Рассказ
Опубликовано в журнале Дружба Народов, номер 3, 2012
Мария Ботева
— поэт, прозаик. Родилась в 1980 г. Автор двух книг: “Световая азбука. Две сестры, два ветра”. М., 2005 г. (сказки), “Завтра к семи утра”. М., 2008 г. (стихи). Дипломант Волошинского конкурса — 2011 года по жанру прозы. Живет в г. Кирове. В “ДН” печатается впервые.
Пришло мне время рассказать о любви, любви, скажем так, вылить это все на бумагу, чужим глазам, а зачем? Иногда я могу отрываться, смотреть за окно на снег, как он идет и лежит, зацепился за ветки деревьев, кругом бело, бело и так красиво, он спрашивал меня, помню: загадай, что ты хочешь? Что ты хочешь, чтобы исполнилось, а я скажу, сбудется ли, вот еще знаток. Я тогда посмотрела на него, в его ясные голубые очи — высокий блондин с разбитым носом, моя мечта — и написала на бумажке: красота, завернула, убрала в карман. Он говорит: написала? Я: да. Он ходил, ходил по комнате, двигал глазами, трогал мебель, сказал: существительное? Да. Существительное трудней, надо глагол. Но что уж поделать, я загадала красоту и на этом и сидела. А он опять ходил по комнате, как бычок, сказал: дети? Но это было так давно, что я про детей и не загадывала, если бы сейчас, то да, он бы угадал сразу, в единый миг, а тогда я загадала: красота, и всегда знала, и уже тогда знала, что никогда не забуду его ясные голубые очи, никогда. Однажды жены декабристов не забыли своих мужей, поехали за ними на край света, вот и я об этом же думала тогда, сидя на качелях во дворе, и о том же говорила подруге.
Я сказала: думаю, это навсегда, она сидела на какой-то карусели, даже карусельке, вертелась в разные стороны, но остановилась и посмотрела. Ох, — только и сказала, потому что понимала — ничего не будет. А я думала про декабристов, но кто знал, что примерно так оно и сбудется, правда, немного наоборот, всегда вот так загадываешь о подвиге, но думаешь о каком-нибудь облегченном варианте, как на контрольной в школе, облегченный вариант, а оценивается так же, мне попалось задание со звездочкой, так и приходится жить, к тому же я дала слово своему, что никогда не уйду от него, меня не сломать в этом, что поделать. Я тверда.
Еще повезло, что его зовут так же, как моего, два слога, а столько проблем, мой понимает, догадывается обо всем, но ничего не сказал ни разу. Нет, было, он вот что медленно произнес: да никуда он не делся, найдется. Это было, когда он потерялся, сижу и плачу в тишине, что нет его со мной. Снег сегодня идет с самого утра, сейчас утро, и хочется поскорее все это вылить, даже точки не ставить, но правила есть правила, и так всегда.
Однажды, мы учились еще, и я тогда не знала многого, не знала про алкоголь, была совсем юная, можно сказать, почти девочка, и вот мы пошли в загул, то есть мы этого не хотели, просто вышли из корпуса, потопали к остановке, я и трое наших, девки отстали, я одна осталась с парнями, пока переходили дорогу на зеленый, эти трое красавцев решили завалиться в “Поляну”, там хорошая кухня, нам же это важно. Мы зашли. В очереди они думали, сколько взять, сто или пятьдесят, сошлись на пятидесяти, была суббота, после “Поляны” планировали успеть на рынок за джинсами для будущего моего, только он не был тогда моим, просто сокурсник, мы все сокурсники. Но у самой кассы они взяли по сто, мне пиво. Чебуреки с сыром, мы знали, там хорошие, а нам важно, мы же учимся. Разговор был о фильмах, на днях вышла какая-то фантастическая лента, и он, конечно, уже успел сбегать посмотреть, я не видела и не собиралась, а в “Поляну” пошла просто побыть с ним рядом, впереди выходной все же. Высокий голубоглазый блондин с кривым носом, оказалось, мечта. Идут люди, смотрят, я понимаю, снежный карниз вот-вот оторвется, упадет на дорогу прямо, на людей, страшно и красиво, необычная форма. И я так же точно на него смотрела и смотрю все время, но тогда старалась не смотреть, чтобы не выдать себя перед другими, но они, как выяснилось, все понимают.
Мы все сидели и сидели в этой “Поляне”, и не шли на рынок, и он отправился еще за порцией и закуской, а мне за вином, он ушел, я посмотрела вслед, и тут будущий мой сказал: ты думаешь, мы ничего не понимаем? Мы че, олени? И вызвал меня будто бы покурить на улицу, а на самом деле на откровенный разговор. Ничего нового он не сообщил, я сама все знала уже. Ну, что ему никто никогда не будет нужен, блондину, и что мы так и останемся с ним на уровне дружбы, не больше. Вот что он мне сказал и позвал замуж. Видя мое смущение, бросил окурок в урну, обещал ждать, сколько потребуется, слово свое сдержал. А тогда все закончилось тем, что мы пропили его штаны и развели всех по домам, я и мой будущий. Он был, ну, и до сих пор тоже, крепкий в этом плане, а меня тогда ничто не брало, это сейчас я могу после двух стаканов вина вдруг зареветь, положить ему голову на колени, он все понимает, гладит, не ругается, курит, поддержка мне и опора, мой горец, парень удалой, сердцу же не прикажешь.
Я ему сразу хотела сказать, еще в подвенечном, что сына мы назовем, как его, как моего, их зовут одинаково, но не стала. Еще один с таким же именем возле меня, не слишком ли, один, еще один, еще, перебор. Снег все идет, а лыжники устали, скоро и мой придет, надо готовить суп, котлеты, баранину, без разницы, он все съест, скажет спасибо, но мне хочется поскорей рассказать, позвонила, пусть покупает пельмени, вареники, манты, пиццу, мне без разницы.
Нынче здесь, завтра там, ну, а что вы хотите от человека, вот и он пропал, незадолго до свадьбы, хоть собирался прийти, и даже в костюме. Вообще он приличный человек, только вот такой у него характер, такая манера в жизни, он всегда пропадает, тогда это было в первый раз. Мы ждали до последнего, я хотела отменить свадьбу, раз мой лучший друг не пришел, но потом не стала, кольца куплены, билеты в родительский край и дом — тоже. Не было ни гостей, ничего, так, только у меня новое платье, шляпа, а у моего — новые синие кеды, джинсы, приехали из загса на синей “Волге” ретро, вот и все, а на следующий день отправились ко мне на родину, там нас уже ждали, пришла родня, посидели, выпили. Потом к нему, там то же самое. Конечно, и он был рад, и я рада, все-таки четверть жизни за спинами, надо что-то решать, так все и пошло, и забылось, ждем, когда будут дети.
Но пришло время рассказать и о любви, любви. После регистрации он нашелся, через два-три месяца, точнее, не помню, приехал, позвонил, мой номер в памяти остался, вот как. Приходил ко мне на работу, делился своими планами открыть кафе, говорил, есть совершенно свежая концепция у него, скопит денег, а как, если нигде не работает или устраивается, быстро потом уходит, не сидится на месте. Так он стал пропадать, я привыкла, но два года назад случилось так, что год, полтора, а его нет и нет.
Ни по телефону, ни на сайтах одноклассников и так далее. Нигде. И вот дошло до того, что однажды ночью я летела на самолете, страшном, без правого борта, ветер свищет. Там свадьба была какая-то, в самолете. И вот мне дали слово, тост.
Чтобы все нашлись, говорю я, самая ценная находка та, что была когда-то потеряна. Вспомните о блудном сыне. Но лучше уж не теряться. Я всегда это говорю, потому что знаю наверняка.
Это все мне приснилось, конечно, но я тут же оказалась у окошка, где принимают передачи в тюрьму, я принесла ему мяч, перчатки, домино и книги. Но девушка в окошке посмотрела круглыми глазами, не стала брать, говорит: я сейчас вам зачитаю статью, по которой его обвиняют, решайте сами, стоит ли ему передавать. И читает: шулерство. Шулерство, мама, мама.
Что он мог сделать, мирный человек, в наперстки кого-нибудь обжулить? Как это вдруг? Его же самого и побили, кстати, это уж точно, все время битый ходил, то нос, то глаз, зубы как-то уберег.
Снег все идет, и мой приходил на кухню ко мне, сказал: пошли гулять, погода славная, полезная. Но посмотрел, понял, что я работаю, пишу, ушел. Это правда, у меня такая работа. Когда он пропал, и этот сон еще, я утром, вот в такой же хороший день, только осенью, в дождь, села и написала стихотворение, такое, в простом шотландском стиле, ты меня оставил, Джеми, восемь строк. Мой увидел, сказал — неплохо и сел за компьютер, быстро сделал мне сайт, где-то рассовал рекламу, теперь пишу к юбилеям, свадьбам, деньги платят хорошие, можно перебиваться.
Кидают на телефон, я всем говорю номер, потом с него перевожу на счет, готово. Стихи получаются хорошие, в старинном шотландском стиле, но сердцу не прикажешь, я не могу любить всех этих людей, только в то время, пока пишу, пока сижу за столом. Я их просто не знаю, едут и едут машины, смотрю на них и хочется реветь, почему все так, конечно, он потом нашелся, принес бананы, любимая его сладость, и он не любит меня, и никого, сердцу же не прикажешь, мой тут прав. Он вообще всегда прав, приходит и обнимает, и все, я ему целую, целую руки, как он прав, прав, если начнется война, я буду ждать его. И его тоже.