Стихи
Опубликовано в журнале Дружба Народов, номер 11, 2010
Муратханов Вадим Ахматханович — поэт, прозаик, критик. Родился в 1974 г. в городе Фрунзе. Окончил факультет зарубежной филологии Ташкентского ун-та. Автор 4 книг стихов. Живет в Подмосковье. Случай в горах
небритого, в помятой кепке.
Мы рано спать легли. Был сон
в горах на удивленье крепким.
Он должен был лишь сниться нам.
Но несколько мгновений странных
он шел бесшумно по камням
и таял в залежах тумана.
О нашей ночи между скал
мой друг, который был поэтом,
стихотворенье написал,
где не упомянул об этом.
Другой мой друг, что жил средь книг
и бородой страниц касался,
не сделал записи в дневник
и дату вспомнить отказался.
Он не ушел. Он невредим.
Он прячется под верхним веком.
Я скоро окажусь один
с моим небритым человеком.
* * *
за окнами, и рано подниматься,
хотя часы высвечивают семь
пятнадцать.
Ты ль это был, непонятый пророк,
пришедший миру возвестить о стужах?
Тебя ль мы не пустили на порог?
Твое ли тело растопили в лужах?
Кто прочитать успел твои следы,
круги разновеликие запомнил,
когда касался ты ночной воды
крупинками остроконечных формул?
* * *
Ломкий сворачивать свиток
в пыльном музее души.
(Да не упустит из виду
сердце соринку левши.)
Рифмы предсказанной проза.
Глаза хрустальный крючок.
Пляшущие между строк
демоны логоневроза.
* * *
разноцветный московский острог.
Распадается поезд-анапест
на вагоны случайные строк.
Не проспать, не проспать, не проспать бы,
не коснуться соседа плечом,
не доехать до дальней усадьбы
незнакомым иван-ильичом.
* * *
промежуточный дом, где пахнет резиной.
Пусть тарахтит и еле плетется
сквозь скользкую зиму.
Будет долог путь вдоль слепых растяжек.
Не окликнет никто. Не заметит никто,
как глазами квадратными многоэтажек
ты играешь в медлительное лото.
Словно в космос, из временного уюта
пассажир шагнет — не вернуть обратно.
Ты один доживешь до конца маршрута
за ту же плату.
Но не явит город тайные лики,
не откроет скрижали свои и книги.
Отворяет автобус со вздохом дверь
в вековую его метель.
Кормление чаек
соленый день остановил теченье.
Я с чайкой осторожной говорил
на эсперанто хрупкого печенья,
а он все длился. В нем я не был мной,
забыл следить, как палуба дрожала
и море мраморное за кормой
резных мечетей кубики держало.
И если вниз на воду не смотреть,
то кажется, что он еще не минул.
Зависших птиц медлительная сеть
еще скользит над этим тонким миром.
Микки-Маус
словно на камеру снимаясь,
пускается в беззвучный пляс
мой черно-белый Микки-Маус.
Усну — проснусь, усну — проснусь,
усну — и никогда не встану.
Биг-Бен заучит наизусть
свой смертный час. По Туркестану
бархан дошелестит до гор
и повернет назад в тревоге,
но ни кибитка, ни костер
ему не встретятся в дороге.
А голливудский персонаж
все так же будет прыгать в танце
и в лунный ледяной пейзаж
тряпичной мордой улыбаться.
* * *
не мучась, не каясь,
овечьей тоски не вкусив напоследок —
такая судьба есть.
Сойдутся друзья удивленно глядеть,
не ведая брода, —
верны навсегда и стройны навсегда
и чернобороды.
Нет-нет и украдкой заглянешь сюда
в трудах суеверных:
течет ли еще голубая вода
у памяти в венах?