Стихи
Опубликовано в журнале Дружба Народов, номер 5, 2010
Елена Скульская — поэт, прозаик, драматург, автор 12 книг стихов и прозы, вышедших в Таллине и Москве. Лауреат премий Эстонского СП, фонда “Капитал эстонской культуры” и международной “Русской премии” (2007). Постоянный автор журнала “Дружба народов”. Живет в Таллине.
* * *
Памяти Сергея Довлатова
Глаза,
Натертые наждаком пустыни,
Разгребает лапками, чтобы напиться,
Летавшая за три моря синица,
Царапает стеклянную роговицу,
И небо над нею — солдатской сини.
Часовой с ржаными, распахнутыми руками
Весь пророс песком, но никак не остынет.
Жизнь, разграфленная на страницы,
Набрана мелко.
Зачем ты уехал, солдатик, зачем ты уехал!
Желтые листья плывут по воде и не знают брода,
И люди легко умирают, не спросясь у Бога.
И черный, как бок сухогруза, кофе пьют бедуины,
И колючками кактуса ковыряют в зубах верблюды,
Плюнь на смерть, мертвый солдат, закурим,
Будем ловить в твой котелок звезды.
* * *
Николаю Крыщуку
Возвращайся, заздравные кубки
поднимает с отравой сирень,
раскроши — будто зубы кистень
эту тень на часах,
отмеряющих солнце;
опоздав и устав,
на губах твоих тонких
картавая течь.
Нам на дно — деревянная клеть
занозила опухшее горло.
В предрассветной сирени прогорклой —
словно олово греется в горне,
чтобы к горним на искрах взлететь,
дышит смерть.
* * *
Прозрачен и розов огонь на просвет,
И небо к лицу подступает ответным дыханьем,
И сосны метут в вышине, очищая от мусора твердь,
Скрипит и крошится за розовой марлей дощатый
Порог
И колеблется дверь.
Войди не теперь,
А когда-нибудь в прошлом войди,
А впрочем не надо — такая отрада потери
Освоена мною, что медленный рот, будто ковш,
Лишь ветер умеет зачерпывать
Для колыбели,
Прорытой в земле,
Где и спишь — все равно не уснешь.
Не надо входить, но оставь за собою шаги,
Пускай я услышу, как ты,
Опираясь о стены,
Сойдешь и исчезнешь в коричневом пиджаке,
Затерянном во вселенной.
Прозрачен и розов огонь и сочится весной,
И ты за окном — сигаретой задев занавеску,
стоишь, чтобы тлеть и крошиться
быстрее, чем дом.
* * *
Не ходи к чужим,
Не целуй замки, не жди подаяния.
Не хлебай у них
Ни из лужи,
Ни из черной раны.
Не ходи по краю с сумой,
Не просись на постой
В воротах.
Добирайся на своих двоих
До погоста.
У меня в окне
Белая церковь
Выскоблена, как покойник,
С рождественскими глазами.
По слогам вылепляется слово,
А выпадет оловянным.
Не накладывай на себя руки —
Отведи за спину.
Воробей вот тоже
Пишет стихи,
А поет никудышно,
Так и ты не кричи
Над ребеночком заспанным.
Залежанным, зализанным,
Собаками затисканным.
Юхан Вийдинг
С эстонского. Перевод Елены Скульской
Юхан Вийдинг — эстонский поэт и драматический артист; признанный и прославленный, он ушел из жизни в феврале 1995 года; ему не было и пятидесяти.
Перед самоубийством он передал в газеты свое поэтическое завещание:
“Кто? Йохан.
Что? Гулял.
Когда? В январе 1995 года.
Где? В центре Таллина и увидел на каменной стене предвыборную листовку, на которой значилось: “Эстония — для эстонцев”. Йохан вздрогнул, замер на месте, уставившись в одну точку, и почувствовал, что теряет сознание или равновесие, а может, и то и другое вместе. Все смешалось в вихре, и куда-то исчезло чувство места и времени. (Ему представились другие времена и места, давние, но здесь.) И буквально через долю секунды он почувствовал, что надо паковать чемоданы, если еще успеет, и бежать. А в следующий момент он вспомнил, что сам принадлежит к нации, которая говорит на том же языке, на каком написаны и плакат на стене, и это письмо. Потом Йохан засомневался, принадлежит ли он все-таки к той нации, к которой до сих пор считал себя принадлежащим. А потом он подумал: Если уйду я, куда денутся или уйдут Мария, Юри, Йоозеп, Ханна, Андрес, Михаил, Дебора, Корнилий, Анна и другие?
Он спросил. “Наперекор своей судьбе”, — прозвучало в ответ.
На панихиде президент страны — тоже писатель — Леннарт Мери сказал, что самоубийство для поэта своего рода творческий акт…
Мы с Юханом Вийдингом дружили с детства, жили в одном дворе.
Я видела на сцене его беззащитного Гамлета, его отчаянного Пер Гюнта, его изначально обреченного барона Тузенбаха, вошедших в историю эстонского театра.
В начале 1990-х студия “Человек” привезла в Таллин из Москвы спектакль “Эмигранты” по пьесе Мрожека. После спектакля была встреча с артистами. Юхан говорил:
“Я эмигрант. Я эстонец, я родился на этой земле, я с детства чувствовал себя внутренним эмигрантом, художник — всегда и везде эмигрант, мы все — эмигранты”.
Стихи Юхана я начала переводить еще при его жизни; мы задумывали сборник взаимных переводов. Большая часть переводов сделана мной специально для журнала “Дружба народов”.
Пьеса
Это было перед началом четвертого акта,
Публика стала стекаться в зал, дождавшись знака.
Это было перед началом четвертого акта,
Публика стала стекаться в зал, дождавшись знака.
Я стоял за сценой перед последним выходом,
И ждал своей очереди, как вдох за выдохом,
А он подошел ко мне, будто бы нехотя, мешкотно,
И спросил меня со странной усмешкою:
Сколько ролей, скажи-ка мне, Юхан-бой,
Ты сыграл не на жизнь, а на смерть, а все живой…
Сколько ролей, скажи-ка мне, Юхан-бой,
Выводили тебя на сцену как будто бы на убой…
Я ответил ему, что было таких четыре,
Когда артисты со сцены меня на руках выносили.
Я сказал ему, — в общем, было четыре роли,
Когда меня убивали артисты в конце истории.
И сам я спросил у него: к чему же такие вопросы —
Либо публика нас на руках несет, либо могила уносит.
И сам я спросил у него: к чему такие вопросы —
Либо публика нас на руках несет, либо могила уносит.
Он ответил с усмешкой, что есть такая примета,
Если на сцене умрешь, то и в жизни невзвидишь света,
Если на сцене умрешь, то уже поминай, как звали —
Не вспомнят и не отыщут и не найдут в завалах.
Быть беде, Юхан-бой, говорил он и улыбался…
Как медленно сцена шла, и занавес опускался…
Мы встретились с ним глазами, когда закончилась пьеса,
Мы кланялись, и на сцене обоим хватило места…
Разговор
“Я не могу разорваться…
Не умею рвать страсти в клочья,
да и кому я могу понадобиться,
разорванный на кусочки!”
“Кому-то, кому приелось
целое…”
* * *
Память прорастает жестью и осокой,
На траву ложится прошлогодний иней,
Рану зашивает торопливый шепот,
Штопает пространство долгополый ливень.
Память прорастает жестью и осокой,
Прошлогодним снегом темнота согрета,
Там поземку патокой облепляет копоть, —
Далеко-далеко, у истоков Леты.
Расставания
Прошлое пройдено
по воде как по суху
или просто в прошлом
брод найден
или наших
жизней
двойная засуха
сплелась в узор
занавесок спальни
Стиснули души
соборные
нефы
горизонт
амфибия
с двойною ношей
и жажду рыбы
влажное
небо
никак
утолить
не может
Самому себе
Лежа, стоя и сидя
Небо ты должен видеть.
Сидя, стоя и лежа
Видеть ты небо должен.
Путь выбирая по небу,
Ты не иди, а следуй,
Прежде, чем выбрать слепо
Землю, — выбери путь.
Даже уткнувши в землю
Взгляд, ты небесной твердью
Будешь ведом, и зренье
Вывезет… как-нибудь…
* * *
О как смертельно устали
наши истоки
в саду
запах тления запах
опередивший беду
время с привкусом крови
соль на разбитых губах
из-под безудержных кровель
окна на землю летят
листьями
осень и скука
дождь зашторивший дом
и только тряпичная кукла
в сердце тонет моем
* * *
Еще денек и будет Jaanipаev1,
Год кончился, по мне — и не начавшись,
Никто не умер, жизнь полна участья,
И даже свет даруют небеса.
Будь счастлива, небесная краса,
Я вышел на балкон тебе навстречу,
Деревья шепчутся, и их прекрасны речи,
И странно: мир свободен… от меня.
1 Jaanipаev (Яанипяэв) — Иванов день.