Украинская литература: что, зачем и как переводят сегодня на русский?
Опубликовано в журнале Дружба Народов, номер 1, 2012
В конце октября 2011 года прошел Открытый московский литературный фестиваль “Украинский мотив”. Звучали написанные московскими писателями на русском языке стихотворения и короткая проза об Украине, совместный концерт с пишущим по-русски харьковским поэтом и музыкантом Александром Евдокимовым дали группы “Ботаника” и “Запрещенные барабанщики” ( Харьков—Москва). Гостем фестиваля был украинский писатель Сергей Жадан.
В рамках фестиваля при участии “Дружбы народов” был проведен “круглый стол” “Что? Зачем? Как?” по проблемам перевода с украинского на русский язык. Нас интересовало,
есть ли сейчас в украинской литературе тексты, способные “зацепить” русского читателя, что отличает их от современной русской прозы, где их может прочесть русский читатель (и есть ли этот читатель в России) и каковы проблемы перевода с украинского на русский?В дискуссии приняли участие переводчики Сергей Гловюк, Виталий Крикуненко, Андрей Пустогаров, Игорь Сид, а также Сергей Жадан, зав.отделом прозы журнала “Южное Сияние” Ольга Ильницкая и зам. главного редактора издательства “Э.РА” Михаил Ромм. Мы публикуем тексты нескольких выступлений, а также написанные по нашей просьбе заметки переводчика Елены Мариничевой.
Сергей Жадан (писатель, переводчик, г. Харьков)
Украинскую литературу в Европе, по большому счету, стали переводить десять лет назад. Сейчас активнее всего украинцев переводят поляки и немцы. И если десять лет назад были один-два переводчика в этих странах, то теперь их уже десять-двадцать. Переводят, в основном, тех, кого переводят и здесь, в России: Андрухович, Забужко, Прохасько, Сняданко, Издрык, Ирванец… Это обойма, которая переводится во всех странах, и она, к сожалению, не расширяется.
На Украине, на мой взгляд, сейчас очень интересная поэзия. Интересное поколение “восьмидесятников”. В чем-то перекликающееся с российскими метаметафористами, хотя и развивалось несколько по-другому. Это поэты, которым сегодня по пятьдесят лет: Андрухович, Забужко, Васыль Герасимюк — просто фантастический поэт, Тарас Федюк, покойный Игорь Рымарук. Следующая генерация — “девятидесятники”: Марьяна Савка, Марианна Киановска, Остап Сливинский, Галина Крук.
В прозе новые имена появляются реже. На Львовской книжной ярмарке был представлен роман киевского автора Тараса Антиповича “Хронос”. Это его третий, по-моему, роман, антиутопия. Еще одна книга, о которой говорили в прошлом году: новый роман киевлянина Анатолия Днистрового “Дрозофила над томом Канта” — о среде киевских интеллигентов, преподавателей университета, лирический роман. Есть еще такой киевский писатель Антон Санченко, прозаик-маринист, последняя его книга называется “Нариси бурси” (“Очерки бурсы”), это легкая и очень хорошая проза — о годах учебы в мореходке. Продолжение той украинской традиции, что идет от Котляревского. В прошлом году умер Олесь Ульяненко — один из наиболее интересных украинских прозаиков. У него есть переводчики, например, Евгения Чуприна, есть произведения, переведенные на русский язык. Самый знаменитый его роман — “Сталинка”, за который он получил малую Шевченковскую премию. Очень интересный прозаик, к сожалению, тоже уже покойный, — Васыль Кожелянко. Его романы написаны в жанре “альтернативной истории”. В этом году посмертно опубликован роман “Эфиопская сечь” — о том, как в XVII веке запорожские казаки попадают в Эфиопию. Он очень легко читается, но это не развлекательная литература. И это как раз то, что будет с интересом читаться в любой стране.
У нас сейчас время антологий. Я и сам составил три антологии: десять молодых прозаиков, десять молодых поэтов и футбольная — одиннадцать писателей о футболе. Авторы из четырех городов: Харьков, Киев, Львов, Ивано-Франковск. Это города, где есть литературная среда. Впрочем, литературная среда есть, конечно, и в других городах. Например, в Донецке, там интересная русскоязычная литературная среда, есть несколько интересных украиноязычных писателей. Но — наверное, это особенность тамошнего региона — они как бы не активизированы, не устраивают фестивалей, не издают журналы. Там нет и крупных издательств, те, что есть, — маргинальны, о них мало кто знает. Издательский центр, такая издательская столица Украины — это как раз Харьков, харьковские “КСД” (“Клуб семейного досуга”) и “Фолио” — самые большие украинские издательства.
Литературных журналов на украинском языке почти не осталось. Самый, наверное, у нас престижный, серезный журнал — это “Кур▒єр Кривбасу” (“Курьер Кривбаса”). Он печатает очень разных авторов, он всеяден. И это самый, наверное, популярный литературный журнал. У него тираж, если не ошибаюсь, около двух тысяч экземпляров. Есть еще журнал “ШО”, но он не только литературный: в нем публикуются материалы и о музыке, и о кино. Журнал этот русско-украинский. Самое интересное в нем — литературная критика. Там пишет, например, Юра Володарский. Хотя на Украине, вообще, очень мало литературных критиков. Это, наверное, самая большая проблема. Из произведений на украинском языке за последнее время в журнале “ШО” напечатаны фрагменты нового романа Андруховича, очень интересное эссе о Бродском Васыля Махно, новые вещи Ирванца, Любко Дереша. Из старых журналов в Харькове еще живет журнал “Берез╗ль”, но его, к сожалению, почти нигде нельзя купить. Журнал “Днипро” сейчас реанимируют — появился новый издатель, новый инвестор.
Замещением нормального книжного рынка у нас служат фестивали, где можно общаться, можно читать стихи, где есть публика, зрители, есть какая-то отдача. У нас все это как раз очень активно развивается.
Елена Мариничева (переводчик, г. Москва)
1. Есть ли тексты в украинской литературе, способные “зацепить” русского читателя? Что отличает эти тексты от современной русской прозы?
В конце 2011 года можно было отмечать своеобразный юбилей: 10-летие выхода первых переводных книг новой украинской прозы в России. Именно 10 лет назад отдельными книжками вышли “Московиада” Юрия Андруховича (в переводе Анны Бражкиной) и “Полевые исследования украинского секса” Оксаны Забужко (в моем переводе)1. Название первого романа Забужко, шокирующее и во многом провокативное: в книге идет речь об острых и болезненных социально-психологических и социально-исторических украинских проблемах. “Зацепили” ли они русского читателя? Ответом на этот вопрос может служить один простой факт: “Полевые исследования…” выдержали с тех пор два переиздания в России. Сейчас я работаю над переводом еще одной книги Оксаны Забужко — 800-страничного романа “Музей заброшенных секретов”. Крупное питерское издательство торопит: новое произведение украинской писательницы ждут ее русские читатели (о романе см. статью “Разминированная память” — “Дружба народов” № 9, 2010). Назову и других переведенных и переводимых мною авторов: Мария Матиос (на русском изданы роман “Даруся сладкая” — перевод сделан в соавторстве со Светланой Соложенкиной — и сборник рассказов “Нация”), Евгения Кононенко (сборник эссе и рассказов “Без мужика”), а также — Таня Малярчук, Кость Москалец, Тарас Прохасько… С интересом читаю Павла Вольвача, Олеся Ульяненко, Антона Санченко, Тараса Антиповича, многих других.
Лично меня новая украинская проза привлекает своей энергией и искренностью: в ней есть жажда быть услышанными, но нет “фиг в кармане”, апломба, лицемерия. Я бы сказала, что это открытая, откровенная и честная литература. Думаю, примерно это имел в виду критик Кирилл Анкудинов, говоря о журнальных публикациях рассказов Тани Малярчук: “В очередной раз я убеждаюсь, что современная украиноязычная проза содержит в своем составе ту насущную простоту, которая нынешней русскоязычной литературе, увы, недоступна (уж не знаю, по какой причине)”. Возможно, достаточно серьезную роль в достижении такой “насущной простоты” играет сам современный украинский язык. Вобрав в себя говор улицы, сленг, жаргон, англицизмы, русизмы и полонизмы, напитавшись новыми, связанными с обретением независимости смыслами, он стал живым и подвижным, — по-видимому, на таком языке оказалось легче рассказать об изменениях и метаморфозах постсоветского человека. Говоря об этом с присущим ей темпераментом, украинская литература, по-моему, шагнула дальше русской.
Не может не “цеплять” русского читателя и “образ национального прошлого”, отражающийся во многих украинских произведениях, связанных с историческими реалиями: Вторая мировая война, сталинский террор, голодомор и тема УПА (об этом пишут, в частности, Матиос и Забужко). Этот образ расходится с тем взглядом, который доминирует сейчас в российских средствах массовой пропаганды, и понимание этого образа — а хорошая литература служит именно искусству понимания — совершенно необходимо для всестороннего восприятия как прошлого, так и настоящего, как на Украине, так и в России.
2. Где русский читатель может встретиться с произведениями современной украинской литературы? Есть ли у этой литературы свои читатели в России?
С украинской литературой можно встретиться, например, на страницах российских литературных журналов. Мои, в частности, переводы помимо “Дружбы народов” охотно публикуют “Новый мир”, “Новая Юность”. У Тани Малярчук и Костя Москальца пока нет книг, переведенных на русский, но их имена уже известны русским читателям как раз благодаря журнальным публикациям.
Время от времени идеи выпуска “украинской серии” появляются в том или ином издательстве. Дальше всех в этом отношении продвинулся в свое время московский “Флюид”, издав Наталку Сняданко (в переводе Завена Баблояна и Ольги Синюгиной) и “мою” Евгению Кононенко, чья книга стала одной из самых продаваемых в серии “Славянская линия”. У замечательного главного редактора этого издательства Елены Пучковой были и дальнейшие планы, но из-за некоторых, не зависящих ни от нее, ни от украинской литературы причин их осуществление временно приостановилось. Громко начинало “украинскую серию” издательство АСТ. Помню, вместе с редактором издательства мы отправились во Львов, на Форум издателей — отбирать книги. “Москали приехали наши книжки скупать”, — шутили в ту осень украинские писатели и издатели. Реально же выпустили тогда только очередное переиздание Забужко и — что очень важно — книгу Марии Матиос. Правда, эта книга вышла уже в другом издательстве (“Братонеж”), куда ушел из АСТ тот самый редактор — Владислав Панин, с которым мы ездили во Львов. Мария Матиос сегодня в Украине один из самых любимых авторов, по ее “Дарусе” и “Нации” поставлены спектакли, и я чрезвычайно рада, что эти произведения, отличающиеся необычным для современной России взглядом на “национальное прошлое”, доступны и на русском. У издательства “Астрель — СПб” тоже есть планы выпустить не только “Музей заброшенных секретов” Оксаны Забужко, но и переводы других романов и сборников с украинского.
Есть ли у новой украинской прозы читатели в России? Конечно, есть. Я получаю немало писем от них: чаще — благодарных, бывает — и возмущенных, — зачем переводите авторов, представляющих “не нашу” точку зрения? Потому и перевожу… Украинская литература кому-то нравится, а кого-то люто раздражает: случается, я получаю даже что-то вроде угроз. “Вы подлая экстремистка!” — сообщила мне одна московская писательница в связи с тем, что я перевожу Забужко. Другие выражают поддержку, предлагают помощь. Не так давно один из читателей моих переводов, открывший для себя новую украинскую литературу, — Игорь Кушнирчук, преподаватель Военной академии из Питера, нашел меня через интернет и убедил открыть свой переводческий сайт, сам взялся безвозмездно поддерживать всю его техническую сторону, за что я ему глубоко благодарна. Это, по-моему, прекрасный пример того, что на Западе называется “сulture of giving”. Отныне на emarinicheva.ru я выкладываю — с помощью Игоря и заручившись согласием авторов — свои переводы, и они легко доступны всем желающим.
3. Каковы проблемы перевода с украинского на русский?
Как я уже говорила, современная украинская проза очень эмоциональная, энергичная, искренняя. Переводить поэтому нужно не столько слова сами по себе, сколько вот эту энергию. И вообще, буквальный перевод слов — не годится, он снижает, “опускает” украинскую речь, которая мягче, ласковее, что ли, русской. К примеру, “хихотiння” — значит, “хихиканье”, но переводить так нельзя, потому что в мягком “хихотiннi” нет снижающего оттенка. Украинский сейчас более подвижен, чем русский, авторы ломают стереотипы литературного языка, активно занимаются слово-творчеством, ловят новые, появляющиеся в разговорном языке оттенки речи. Это очень интересно, но при слишком буквальном переводе на русский может возникнуть ощущение небрежности. Получается, что нужно по ходу дела немного модифицировать текст, адаптировать его к более косным в данный момент формам русского. В результате русский язык тоже, на мой взгляд, оживает, “омолаживается”. Это чрезвычайно любопытный процесс, ведь русская речь — в своем потенциале, в своей проекции в будущее — содержит великое множество оттенков и переливов, обещает немало открытий, и находить в ней адекватный перевод с нынешнего украинского — дело благодарное и увлекательное.
Андрей Пустогаров (член союза “Мастера литературного перевода”)
Как известно, переводить следует то, что нужно здесь и сейчас, то есть произведения, способные восполнить недостающее в современной русской литературе. Этот тезис означает, что при выборе произведения для перевода (речь сейчас пойдет о прозе) не стоит ориентироваться лишь на степень его успеха на Украине. Тем более что украинская литература по количеству появляющихся новых произведений значительно уступает русской, некоторые жанры в ней только начали развиваться, поэтому громко прозвучавшее на Украине произведение может оказаться для литературы русской давно пройденным этапом. Показательный пример — привлекший за последние два десятилетия на Украине наибольшее к себе внимание роман Юрия Андруховича “Перверзия” (1996). В русской литературе тема “дьяволиады и чертовщины”, не говоря о Булгакове, была плотно разработана еще в начале прошлого века. Да и “постмодернизм” автора не выглядел в конце 90-х у нас чем-то новым. Мне кажется, для того, чтобы вышедший в начале нового века перевод этого романа в России привлек к себе внимание, его переводчикам следовало бы большее внимание уделить передаче стиля автора, не надеясь на то, что карнавальные похождения героя “все вывезут”. Тут я как раз подхожу к вопросу “Зачем?”. Мне кажется, что современная украинская литература в лучших своих проявлениях больше, чем русская, сконцентрирована именно на стилевых особенностях текста, на его звучании, ритме, интонации. На всем том, что позволяет получить от чтения эстетическое удовольствие, не продираясь, как это часто бывает в русской, сквозь неуклюжие синтактические построения автора в поисках “идеи”. Украинские авторы не стесняются быть занимательными для читателя. Их тексты по-хорошему эклектичны, достаточно органично соединяют в себе опыт и западной, и русской литературы. Но чтобы русский читатель все это почувствовал, переводчик должен быть в состоянии передать нюансы этой прозы. Рассчитывать на то, что успех принесет “злободневность” или “скандальность” произведения, по-моему, не стоит. В России все эти “скандалы” и “злободневности” уже давно отгремели. Интересным может быть только свежий авторский взгляд, воплощенный в хорошо написанном тексте.
Попутно замечу, что подчас украинская литература ставит перед переводчиком трудные задачи. К примеру, известный роман Тараса Прохасько “Непрост╗” (2002) написан на стилизованном как бы карпатском говоре, передающем, вероятно, по замыслу автора особенности мышления как художника, так и “человека природы”. При этом, несмотря на легкую экзотичность, оригинальный текст романа звучит для украинского читателя достаточно естественно и “вкусно”. К сожалению, перевод Рафаэля Левчина, решившего буквально воспроизвести речевые особенности автора, приятным чтением не назовешь. Соответственно, достаточно сложный по замыслу роман со множеством местных реалий еще более озадачивает русского читателя. Мне кажется, не следовало отягощать синтаксис перевода неорганичными “аутентичными” оборотами, необходимая степень экзотичности данного текста для русского читателя обеспечивалась бы уже за счет меньшего владения контекстом.
Возвращаясь к вопросу “Что?”, хочу заметить, что украинская литература, равно как и русская, вполне отражает видимый хаос общественной жизни, в наших палестинах в последние десятилетия. Этот кризис, как свою личную историю,
талантливо описал Юрий Издрык в романах “Воццек” (1996) и “Двойной Леон” (2000). К сожалению, написанное в последующие годы на Украине по большей части не выходит за пределы изображения этого хаоса, более того, столь же хаотичным нередко выглядит и авторское мировоззрение. Достаточно полно это состояние украинской литературы описано в статье Тамары Гундоровой “Симптом больного тела” (“Дружба народов” № 9, 2011). В качестве одной из немногих удачных попыток осмысления современных проблем Украины я бы назвал роман Сергея Жадана “Ворошиловград” (2010). Автор не боится ввести в произведение социальный смысл, сочетая его с гротескно-поэтической картиной украинской жизни. И опять подчеркну, что достаточно прихотливо устроенный роман в значительной мере держится на авторском стиле. Вышедший в издательстве “Фолио” русский перевод часто утрачивает авторский ритм, соответственно резко снижается энергия текста и его увлекательность.
К сожалению, так же, как и современность, не осмыслены в новой украинской прозе и трагические страницы украинской истории, такие как борьба с УПА и Голодомор. Произведения, написанные на эти темы в последние годы, представляются мне неглубокими, конъюнктурными и вторичными даже по отношению к тому, что было создано в советские времена.
Подводя итог своим рассуждениям об украинской прозе, скажу, что так или иначе, а проза Андруховича, Издрыка, Прохасько, Жадана уже вошла в русское культурное пространство и несомненно работает на диалог между нашими культурами.
Что касается современной украинской поэзии, то я согласен с Сергеем Жаданом — эта поэзия очень интересная. Пожалуй, это самая интересная поэзия в мире, написанная в последние 20—25 лет. Столь же сильное впечатление из появившегося за эти десятилетия на меня произвели лишь стихи итальянца Аттилио Бертолуччи, которого я тоже переводил. Особенно, мне кажется, украинский опыт может быть полезен поэзии русской в сфере верлибра. Русская поэзия, хотя в ней были и верлибры Хлебникова и Николая Рериха, и поэма Луговского “Алайский рынок”, все же только осваивает эту площадку, и хорошо звучащих верлибров, цепляющих читателя, у нас крайне мало. Украинская поэзия верлибр вполне освоила. В качестве примера назову поэму Григория Чубая “Говорить, молчать, говорить снова” (1975), верлибры наших современников Олега Лышеги и Сергея Жадана. Олег Лышега открыто декларировал свою ориентацию на англо-саксонский верлибр, на “Лоуренса и Паунда”. О том, что выбранное направление оказалось плодотворным, свидетельствует хотя бы то, что изданные в 1999 году в США “The Selected Poems of Oleh Lyshega. Translated by Oleh Lysheha and James Brasfield” были названы PEN-клубом США лучшей переводной книгой года. В прошлом году в “Вестнике Европы” были опубликованы “встык” переводы на русский верлибров Олега Лышеги и американца Робинсона Джефферса, и русский читатель может сам получить представление о затронутых мной материях. А в числе повлиявших на верлибры Сергея Жадана я бы назвал американцев Гинсберга и Буковского — наряду с влиянием, может быть, опосредованным, того же Хлебникова. Мне кажется, что украинский верлибр сумел усвоить лучшие черты верлибра англосаксонского, whose blood and judgement are so well commedled (эту фразу Шекспира я бы перевел как “в котором страсть и трезвый ум столь крепко перемешаны”), и может служить плодотворным опытом организации верлибра на близком нам языке.
Современная украинская поэзия активно переводится на русский язык, и русский читатель может получить о ней достаточно верное представление. Хуже, мне кажется, дело обстоит с тем, что можно назвать украинской классикой. Прежде всего я имею в виду произведения Антоныча, Маланюка, Плужника, Стуса. Да и Тараса Шевченко тоже. В существующих переводах не передана вся ритмическая гибкость стихотворений Шевченко. Я же уверен, что поэзия Шевченко — одна из основ, позволившая создать полноценный украинский верлибр. В качестве примера того, что и в смысловом отношении поэзия Шевченко заслуживает более пристального взгляда, приведу хрестоматийный перевод, пожалуй, самого известного стихотворения Шевченко “Запов╗т” (“Завещание”, перевод Александра Твардовского). Шевченко просит похоронить его, как скифского вождя, на кургане и принести ему в жертву его врагов. Вряд ли в этом контексте уместен эпитет “милая”, добавленный переводчиком к слову “Украина”. Более того, очевидно, что Шевченко просит похоронить его на низком левом берегу Днепра, где и стоят скифские курганы и откуда именно виден высокий правый берег — кручи. Между тем Шевченко похоронили на высоком правом, где он хотел построить дом. Отсюда, вероятно, и появилось в переводе “над рекой могучей” — своего рода lost in translation.
Мне представляется, что на русском существуют лишь выборочные адекватные переводы упомянутых мной выше украинских классиков, и на эту область также стоит направить усилия русским переводчикам. Ведь переводы классики помогают переводчику при работе над современной поэзией, и, наоборот, лучшие произведения современных поэтов помогают нам лучше понять (и перевести) классиков.
Виталий Крикуненко (замдиректора Библиотеки украинской литературы, член Союзов писателей Украины и России, лауреат международного фестиваля славянской поэзии “Поющие письмена”, г. Москва)
На мой взгляд, говоря о состоянии переводческого дела в области украинско-российских литературных взаимосвязей, сегодня нельзя ограничиться лишь постановкой вопросов: “Что? Зачем? Как?”. Не менее важно искать ответ и на вопрос “Кто?”, ведь без этого трудно будет понять и “Как?”
Отдавая должное ныне работающим переводчикам украинской литературы (настоящих профессионалов среди них можно пересчитать на пальцах одной руки), нельзя забывать, что сегодня, увы, напрочь отсутствует какая-либо система подготовки и организационно-творческой поддержки специалистов, глубоко знающих язык и переводимую литературу, в совершенстве владеющих многотрудным искусством проводника в мир иной словесности и культуры.
Похоже, что этим нынче не озабочены по-настоящему ни кафедра художественного перевода Литинститута, где некогда был накоплен интересный опыт обучения переводчиков с украинского, ни филфак МГУ, открывший в начале 2000-х специализацию “украинистика”, но так и не выпустивший ни одного мало-мальски заявившего о себе переводчика. Да и российские писательские Союзы, словно забыв о существовании по соседству огромной литературы, не утруждают себя налаживанием так необходимых сегодня партнерских связей и творческих контактов с украинскими коллегами. Особенно досадно, что и МСПС (Международное сообщество писательских союзов), объявившее себя правонаследником Союза писателей СССР, за все постсоветские годы не удосужилось провести ни одной полноценной творческой встречи украинских и российских писателей, переводчиков.
А ведь еще в конце 1980-х в “доме Ростовых” регулярно собирались “советы” по художественному переводу, проходили обсуждения новых книг, переведенных на русский язык, и такое “цеховое” общение конечно же по-своему помогало переводчикам выдерживать профессиональные критерии, создавало необходимую критическую среду и атмосферу, в которой развивалось переводческое дело. Российских переводчиков украинской прозы и поэзии (В.Россельс, И.Новосельцева, И.Карабутенко, Н.Котенко, Л.Смирнов и др.) хорошо знали и ценили авторы и издатели. Ежегодно в Москве, Санкт-Петербурге, других городах России выходило в свет до 40, а то и 50 книг украинских писателей (как классиков, так и современных) в русских переводах.
Конечно, тогда были другие времена и, как известно, существовал соответствующий государственный, издательский заказ на такие книги. Но наряду с этим формировались и читательские запросы на переводную литературу. В конце 1980-х — начале 1990-х мне довелось выступить составителем и переводчиком нескольких антологий украинской поэзии, и, по правде говоря, я был приятно удивлен, что, скажем, сборник “Ой, упало солнце…”, в котором были представлены авторы 1920—1930-х гг. (когорта “расстрелянного Возрождения”), уже спустя неделю был почти весь распродан. И это при тогдашнем, еще “советском тираже” в 25 тысяч экземпляров. Думаю, что заслуга переводчиков в столь стремительном продвижении этой и других книг к читателю — несомненна. Среди тех, кто донес россиянам глубину поэзии Евгена Плужника, Миколы Зерова, Михайла Драй-Хмары, Миколы Хвылевого, Павла Филипповича, Мыхайля Семенко, Володимира Свидзинского и других, были замечательные русские поэты Юрий Кузнецов, Лев Озеров, Юрий Денисов, Николай Котенко, Борис Романов, Арсентий Струк…
Отвечая на тот же вопрос “Кто?”, вспомним, что в ряду лучших переводчиков украинской литературы, в частности поэзии Тараса Шевченко, стоят Борис Пастернак и Александр Твардовский, Павел Антокольский и Николай Ушаков, Николай Асеев и Илья Сельвинский…
Разумеется, что не всегда и далеко не автоматически уровень переводов определяется “звездностью” имен переводчиков. И все же, памятуя о былом опыте, заботясь о качестве интерпретации украинских текстов и продвижении переведенных произведений к читателю, вопрос “Кто?” остается далеко не второстепенным. Свой посильный вклад в его решение стремится делать и государственное учреждение культуры Москвы — Библиотека украинской литературы. Вот уже третий год здесь действует клуб-студия “Слово”, в рамках которого работают курсы украинского языка и группа литературного творчества и художественного перевода. В литературной студии проходят обсуждения новых переводческих работ, делаются обзоры журнальной периодики и книжных поступлений в фонд Библиотеки, устраиваются творческие конкурсы на лучший перевод украинских авторов.
Внимательно отслеживая и получая с Украины самые свежие литературные новинки, мы можем реально помогать переводчикам и в поисках ответа на вопрос “Что?”.
Принято почему-то считать, что безусловный приоритет здесь должен отдаваться “мейнстриму”. Собственно, так пока и происходит: на русский переводятся и публикуются в основном самые “раскрученные” на Украине авторы: Юрий Андрухович, Оксана Забужко, Сергей Жадан, Мария Матиос, некоторые писатели, принадлежавшие к так называемому ивано-франковскому (Станиславскому) литературному феномену… И фактически неизвестным для россиян остается огромный материк современной качественной украинской литературы: от поэтов “Киевской школы” и Василя Голобородько до тяготеющих к традиции замечательных лириков Леонида Талалая, Володимира Базилевского, Дмитра Креминя (если иметь в виду поэзию); от Вячеслава Ведмидя, Олеся Ульяненко, Костя Москальца до Евгена Пашковского (называю лишь несколько из многих имен ярких представителей современной прозы)…
В сегодняшней нашей дискуссии мы слышим, что, дескать, выбор авторов для перевода определяется личным выбором переводчика, диктуется его пристрастиями, зависит от личных связей и т.п. И это, в принципе, нормально, если речь идет о современной литературе. А вот что касается классики… Современный читатель в России фактически не имеет представления об украинской классике, включая Тараса Шевченко, Ивана Франко, Лесю Украинку, Пантелеймона Кулиша, Василя Стефаника, Олександра Олеся, Павла Тычину, Максима Рыльского, Мыколу Хвылевого, Володимира Винниченко, Олександра Довженко, Грыгора Тютюнныка. Можно, конечно, успокоить себя тем, что в прежние времена русские переводы этих авторов выходили массовыми тиражами. Но ведь, как говаривал один из упомянутых классиков, “нове життя нового прагне слова”: многие из тех давних переводов безнадежно устарели, да и книги, изданные полвека и более тому назад, пойди сыщи. Выходит, в ответе на вопрос “Что переводить?” не обойти и этот важнейший корпус текстов украинской литературы. И это уже задача, которая требует решения не на межличностном, межгосударственном уровне.
А если вспомнить созданную в 1990-е и 2000-е прозу не столь давно ушедших из жизни ярких мастеров-шестидесятников Володимира Дрозда, Павла Загребельного, Евгена Гуцало, Романа Федорива, Феодосия Рогового, поэта Миколу Винграновского, актуальное творчество ныне работающих в украинской литературе Валерия Шевчука, Романа Иванычука, Юрия Щербака, поэтов Дмитра Павлычко, Лины Костенко, Ивана Драча, Бориса Олийныка, если учесть и то, что за последние двадцать лет в украинскую литературу влилась мощная волна интереснейшей эмигрантской, диаспорной поэзии и прозы, то увидим — вопрос “Что?” поистине огромный.
И каков же будет ответ?
Жить, чтобы увидеть, придется, наверное, очень долго…
1 “Дружба народов” напечатала этот роман О.Забужко в переводе Юлии Ильиной-Король (см. № 3 за 1998 г.).