Рассказ
Опубликовано в журнале Дружба Народов, номер 3, 2012
Екатерина Кюне
— родилась в 1984 году в г. Магадане. С 1992 по 2003 год жила в г. Майкопе. С 2003 года — в Москве. В 2009 году окончила Литературный институт им. А.М.Горького (семинар поэзии И.Л.Волгина). Работала корреспондентом журнала, копирайтером дизайн-студии, техническим редактором, координатором благотворительного фонда.Стихи печатались в сборниках “Новые писатели”, “Поэзия — она живет, как мы”, “Часовые памяти” и др.
Катерина Константиновна поехала на море, чтобы решить, выходить ей замуж или не выходить. Она надеялась, что стук вагонных колес и плеск морских волн, так располагающие к плавному течению мыслей, помогут ей сделать правильный выбор. Катерина Константиновна вообще была девушка рациональная и любила жить обдуманно. Но, несмотря на всю свою рациональность, она была влюблена в молодого человека, он недавно сделал ей предложение, и они уже подали заявление в ЗАГС. Молодого человека этого звали Андреем, он был изобретатель и разработчик робототехники. В отличие от Катерины Константиновны он был человеком увлекающимся и жил больше чувствами и эмоциями, чем разумом. Поэтому о нем можно было сказать, что он не просто разработчик, а разработчик, который, будь он щенком, а не человеком, при одной мысли о роботах начинал бы так неистово вилять хвостом, что его щенячий зад заваливался бы набок. Во всяком случае, именно такое сравнение приходило в голову Катерине Константиновне…
Андрей мечтал создать дешевого и многофункционального домашнего робота, который облегчит жизнь каждому, но прежде всего старикам и инвалидам. Надо сказать, что это был молодой человек редкого таланта и у него были все шансы, что грядущие роботы-помощники будут носить именно его имя. И, еще умножая эти шансы, через несколько дней после того, как они с Катериной Константиновной подали заявление, Андрею предложили ехать работать в Японию. Будь Андрей щенком, в этот момент его щенячий зад, да, пожалуй, и его щенячий перед тоже, на раз потеряли бы всякое равновесие. Но когда он рассказал о предложении Катерине Константиновне, она, вместо того чтобы обрадоваться, помрачнела.
— И что, ты уже согласился? — осторожно спросила она.
— Конечно, согласился! Ведь там такие возможности! Это же дело всей моей жизни! Это же мечта! — наивно удивился Андрей, живущий чувствами и не подозревающий, что сейчас творится в душе рациональной Катерины Константиновны.
— А если я не захочу ехать в Японию?
— Как так — не захочешь? Как же ты можешь не захотеть? — еще более наивно удивился Андрей. — Ведь ты же меня любишь! А кроме того, ты умная, а значит, понимаешь, как важно то, чем я занимаюсь!
— Я, конечно, все понимаю, но если я все-таки откажусь ехать?
Этот странный вопрос поставил Андрея в тупик. Некоторое время он раздумывал и от этих раздумий заметно грустнел.
— Знаешь, Катя, я люблю тебя, но тебя может любить кто угодно. Я могу остаться тут с тобой, а ты через десять лет встретишь другого мужчину и влюбишься в него. И будешь счастлива. А что тогда будет со мной? Подумай, Катя, моя любовь нужна только мне и тебе. А роботы нужны многим. И особенно совсем беспомощным людям. Тяжелобольным, например. Я понимаю, что по нашим временам это звучит как-то высокопарно, но что делать, если в этом смысле я человек из прошлого? Мне бы не хотелось, чтобы так было, но если ты не поедешь, то я поеду один.
Катерина Константиновна и раньше ревновала Андрея к его роботам, но теперь она стала ревновать его еще и к тяжелобольным, инвалидам и старикам всей планеты. Она даже не знала, что раздражает ее больше — то, что у Андрея она далеко не главная и не единственная любовь в жизни, или то, что он принял решение уезжать, даже не посоветовавшись с ней… И Катерина Константиновна заявила, что она не намерена выходить замуж за человека, которому на нее наплевать. Развернулась и ушла. А вечером она получила от Андрея письмо. Он писал, что в день свадьбы будет ждать ее в ЗАГСе. Очень будет ждать. А если она не придет, то через несколько дней он улетит в Японию один. Так Катерина Константиновна оказалась в поезде, везущем ее на море. Поезд стучал колесами, потом море шуршало галькой, и вот уже Катерина Константиновна села в обратный поезд, а пойдет она по приезде в ЗАГС или останется плакать дома, она по-прежнему не знала. Времени на размышления оставалось в обрез — день дороги и два дня после приезда — и Катерине Константиновне хотелось, чтобы что-нибудь случилось и разрешило ее сомнения. Ну, например, с неба упал бы знаковый кирпич с надписью “ЗАГС”… Или еще что-нибудь… Неизвестно, был ли рассмотрен заказ Катерины Константиновны, но кое-что действительно случилось…
— …Как же так? — возмущалась Катерина Константиновна. — В век нанотехнологий и Интернета, когда в космос летают так же запросто, как к бабушке в деревню, мы не можем вовремя уехать на самом обыкновенном поезде!
Катерина Константиновна ожидала всеобщего одобрения, она была уверена, что ей удастся поднять волну возмущения. Она, Катерина Константиновна, вынесенная на гребне этой волны, первая ворвется в кабинет начальника станции и выскажет ему в лицо все, что приходит в голову, когда ты принимаешь трудное решение, а твой поезд второй день стоит в каком-то захолустье и никуда не едет. Пристыженный начальник станции станет звонить по всем телефонам подряд, а завтра в местных газетах напишут, что неизвестно, сколько еще люди сидели бы на вокзале, если бы не нашлась решительная женщина и не положила бы конец произволу железнодорожного начальства…
— Чушь все эти ваши технологии! — это вклинился седой уже мужчина в очках и лысине. — Против природы не попрешь. Человек с природой ничего поделать не может. Строит он строит, а потом бабах — и землетрясение. Природа — она знает, как человека на место поставить.
— Что ж, по-вашему, выходит — лучше не строить, что ли, ничего? — спросила какая-то женщина.
— А что такого? И не строить! Жили же раньше люди. Технологии все эти только здоровье гробят.
Мужчина продолжал свою речь о необходимости отказаться от благ цивилизации ради сохранения здоровья, но Катерина Константиновна его перестала слушать. Она отошла к краю вокзальной площади, где стоял киоск “пиво-сигареты”, и оттуда оглядывала людей, чемоданы, ведра и пакеты с гниющими фруктами. Постояв так некоторое время, она зашла внутрь вокзала и села на жесткое пластмассовое сиденье в зале ожидания рядом с красивой брюнеткой лет тридцати.
— Тоже из отпуска возвращаетесь? — осторожно спросила ее Катерина Константиновна.
— Из отпуска, — отозвалась женщина. — Только я за эти два дня так вымоталась, что понадобится второй отпуск, чтобы от первого отдохнуть…
— И не говорите… Не железная дорога у нас, а черт знает что! Из Москвы
ехала — так в нашем купе окно не закрывалось. Ночью просыпаешься и кажется, что тебя в открытом товарном вагоне везут, как уголь… Я к проводнику десять раз ходила, но он все время был пьян. Просто кошмар какой-то…
— Да это вам повезло! Лето ведь. У нас в купе так, наоборот, окна открыть было невозможно. Духота стояла невыносимая!
— И что вы? Жаловались?
— Ну да, мы попросили проводника открыть. Он сначала с отверткой пришел, поковырял там что-то — не получается, потом пришел с молотком, постучал — все равно никак, так он где-то лом раздобыл, представляете? Такой молодец попался!
— И чем закончилось?
— Ну чем… Выломал защелки на нескольких окнах, сервиз нечаянно расколотил — кто-то купил в подарок родне, когда Украину проезжали, — вымотался и пошел спать.
— А окна-то открыл?
— Нет, ни одно так и не поддалось.
— Вот я и говорю — какой-то филиал Освенцима. Или заморозят или зажарят заживо…
— А что делать? Вагоны-то старые…
— Как что делать? Менять!
— Куда менять, гражданочка? — встрял вдруг мужчина, дремавший до этого с другого бока от Катерины Константиновны. — Ты хоть представляешь, скока один вагон стоит? Миллион долларов! Никакой нефти не хватит!
— Ну и что с того, что миллион? Это вам кажется, что миллион — это много, а в масштабах страны…
— Было бы все так просто, так давно бы уже без вас поменяли! Скажи спасибо, что хоть эти еще ездиют!
— Так ведь не ездят…
— Ну, если тебе железная дорога не нравится, летай на самолетах или, еще лучше, такси до своей Москвы возьми!
Катерина Константиновна хотела возразить, что она купила билет на поезд и что по билету она уже должна быть дома, но, понимая всю бесполезность этого разговора, сдержалась. Какое-то время все трое молчали. Потом брюнетка, которая, видно, соскучилась по обычной женской болтовне, спросила:
— А вы эти сланцы на отдыхе или в Москве покупали?
— На отдыхе.
— Надо же… Такие хорошенькие… И сколько?
— Что — “сколько”? — намеренно удивилась Катерина Константиновна, которую брюнетка теперь раздражала.
— Сколько заплатили?
В это время сосед Катерины Константиновны с другой стороны начал мелко трястись всем телом. Сначала она перепугалась, что с ним начался какой-то припадок, но, внимательно его рассмотрев, поняла, что он в полном сознании и даже нисколечко не удивлен своей трясучкой, а значит, это у него не в первый раз, а дело привычное.
— Тысячи четыре? — продолжала допытываться брюнетка.
— Четыреста девяносто девять рублей девяносто девять копеек… Хотите, чек подарю? — попыталась съязвить Катерина Константиновна. Услышав сумму, брюнетка вперилась в сланцы с ушестеренной силой, и темп ее речи заметно ускорился.
— А где, где вы отдыхали? В Адлере? Или, может быть, в Абхазию ездили?
— Нет, в Туапсе.
Брюнетка задумалась. В этот момент мужик затрясся с такой силой, что, казалось, завибрировала вся масса тяжелого горячего воздуха, заполняющая зал ожидания, и тогда Катерина Константиновна не выдержала:
— Да прекратите же трястись, наконец! Если вы нервный, так носки вяжите! Ну или вышивайте — ваше дело! Говорят, успокаивает. А трястись здесь не нужно. Здесь вокзал, а не психушка, здесь нормальные люди сидят, а вы трясетесь, как в припадке!
Не дожидаясь реакции мужика или еще какого-нибудь нового события, Катерина Константиновна вскочила и почти убежала на улицу. Там она попросила сигарету у лысого парня с рассеянным взглядом и, куря, прошлась через площадь и обратно. В центре площади на лавочке сидела молодая мамаша со своей светловолосой дочерью лет пяти, девочка вся была бело-розовая: от щечек до платья, а в руках она держала мягкую игрушку в виде робота Валли из недавнешнего мультфильма. Как в условиях вокзала мамаше удалось сохранить белорозовость дочери в первозданном виде, было не совсем понятно, и, может быть, именно это или что-то другое, неосознанное, заставило Катерину Константиновну выйти в центр площади. Женщина посмотрела на Катю, и в глазах у нее светилась живая заинтересованность происходящим вокруг и даже какая-то непонятная Катерине Константиновне ирония.
— И что вы предлагаете? — спросила она еще до того, как Катя открыла рот.
— Я?
— Да, вы. Я слышала, как вы возмущались. Так что вы предлагаете делать?
— Ну как же… Во-первых, пойти к начальнику станции…
— А во-вторых? После того, как начальник станции нас пошлет?
— Не знаю… Там посмотрим… Надо ведь сначала сходить… И почему вы так уверены, что он нас пошлет?
— Зачем человека зря беспокоить? — это откуда-то появился стареющий борец с прогрессом. — От того, что вы, дамочка, надоедать ему попретесь, поезда не поедут. Все тишком — и ладно. А то не докрутят гайки, пустят раньше времени — вот тогда будет. Или у вас шило в одном месте? Надо сидеть и ждать, чтобы оно хуже не было. У меня тоже будка недостроенная стоит, а я сижу и ниче…
— Будка? Что вы имеете в виду? Это какой-то строительный жаргон? Может быть, будка — это маленький дом? — засыпала мужика вопросами молодая мамаша.
— Да не. Собака у меня живет, так я второй этаж к ее будке прилаживаю.
— Второй этаж?! Для собаки?!
— Второй этаж. Чтобы кот спал, как похолодает, или там положить чего, — пояснил мужик.
Мамаша какое-то время удивленно осматривала мужика, а потом вдруг резко встала со скамьи и сказала, обращаясь к Катерине Константиновне:
— Пойдемте. Пойдемте к начальнику станции. Хоть какое-то развлечение.
— Да что вам неймется-то, дамочки? Что, начальник станции — бог вам? Это природа сама так решила, так что вы против природы имеете? Сель облез — вот вам и стали поезда. Что начальник станции против природы сделать может? Позволит природа — так починят и поедем. А может, и еще какой оползень случится, вот тогда будет вам!
— Вы стихийный пантеист, вот вы кто!
— А вы пожилого человека не оскорбляйте! Совсем пообнаглели молодые! — шагнула вперед старушка с гулькой из седых волос на голове, и тут только Катя заметила, что вокруг них кружком собрались люди.
— Это она ум свой показать хочет. Слово-то выучила, так надо блеснуть умом, — подал реплику сосед старушки — пожилой мужчина с усами на красном лице и в желтой пляжной панаме, каких уже давно никто не носит.
— Вот я и говорю, нечего перед пожилыми людьми выставляться! — не унималась бабулька. — Доживешь до пенсии, тогда будешь ум свой демонстрировать!
Катя, понимая, что разговор принимает самый неприятный характер, решила попытаться направить недовольство в правильное русло.
— Второй день пенсионеров на вокзале держат в такую жару и хоть бы из вежливости сказали, сколько еще здесь сидеть! В любой цивилизованной стране уже давно бы вышло начальство, рассыпалось в извинениях, выделили бы автобусы, заселили в гостиницу, да президент бы уже прилетел, наверное!
— Вы на других не засматривайтесь! — Это был мужчина в панаме. — Из-за таких, как вы, и развалили страну! Все они высматривали, что там за границей, хотелось им жить как в Америке! Чтобы триста сортов колбасы в магазине! Так и променяли Украину с Белоруссией на колбасу!
— Да помним мы, какие были очереди…
Катерина Константиновна опешила, а толпа зашевелилась с интересом, теперь уже все говорили одновременно, спорили, наседали друг на друга. Катерина Константиновна стояла в центре вулкана и не знала, что ей делать, но тут ее потянула за руку мать бело-розовой девочки.
— Пойдемте скорее отсюда. Что вы их слушаете?
И они втроем: Катерина Константиновна, молодая мама и ее безмолвная дочь выбрались из толпы.
— У вас такая дочь воспитанная… — заметила Катя, ощущая благодарность за то, что женщина вытащила ее из вулкана и теперь они вместе направляются к зданию вокзала.
— Она просто устала. Она сегодня не спала после обеда. Усталые все послушные… Как вас зовут?
— Катя.
— Я Софья.
— А меня зовут Наааастя! — в первый раз подала голос бело-розовая девочка.
Здание вокзала состояло из трех частей — основное квадратное здание, в котором помещались зал ожидания и кассы, и две двухэтажные пристройки по бокам. Над открытой дверью в одну из пристроек виднелась бледная вывеска “Кафе”, а дверь другой пристройки была закрыта и непосредственно над ней или на ней никакой вывески не было. Зато значительно выше, на уровне второго этажа, беленая стена была украшена блестящей табличкой с замысловатым шрифтом — “Начальник станции”. Видимо, имелось в виду, что начальник станции сидит на втором этаже, или же таким образом подчеркивалась его принципиальная недосягаемость для обычных граждан, ходящих по земле.
— Судя по табличке, ему нравится чувствовать себя выше других, — усмехнулась Софья и дернула дверь. Дверь была заперта. Катерина Константиновна постучала, сначала негромко, потом изо всех сил, потом принялась трясти дверь за ручку, но ничего не произошло. За дверью было тихо.
— Да что же это такое? Что это за город такой? Уедем мы отсюда когда-нибудь?
— Не знаю…
— Девушка, дверь зачем же-ж выбивать? Че хотели-то? — Катя подняла голову и увидела круглое лицо женщины в окне второго этажа.
— Нам нужен начальник станции.
— Нету его. Чего ему тут сидеть? Домой он ушел.
— Но как же… Нам с ним поговорить нужно…
— Да что с того? Звонить без толку — он же-ж в огороде.
— И что же нам делать? — обреченно спросила Катя.
— Да как что? Домой к нему сходите. Он же-ж в двух минутах живет. Небось, не надорветесь. — И женщина принялась объяснять, где живет начальник станции.
Катя, Софья и Настя прошли узенькой улочкой, усыпанной опавшими сливами, и остановились возле высокой калитки. К калитке двумя болтами была прикручена золотистая табличка со старого вагона. “Верхне-волжское общество железнодорожныхъ материаловъ. 1912 г.” — так было написано на табличке. А вот звонка не было. Пока Настя восторженно рассматривала табличку, Катя и Софья практически ощупью исследовали и саму калитку, и соседние секции забора, но поверхность их была равномерно гладкой и зеленой. Пришлось стучать кулаком. Металлический грохот потряс жаркую дневную тишину, и Кате показалось, что с окрестных деревьев осыпались последние сливы. Откуда-то издалека, словно с самого неба, раздалось: “Иду-иду, мои дорогие!” Катя и Софья удивленно посмотрели друг на друга. За калиткой раздались шаги и звяканье ключей, и наконец им открыл круглый лысый человек небольшого роста, одетый в широкие шорты защитного цвета и салатную рубашку-поло с коротким рукавом. Он расплылся в улыбке еще до того, как увидел гостей. Не дав им даже как следует поздороваться, он распахнул калитку и энергично замахал руками.
— Здравствуйте, здравствуйте, мои дорогие! Как вы вовремя пришли, как вовремя! Прямо чувствовали, когда надо приходить! Я только смородину дособирал. Вот же-ж последнюю гроздь сорвал — и вы постучали! Да вы проходите, проходите, я вам сейчас огород свой покажу. Вы же-ж, бедняжки, сколько уже на этом вонючем вокзале сидите… А у меня тут, знаете, благодать!
Катя и Софья осмотрелись. У калитки росли два куста алой вьющейся розы, дальше вдоль забора виднелись кусты гортензии. В глубине двора стоял дом. Это был небольшой одноэтажный домик с верандой и с таким количеством деревянных наличников и всяческих украшений, что издалека он казался картинкой, вязанной крючком, какие вешают на стены рукодельницы. От калитки в глубь двора уходила дорожка, выложенная белой плиткой. Начальник станции двинулся по этой дорожке, увлекая за собой девушек, ежесекундно оборачиваясь к ним, крутясь во все стороны и вообще совершая столько бодрых движений, будто он танцует какой-то специальный приветственный танец.
— Я тут все своими руками… Сын вот еще помогает, а так все сам… От прежнего хозяйства тут только старая яблоня осталась, — начальник станции указал на дерево, растущее возле дома.
— Лаванду вот осенью посеял, — он кивнул на сиреневые кустики вдоль дорожки, — в книгах пишут: лучше черенками, а я рискнул! И ничего, второй раз за лето цветет. А тут вот у меня инжир, да, да. Каждую зиму накрываю! Пока совсем маленькие были, еще ничего, а теперь же-ж вон как вымахали!
— Накрываете? А для чего? — спросила Соня, воспользовавшись секундной паузой.
— Да как же-ж… Чтоб не померз! Ему у нас не климат. Зимой-то до минус 20 бывает и по неделе держится!
Показав деревья инжира, начальник станции свернул на тропинку, по обе стороны от которой стояли шпалеры, увитые виноградом. На продолговатые желтые виноградины падало солнце, и они светились изнутри. Начальник станции выхватил из кармана широких шорт садовые ножницы, срезал три грозди и раздал их Соне, Кате и Насте.
— Вот тут вода, — ласковым голосом приговаривал он, подводя гостей
к крану, — тут помыть можно…
Пока девушки мыли ягоды, Настя, которой Соня помыла виноград первой, убежала вперед по дорожке, и оттуда раздался ее удивленный возглас:
— Смотрите, тут рельсы! И светофор!
— Это не светофор, а семафор.
И действительно, прямо между кустов болгарского перца и баклажанов пролегала игрушечная железная дорога. Рельсы шириной со спичечный коробок плавно огибали грядку, а возле тропинки стоял маленький деревянный домик с башенкой и рядом с ним семафор. Тут же, словно сделав плановую остановку на станции, стоял поезд: локомотив и пять вагонов. Катя никогда не видела настолько реалистичной игрушечной железной дороги. В окошках голубых вагонов были видны шторки, и если бы оттуда Кате помахал рукой миниатюрный пассажир, она нисколько бы не удивилась.
— Мама, часы на башне тикают! — восхищенно сообщила Настя, присев на корточки возле деревянного домика. — И тут написано, что это станция “Баклажанная”! Мама, я на станции Баклажанной, представляешь? А они правильное время показывают?
— А как же-ж! Сам их каждое утро сверяю!
— А как же вы крутите стрелки, если здесь никакого колесика нет?
Начальник станции нажал на циферблат, и стенка с часами открылась. Внутри башни помещалась винтовая лестница, а на внутренней крышке часов — колесико завода.
— Это мне знакомый часовщик такие часы соорудил. Я попервоначалу хотел старые такие, на цепочке сюда присобачить, да они не лезут. А эти мне точно по размеру сделаны и заводить удобно…
— Это что же вы и вагоны сами делали, и паровоз? — изумилась Соня.
— Да нет, что вы… Я вот только станцию, да еще туннели… А вагоны все немецкие, фирменные. Фирмы Флейшман вагоны.
— А паровоз ездит?
— А как же-ж, дочка! Еще как ездит!
Начальник станции поднял коричневую крышку возле рельсов, и под ней оказался пульт управления с множеством кнопочек и рычажков. Он нажал на кнопку, семафор возле станции загорелся зеленым, и паровоз, взвизгнув почти как настоящий, тронулся. Поезд объехал грядку, скрылся за кустами, потом выехал с другой стороны. Начальник станции повернул какой-то рычаг, и поезд не пошел на круг, а продолжал ехать прямо, к дорожке, под которой, как оказалось, был устроен туннель. Все это время Настя шла за ним следом, как зачарованная. Поезд описал полукруг с другой стороны дорожки, по второму туннелю вернулся обратно к станции и остановился.
— Удивительно… — сказала Соня, — как будто вернулась в детство… Когда была маленькой, мечтала о такой железной дороге…
— Мама, давай купим нам такую дорогу!
— Где же мы такую протянем в квартире, Настенька? Папа купит тебе покороче, но тоже как настоящую.
— Ура!
— А теперь, мои дорогие, пойдемте-ка обедать. У меня там свежий борщ, сам сегодня сварил. Все со своего огорода — и свеколка, и капустка. Тоже фирменный, можно сказать… — и он добродушно рассмеялся.
— Послушайте, — сказала Катя, — как же так получается? Вы здесь в железную дорогу играете, а там, на настоящей дороге, живые люди из-за вас мучаются?
— Ну что вы, Катя… — укоризненно выдохнула Софья под самым ухом Катерины Константиновны.
— Так потому в железную дорогу и играю, потому что я тут на ней хозяин. Нажму кнопку — поедет поезд. Нажму — остановится. А там от меня ничего не зависит, моя дорогая. Не могу же я поезда пустить, если дорогу завалило и ремонтируют ее. Вот как скажут пускать — так и пущу. А пока сиди, жди распоряжения. А самолично я только маневровый паровоз по сортировочным путям могу гонять…
— Ну хоть бы сказали им! Хоть бы людей держали в курсе!
— Так там Наталья Павловна. Замечательная женщина. Она на все вопросы отвечает. Вот вы спросили, и она вас ко мне направила.
— Да вы должны сами объявлять, а не ждать, пока кто-нибудь спросит! Вы же начальник станции!
— А вы правда думаете, что люди, которые там на вокзале сидят, мечтают поскорее уехать?
— Вы что же, издеваетесь?!
— Ну что вы, моя дорогая! Я не издеваюсь. Люди там сидят и рады. Потому как что их там ждет, дома-то? Ну, на работу опять выходить. А там начальник пилит, угождай ему. Там над бумагами опять гнить в сером кабинете. И все одно и то же. А тут какое-никакое, а приключение. Новые люди, знакомства… Впечатления…
— Послушайте… — начала сбитая с толку Катерина Константиновна, — но ведь не все же такие… Кого-то, может, маленькие дети ждут, скучают… Или больные родители… Или срочный проект… Или любимый человек… Может, если кто-то к сроку не успеет, то любовь свою упустит, как знать? Да мало ли что бывает!
— Бывает… — задумчиво повторил начальник станции.
— Ну, так вы могли бы автобусы организовать! Хотя бы для тех, кто с детьми, и для стариков.
— Дак у меня с начальником автовокзала нелады. Он же-ж сосед мой. Еще когда тут мать моя покойная жила, совсем старушка, он внутренний забор менял и полметра ее огорода оттяпал заодно. А я у него эти полметра обратно отжал и еще 20 сантиметров сверху — за моральный ущерб. Так он со мной уже пять лет не разговаривает. Если я у него автобусы попрошу, так он и рейсовые отменит мне назло.
— Но как же так? Что же, ничего нельзя сделать?
— Нельзя, сами видите. Пойдемте лучше борща поедим. А потом я за выпечкой к чаю сбегаю. А то у меня ничего к чаю и нет. А у нас тут по соседству магазинчик открыли. Хозяйка сама печет. И так печет, я вам скажу! Невольно ее мужу завидовать начинаешь!
И Катерина Константиновна подумала, что все, что она могла, она сделала, а теперь будь что будет. Что теперь все зависит от того самого железнодорожного начальства. А начальник станции повел Катю, Соню и Настю на веранду. Веранда была просторная, под потолком висели китайские фонарики, на столе лежала кружевная скатерть, стояла вазочка с белой смородиной. “Интересно, скатерть он тоже сам вязал?” — подумалось Кате, но она промолчала. За обедом Софья принялась расспрашивать начальника станции о жизни. О жене, о детях, о хозяйстве. Он рассказал, что жена его десять лет как бросила, ушла к какому-то бизнесмену из города К. Сына семилетнего оставила начальнику станции. Вот так вышло, что он не просто сына родил, как мужчине положено, но и поднял в одиночку… Много он говорил про деревья на участке, про то, как помидоры болеют, как абрикоса опять не уродила из-за заморозков… Потом стал рассказывать, как задумал построить дом вместо той развалюхи, что тут стояла раньше, и как сам разработал проект этого дома, и вот они уже сидят в нем и борщ едят… Софья в ответ принялась рассказывать, как они с мужем строят дачу, и спрашивать у начальника станции, какой лучше использовать утеплитель… Настя незаметно выскользнула из-за стола и, забравшись в кресло, стоящее в углу веранды, заснула. Катерина Константиновна почти не участвовала в разговоре и многое пропустила мимо ушей. Ей что-то не нравилось в начальнике станции, но что именно, она никак не могла понять. Ее вывел из задумчивости резкий сигнал телефонного звонка. Начальник станции извинился и ушел в дом.
— Надо же какой потрясающий человек! — сказала Софья Катерине Константиновне. — Не понимаю, почему он живет один. Это просто какой-то парадокс…
— Да уж, потрясающий… — отозвалась Катерина Константиновна, — люди там двое суток сидят на жестких сиденьях в тесном зале ожидания, а он нам тут за борщом поет про свои хозяйственные подвиги…
— Ну, зачем вы так говорите? У него же такая сложная судьба, сами слышали!
— Просто он только о себе и о своих грядках и думает, вот оттого, наверное, и жена от него…
— Тшшш… — перебила ее Софья, услышав шаги начальника станции.
— Ну что же-ж, мои дорогие! — заулыбался начальник станции, подходя
к столу. — Я, пожалуй, сбегаю за выпечкой, пока чайник греется…
— Давайте я схожу, — отозвалась Катерина Константиновна. — А то я что-то засиделась. Вы мне только объясните, где он, этот магазин.
— Да что вы! Вы же гостья! Сидите, сидите!
— Нет, я схожу, хочется размяться.
— Но ведь это как-то… отправлять гостей в магазин…
— Да вы не волнуйтесь, все нормально. Мне несложно.
— Ну смотрите… В общем, как выйдете из калитки, повернете направо, магазин будет в конце квартала на той стороне. Только подождите секунду, я вынесу деньги…
— Вы мне потом отдадите, как я вернусь, — сказала Катерина Константиновна и улыбнулась начальнику станции.
— Как скажете, моя дорогая, все как вы скажете!
— Михаил Владимирович, — начала Софья, — а зимой здесь не скучно? Летом-то понятно — огород…
Катерина Константиновна взяла свой рюкзак и вышла на улицу. Она медленно шла в сторону магазина и обдумывала случившееся за день, когда мимо нее по пыльной неасфальтированной дороге проползла “Лада-Самара” с шашечками на крыше и остановилась на площадке возле соседнего дома. Как раз когда Катерина Константиновна почти поравнялась с машиной, из нее вышел водитель. Это был высокий мужчина средних лет, широкоплечий, со спортивной осанкой. Он сунул руку в карман брюк, достал большую связку ключей и стал искать нужный. Среди блестящих ключей разных калибров болтался брелок в виде маленького плюшевого щенка, виляющего хвостом. Брелок показался Катерине Константиновне знакомым. Таксист уже открывал калитку, когда она обратилась к нему:
— А вы уже не работаете?
Мужчина несколько секунд осматривал Катерину Константиновну и ее рюкзак.
— Работаю. Садитесь в машину, мне на минуту домой забежать нужно. — У мужчины был приятный, бархатистый голос. Он распахнул перед Катериной Константиновной дверь машины и скрылся за калиткой.
Катерина Константиновна бросила рюкзак на заднее сиденье и стала рассматривать салон. В углу, над приборной доской, была вставлена фотография девочки лет шести. Фотографию, видимо, сделали на море: оно синело на заднем фоне, светлые волосы девочки лохматил ветер, она щурилась от солнца и так счастливо улыбалась, словно ей только что пообещали выкупить холодильник мороженого у женщины под зонтиком и живого дельфина у владельца дельфинария…
Открылась дверца, и таксист сел рядом с Катериной Константиновной.
— Куда едем?
— В Москву!
Водитель вопросительно посмотрел на Катерину Константиновну.
— Я серьезно! Мне нужно в Москву! И как можно скорее!
— В какую еще Москву? Я таксист, а не дальнобойщик.
— Так что же мне делать?
— Ну, могу до К. довезти… Большой город, оттуда всегда уехать можно.
— А далеко дотуда?
— Пятьдесят километров.
— Ладно, везите.
— Две тысячи.
— Две?! А не дороговато для пятидесяти километров?
— Ну, не хотите — как хотите. Не я вас подкараулил, когда вы домой на обед заехали… И где я вам в К. пассажиров найду на обратную дорогу?
Рациональная Катерина Константиновна возмутилась и хотела что-то возразить, но потом только устало махнула рукой, и машина тронулась.