Опубликовано в журнале Дружба Народов, номер 3, 2014
Лилия
Газизова.
Люди февраля. — М.: Воймега, 2013.
Эта
замечательная, по-моему, строчка — из новой книги Л. Газизовой
«Люди февраля».
Чем
меня заинтересовала живущая в Казани поэтесса с цветочным именем Лилия? Прежде
всего — редкой сейчас в потоке модной остраненности и
метафорической затуманенности — искренностью поэтического высказывания и —
неожиданным жестом, за которым не только темперамент, но и как будто на твоих
глазах случившееся переживание.
Вот
вроде бы совсем простое, короткое стихотворение. Верлибр, как и все остальное в
этой книге:
Я
думаю о том, какие мысли
В
голове у очень толстого ребёнка.
И
часто ли ему бывает грустно…
Я
думаю, что толстого ребёнка
Намного
чаще обижают,
Чем
худого.
Ещё
я думаю о том,
Что
в каждом из нас
Плачет
толстый ребёнок.
Плачет,
плачет… Это стихи из тех, которые должны были быть
написаны. Может быть, красивее, в рифму, мелодраматичнее… А
зачем? Здесь и так все есть. Этакая стволовая клетка поэтического высказывания
— бери ее и клонируй целую драму в стихах, только опять — зачем?
Кстати,
эти стихи для поэтессы отнюдь не умозрительны. Наоборот, почти биографичны, безусловно, прочувствованны — не потому, что
была толстой (чего нет, того нет), а потому, что много лет проработала детским
врачом. Будучи поэтом.
А
сейчас — почти теоретическое отступление (от правил рецензии).
Свободный
стих или верлибр в русской поэзии — тема непростая. Рифменные возможности в
русском языке, в отличие, например, от французского (с
фиксированным ударением на последнем слоге), далеко не исчерпаны. Розы могут
рифмоваться не только с морозами, но и с розгами, и с ризами, и, уж конечно, с
росами… Кроме того, рифма может быть вообще мерцающей,
как в «Слове о полку Игореве», и тем более осмысленной и яркой.
Мне
больше других нравится определение рифмы, сформулированное Андреем Черновым:
«метаморфоза смысла при сходстве звучания» (это, впрочем, только про хорошие
рифмы). А значит, рифма должна (или хотя бы может) быть и волшебством, и чуть
ли не шаманством (с чего и начиналась) — не только шпаргалкой для лучшего
запоминания строчек.
Но
если говорить о верлибре, тут дело далеко не столько в отсутствии рифмы.
Верлибр отсекает и даже выжигает каленым железом традиционные ямбы и хореи. И
здесь бы ему сказать спасибо — надоели эти укачивающие та-та-та-та.
Когда еще Пушкин писал: «Четырехстопный ямб мне надоел»! Однако в русской
поэзии появился и развивается дольник или акцентный стих, который успешно
преодолевает «укачивание» и ставит авторскую интонацию поверх размера (можно
сказать и — поверх барьеров). Этот путь кажется самым плодотворным.
Верлибры
же по-русски, как и по-французски, по большей части умозрительны. Они как правило формулируют некую мысль — кстати, Эйнштейн,
например, говорил, что у него за всю жизнь мыслей было всего две (общая и
частная теория относительности)! А вот настроение — вещь заразительную и
склоняющую к присоединению, пойманное в силки слов тонкое ощущение, без чего,
по-моему, поэзии просто не бывает, большинство доныне написанных русских верлибров
не передают.
Большинство,
но — не все. Вспомните блоковский верлибр «Она пришла
с мороза раскрасневшаяся…».
Мне кажется, этим блоковским
путем в своих верлибрах пытается идти Лилия Газизова.
Она хочет уловить, зафиксировать и передать те мгновенные ощущения, которые, в
сущности, и составляют жизнь, во всяком случае — жизнь души. Это невероятно
сложно. И, кстати, тут рифмы и уже как бы заранее заданный размер могут сильно
помешать, толкнуть на инерционный путь. Поэтому — вопреки инерции — она и пишет
верлибры, не потому что рифмовать не умеет (у нее выходили и вполне
«традиционные», с зарифмованными стихами книжки). Иногда получается лучше,
иногда хуже. Но это так в любом деле, тем более — в литературе. И вот —
вчитайтесь:
Стать стрелкой на часах
Казанского Кремля
Клавишей Delete
Мирового компьютера
Выскальзывающим из
рук
Дымчатым портсигаром
Западающей клавишей си-бемоль
Утренним бесцветным мраком
Всеми собаками мира
Очками Exte на
родной переносице
Безвольным сердечным клапаном —
Всем что угодно
Лишь бы не Лилией Газизовой
Здесь,
по-моему, замечательны: и «родная переносица» (экое отстранение души от
собственного или близкого — не важно! — тела и при том
сочувствие ему), и «безвольный сердечный клапан» (ведь действительно нашей волей
он не управляется, а жаль!), и желание стать «всеми собаками мира». Но еще
замечательней нежелание быть… Нет, не собой, а той, за
кого тебя «держат», принимают или числят. Той, кто для большинства людей
исчерпывается именем-фамилией-внешностью.
Кстати,
процитированные стихи озаглавлены — «Настроение». В общем, для Газизовой это петушиное слово — могло быть и не названным.
Неудачи,
кажется, в ее очень жен-ских,
но и вполне антропоморфных верлибрах подстерегают ее только там, где настроение
вдруг пропадает. Или — выпархивает, не ловится. Но это у нее случай не частый.
К умозрительности или к интонационному (уже верлибровому!)
однообразию Лилия Газизова не склонна.
А
вот как вам такие стихи про любовь, где нет ни этого слова, ни
страданий-придыханий:
Куришь
неловко,
И
дым сигаретный
В
глаза попадёт тебе.
Смешно
щуришься…
Что
же, придётся мне
Дым
отгонять от тебя…
Как
и прочие неприятности.
Нужны ли еще здесь какие-то слова или
изящные рифмы, чтобы передать и чувство, и состояние, и — где-то в глубине — боль?
Хочется
пожелать Лиле Газизовой: пусть еще не раз поймает для
нас, читателей, то, что в унылой повседневности мы не ловим и не осознаем.
Будем
читать, ждать и надеяться.