Рассказ
Опубликовано в журнале Дружба Народов, номер 9, 2009
Радмир Сафаров родился 7 августа 1983 года в городе Джалал-Абад, Кыргызстан. Окончил филологический факультет Джалал-Абадского государственного университета по специальности “Русский язык и литература”. Четыре года работал учителем, из них три с половиной — в национальной школе. В настоящее время — независимый журналист. Имеет около 60 публикаций (статьи, репортажи) в республиканских СМИ. Лауреат Пушкинского конкурса “Российской газеты” и газеты “Труд” 2005 года. В российском литературно-художественном журнале печатается впервые.
Толпа побежала. Казалось, что ее смяли. И теперь остановить и повернуть бегущих обратно на площадь ни у кого не получится. Сбоку Эрнест видел искаженные страхом лица демонстрантов, среди них, как островки в бушующем море, виднелись несколько лидеров оппозиции со своими верными соратниками. Они пытались остановить испуганных первой кровью и нападением молодчиков в синих кепках и милиционеров людей. Он видел, как Азимжан Назарбеков со злыми слезами полусорванным голосом орал на бегущих, совестил их, старался воодушевить, потом, увидев, что это бесполезно и толпа, обтекая его, продолжает отступать к другому краю площади, принялся материть и проклинать трусов.
Со стороны Дома правительства из рядов синекепочных молодчиков и милиционеров неслись радостные, победные крики. Неожиданно, откуда-то сбоку, выскочил отряд кавалеристов в светлых шлемах, черной экипировке и с резиновыми дубинками в руках. Конники на полном скаку погнались за бегущими демонстрантами. Он видел, как один из кавалеристов догнал молодого парня, почти мальчишку, лет 16—18, который, с ужасом оглядываясь и петляя, как заяц, изо всех сил пытался уйти от преследователя. Но, несмотря на все старания мальчишки, расстояние между ним и милиционером сокращалось с каждой секундой. Когда до парня осталось пару метров, спецназовец привстал на стременах и занес руку с дубинкой для удара. Поравнявшись, он резко нагнулся, припав к лошадиной шее, и Эрнест услышал глухой “крак”, как будто кто-то расколол орех. Мальчишка мешком свалился на асфальт под копыта лошади следующего милиционера. В это время спецназовец, сбивший мальчишку с ног, нанес удар другому демонстранту, мужчине лет 50, успевшему прикрыть голову руками. Послышался треск ломаемых костей, мужчина, завыв по-звериному, упал на колени. В ушах Эрнеста стоял глухой звук первого удара, этот “крак”, казалось, застрял у него в мозгу и, хотя на площади было шумно, а он находился на приличном расстоянии от атакующих кавалеристов, но он мог поклясться всем самым для него дорогим, что он слышал этот звук. Слышал очень отчетливо и внятно.
Мальчишка, не подавая признаков жизни, валялся на асфальте, за и перед ним лежало пустое очищенное милицией от демонстрантов пространство. Эрнест подумал, что лучше было бы убрать его оттуда. Конные милиционеры, возвращаясь, могли затоптать мальчишку лошадьми, а демонстранты, повернув назад и перейдя в контратаку, возбужденные выбросом адреналина в крови, прошли бы по нему, даже не заметив. Эрнест посмотрел по сторонам, но рядом были только несколько братьев-журналистов и больше никого. Просить у них помощи ему не хотелось, они были иностранцами, а он, как ни крути, находился на земле своих предков и, несмотря на подчеркнутое и нарочитое абстрагирование от происходящих событий, все же чувствовал свою внутреннюю причастность к ним. Лежащий на асфальте парнишка был его Земляком, Братишкой, по правилам местной лексики, и оставить его на верную смерть он не мог. Закрепив ремень фотоаппарата, чтобы тот не болтался и не мешал движениям, Эрнест выскользнул из-под спасительного купола перехода, где скрывались все журналисты, и по пустой площади рванул бегом к распластанному на асфальте телу парня. Он понимал, что любой заметивший его милиционер может повернуть лошадь и на полном скаку испытать дубинкой на прочность его голову, но какой-то древний инстинкт, безуспешно вытравляемый рыночной экономикой и глобальной цивилизацией из современного человека, заставлял двигаться вперед. Инстинкт древний, как сама жизнь, доставшийся нам от косматых предков, не оставлявших на съедение саблезубому тигру своих близких, инстинкт, иногда абсолютно противоречащий главному инстинкту, инстинкту самосохранения, инстинкт, порой дающий возможность человеку очиститься от налипшей скверны и снова — пусть даже всего на несколько последних секунд — почувствовать себя человеком, вел Эрнеста вперед.
Добежав до парня, Эрнест присел на корточки и стал пытаться привести того в чувство. Парнишка слабо дышал и едва заметно шевелил губами. Поняв бесперспективность своих попыток поднять парня, Эрнест обхватил его худое тело руками поперек и, напрягшись, поставил парня на ноги, а потом, нагнувшись, забросил его на спину и побежал обратно. Бежать с телом на плечах было тяжело, уже через десяток метров он вспотел и почувствовал усталость, но позволить себе остановиться и передохнуть было нельзя. Нужно было продолжать двигаться влево, к переходу. Пот застилал глаза, с каждым метром было все тяжелее и тяжелее переставлять ноги. Он не видел ничего, что происходило за его спиной и по бокам, его глаза смотрели исподлобья только вперед. Неожиданно он увидел мужскую фигуру, отделившуюся от стены перехода и быстрым шагом, а через несколько метров и бегом направившуюся к нему. Мужчина приближался, наконец-таки Эрнест, несмотря на разъедающий глаза пот, смог рассмотреть его. Это был корреспондент немецкого журнала, звали которого, кажется, Отто, высокий светловолосый германец, “истинный ариец”. Он находился здесь с первых дней выступлений, почти месяц, и, как и Эрнест, начал свой путь с Юга и вместе с отрядами митингующих добрался до столицы. Он бегло говорил по-русски, но держался с остальными журналистами подчеркнуто холодно и отвлеченно, чем сильно отличался от американцев с приклеенными улыбками и болтливых французов. В кафе и гостиничных барах он держался в стороне от остальной журналистской тусовки, и Эрнест несколько раз замечал во взглядах, бросаемых немцем на коллег, презрение. Как-то однажды, еще на Юге, он разговорился с Эрнестом, пытаясь разобраться в некоторых местных бытовых деталях, понимание которых было нужно ему для завершения статьи. После делового разговора они немного выпили, и из отрывочных слов немца Эрнест узнал, что Отто, бывший офицер бундесвера, был несколько раз военным корреспондентом в Афганистане, первый раз еще во время наступления талибов на Кабул в середине 90-х, трижды бывал в Чечне, где собирал материал для статей в отрядах боевиков, присутствовал при штурме Эн-Насирии в Ираке и вместе с первыми американскими танками входил в Багдад. Как ему удалось последнее, учитывая жесткую военную цензуру американцев на иракской войне, Эрнест не понял. Немец не хвастался и не рассказывал о своей жизни. Нет, он просто в ходе разговора приводил примеры из своих командировок, по которым Эрнест и сделал выводы.
Немец подбежал к Эрнесту и, не говоря ни слова, принялся снимать тело парня с плеч Эрнеста своими большими крепкими руками. Он хотел взвалить парня на себя, но Эрнест показал, что им лучше нести его вдвоем. Подхватив, они понесли парня, и тут Эрнест, повернув освободившуюся от нелегкой ноши шею, увидел скачущего во весь опор милиционера, наклонившегося туловищем вперед и машущего в воздухе дубинкой. Эрнест хотел предупредить Отто, но увидел, что немец уже заметил приближающегося всадника и начал двигаться быстрее. Они побежали. Эрнест не чувствовал ног, не чувствовал тяжести безвольного тела в руках, он хотел только
одного — добежать до спасительного перехода и скрыться под его куполом. Там, в переходе, тоже заметили грозящую им опасность и начали кричать что-то неразборчивое, но, увидев, что, кавалерист, не обращая внимания на крики, продолжает преследовать несущих раненого, несколько фигурок отделилось от стены и, размахивая руками с зажатыми в них фотоаппаратами и мобильными телефонами, бросилось навстречу Эрнесту и Отто. По мере приближения всадника к несущим журналисты старались бежать быстрее, чтобы помочь своим коллегам спасти не известного никому из них молодого парня, мимо которого еще несколько минут назад они бы совершенно спокойно прошли, не обратив внимания. Эрнест, никогда в жизни не испытывавший такого бешеного ритма, видел, что дубинка спецназовца приближается к ним намного быстрее спешащих на подмогу коллег. Но, тут неожиданно кавалерист остановил коня и, повернув его, поскакал обратно, к разгоняющим демонстрантов товарищам. А буквально через минуту несколько рук бережно подхватили у Эрнеста и Отто тело парня и понесли его к переходу.
Не чувствуя ног, Эрнест доплелся до журналистского наблюдательного пункта. Их встречали радостными возгласами, дружескими похлопываниями по плечу, вездесущий двухметровый американский фотограф вытащил фляжку с виски и настойчиво предлагал Эрнесту выпить. Тот взял фляжку, сделал большой глоток и почувствовал, как алкоголь огнем прошел по пищеводу. Он повернулся, ища глазами Отто. Немец стоял в нескольких шагах от него. Его лицо снова было холодным и сдержанным, казалось, что это не он, а другой человек всего пару минут назад тащил раненого мальчишку, чувствуя затылком дыхание приближающейся милицейской лошади. Мальчишку положили в углу, подложив под голову чью-то сумку. Эрнесту хотелось выразить благодарность немцу, но, повернувшись к нему и открыв рот, он увидел на лице Отто широкую, детскую улыбку. Оказалось, что этот мрачный северянин, прошедший многое, умел улыбаться как маленький беззаботный ребенок. Немец одним широким шагом преодолел разделявшее их расстояние и по-братски обнял Эрнеста. Потом он посмотрел на всех стоящих в переходе коллег и впервые в его глазах Эрнест увидел вместо обычного презрения что-то доброе и человечное.
г. Бишкек