!
Столько ещё пережить — не соглашаюсь.
Венчик бумажный пусть мне положат на лоб.
Вот как хочу, чтоб это решалось.
Нищие дети идут по вагонам, и сердце болит…
Только сама с собой говорю, сама с собою…
Но должно до холодов вычинить и побелить
Южный фасад (успеть!) Архангельского собора…
Украина
1
Не межи, не заборы, а растёт конопля,
и грозди висят воробьёв.
Ни прута, ни доски,
только стебли подсолнечника,
из них в огородах летом —
шалаши для детей, «халабуды»,
где у каждого —
полная жменя семечек.
Украинский язык — низы и визги,
а среднего регистра нет.
О, хохлацкая кровь,
из тебя это низменное любование жизнью!
2
Одиноким подсолнухом
в поле стоять перепаханном
на потребу полевым воробьям.
Воробьиные заеды, чёрное семя расклёвано,
сладкие крошечные семядоли.
Облегчилась моя голова,
достоявши до времени,
когда весна звенит
воробьиным тремоло совокуплений.