Опубликовано в журнале Дружба Народов, номер 4, 2011
Александр Сенкевич
Город людей
Любовь Турбина. Огни на воде: Избранное. — Минск: Литература и искусство, 2009.
Возвращение в прошлое — это либо желание сказать ему последнее “спасибо за все и навсегда прощай”, либо наивная попытка повернуть время вспять и рассмотреть его через увеличительное стекло “опыта быстротекущей жизни”. В книге воспоминаний Любови Турбиной “Огни на воде” присутствует и то, и другое. С большим ударением, впрочем, на ностальгическую грусть по ушедшим детству и юности. Для тех людей в Белоруссии и России, кто знает Любовь Турбину как поэта, эта небольшая по объему книга еще и ключ к темам и образам ее поэзии. Иначе говоря, прозаическая часть книги подготавливает читателя к восприятию стихотворений, помещенных в ее конце. В известном смысле, стихотворное приложение — заключительная главка эмоциональных по тону мемуаров. Интеллектуальная квинтэссенция пережитого. Интонация, с которой ведется повествование, очень личная, почти интимная. Детали размеренного и устойчивого быта прежней жизни, которыми богата эта книга, словно вонзившиеся в кожу занозы, и не дают о себе забывать.
Осмысленный художественный взгляд на происходящее вокруг появился у Любы Турбиной в одиннадцать лет и совпал с переездом ее семьи из Ленинграда в Минск. Можно только позавидовать ее памяти. Она рассказывает о событиях пятидесятых годов так, словно они произошли вчера. В самом деле, люди и события возвращаются Турбиной в наше время из небытия через чувство любви и благодарности к тому, что было давным-давно и составляло смысл ее тогдашней жизни: “Вот вытянулось наконец-то зашлакованное, запрятанное под напластованиями других ощущений первое восприятие Минска — некая пустота воздуха, разряженное пространство, которое можно было бы не спеша заполнять своими свежевозникающими ощущениями и обрывками мыслей”. Калейдоскопичность воспоминаний по мере развития повествования исчезает, и они приобретают все более законченную форму и даже монументальный характер. Из “крохоток” постепенно вырастают небольшие новеллы. Чего бы не вытащила из своей памяти Любовь Турбина, она старается убедить нас в том, что самим нам стоит чуть-чуть внимательней присмотреться и увидишь, что мир уникален и прекрасен.
Вообще-то, убеждена она, радоваться надо малому, ибо малое делает душу живой. Вот, например, она восхищается своей случайной находкой в одном из дворов послевоенного Минска — грудам цветных стекляшек, “абсолютно конвертируемой валюте ее детства”. Это все, что осталось после войны от великолепных витражей Белорусского театра им. Янки Купалы. Или с восторгом вспоминает сквер в центре Минска с лучшим в городе фонтаном — “мальчиком с лебедем” и “лягушками по ободку бассейна”, и все это осеняли старые развесистые клены. Ведь и вправду невозможно забыть место, где зарождалась первая любовь. Или она обращает наше внимание на другое сакральное пространство, где стоит “скамеечка у артистического выхода из Купаловского театра”. И эти заповедные территории Минска осваивались Турбиной шаг за шагом, еще с девических лет. Они стали для нее вроде “глотка горячего кофе по утрам, мимолетной лаской отца в детстве, звуком флейты в подземном переходе”. И не эти ли ощущения, вызванные счастливыми детством и юностью, в конце концов сделали ее зрение поэтичным и столь цепким на детали? Ничего в жизни не бывает застылым, раз и навсегда установленным. Ветры истории вторглись и в эти заповедные места. Кое-что, иногда до неузнаваемости, внешне изменили, но оказалось, что не в их силах было выдуть из Любиной памяти веру в соразмерность и устойчивость бытия, которая до сих пор придает ей силы и является стимулом творчества.
Человек с годами обрастает не только вещами, но прежде всего новыми знакомыми. Пословица “с кем поведешься, от того наберешься” как нельзя лучше отражает процесс обретения мудрости или утверждения глупости во взрослеющем человеке. Любовь Турбина происходит из семьи известного академика. Бытовые преимущества, которые предоставляет подобным детям их социальное положение, нередко приводят в конечном итоге к появлению никчемной и амбициозной личности. Это в том случае, когда забота о ребенке, его духовное воспитание передаются няням и боннам. Атмосфера жизни семьи Турбиных, убедительно воссозданная автором книги, настолько располагала к духовному общению, что каждый из ее членов без особых усилий обрастал верными и благородными друзьями и знакомыми. Этим людям в книге Любови Турбиной отведено немало страниц.
Как известно, самые лучшие друзья — книги. Главка “Букинистический магазин” лишний раз доказывает, что и советская интеллигенция сохранила любовь к книге, как и интеллигенция дореволюционная. Как невозможно забыть первую любовь, так же запоминается и первая самостоятельная покупка книги. Для Турбиной такой книгой стал роман “Айвенго” Вальтера Скотта. С некоторой долей иронии она сообщает нам, что эта книга “до сих пор хранится в тайном месте”. В советское время собиратели личных библиотек составляли особый союз, своего рода орден. Они обменивались книгами, которые было трудно купить, а также изданиями полузапрещенными или совсем запрещенными. Например, желание достать книги Гумилева, Ахматовой, Мандельштама или Пастернака, не говоря уже об изданиях зарубежных писателей первой волны эмиграции, знакомило совсем разных людей, некоторых из них оставались друзьями по гроб жизни. Таким человеком стал для Любы Турбиной Слава Боровой. Знакомство с ним было для нее “жизнеопределяющим на многие годы”. Недаром же его портрет написан автором книги почти в пастельных тонах.
Когда начинается чтение книг запоем, тут же, разумеется, возникает непреодолимая любовь к стихотворчеству, а затем уж и к театру. Пристанище начинающие поэты тогда находили, как правило, в официальных учреждениях вроде Дворца пионеров. Настоящая же свобода самовыражения, как свидетельствует история поэтических объединений того времени, была возможной под крылом какого-нибудь “божьего одуванчика”, преданной идее просвещения и высоким духовным идеалам библиотекарши. В Москве такой женщиной была Мария Марковна Шур из библиотеки им. Фурманова, поддержавшая развитие поэтического дара Леонида Губанова, Юрия Кублановского, Саши Соколова и Владимира Алейникова. А в Минске — Инна Евсеевна из библиотеки Дома искусств. Случались в этом городе и события необыкновенные, даже для той поры невозможные. Например, проведение в Доме искусств под эгидой ЦК комсомола встречи со старинным другом Турбиной Костей Азадовским, который читал в течение трех часов лично им найденную и переведенную переписку Цветаевой и Рильке. В соответствии с маразмом того времени за опубликование этой переписки за рубежом он был арестован в Питере и провел год в Магадане. Интересна поэтическая реакция автора книги, девушки из семьи, принадлежавшей к советской элите, на это трагическое событие:
Так вот он — тот прежний, кудрявый, живой,
Его на машине везут грузовой.
Он в кузове едет — под стражей,
И я пробираюсь туда же…
Так начинался обвал советской системы. Тут было дело не в ленинском постулате; “верхи не могут, а низы не хотят”, а в том, что повсеместная ложь как та дрянь, которую подсыпают в воруемый цемент, чтобы не обнаруживалось это воровство. А такая эрзац-цементная основа долго не простоит при любом раскладе сил и при любом социальном строе.
Культурный молодежный круг, существовавший в Минске, очерчен Любовью Турбиной довольно точно и основательно. Не забыты самые заметные творческие лица из театрального и музыкального мира, его составляющие. Это звезда минского Театра оперы и балета Алла Корзенкова, это знаменитый балетмейстер Валентин Елизарьев, по просьбе которого Турбина написала стихотворное либретто к балету Стравинского “Жар-птица” в его постановке. Это композиторы Владимир Грушевский, сочинивший колыбельную и романс на стихи автора книги, а также Галина Горелова, Саша Литвиновский и Дима Явтухович. К музыке у Любови Турбиной особое отношение. Для нее она — магическая сила, эликсир жизни:
И если не музыка — что же
Продлит экзистенции миг,
Раздвинуть пределы поможет,
И мы не упремся в тупик?
Книга Любови Турбиной о людях, которые, с ее точки зрения, воплощают лицо города, и о городе, который духовно возвышает этих людей. Поэтому так естественно появление в ней главок “Дом над излучиной реки”, “Университетская набережная”, “Улица Петра Лаврова”. Панорама жизни не одного человека, а целого поколения разворачивается на ее страницах. Повествование это, слава богу, еще не закончено, а что нас ожидает впереди — не дано знать никому.