Круглый стол
Опубликовано в журнале Дружба Народов, номер 9, 2009
В рамках празднования 70-летия нашего журнала в конце мая в Москве прошел “круглый стол”. Он был посвящен судьбам национальных литератур на постсоветском пространстве, новому осмыслению самого понятия “дружба народов”. В числе затронутых проблем — статус писателя в обществе и отношения литературы и власти, опыт сохранения единого культурного пространства и выживание литературных журналов в условиях рынка, бытование русской литературы в мононациональных государствах и литератур на национальных языках — в России, новые имена, литературные новинки — и сокращение читательской аудитории. В обсуждении приняли участие известные писатели и критики из Москвы, регионов России и стран СНГ:
Евгений АБДУЛЛАЕВ (Сухбат АФЛАТУНИ), прозаик, поэт (Узбекистан),
АНАР, прозаик, председатель Союза писателей Азербайджана (Азербайджан),
Лев АННИНСКИЙ, литературный критик (г. Москва, Российская Федерация)
Вячеслав АР-СЕРГИ, поэт (Удмуртия, Российская Федерация),
Муса АХМАДОВ, прозаик, главный редактор журнала “Вайнах” (Чеченская Республика, Российская Федерация),
Магомед АХМЕДОВ, поэт, председатель Союза писателей Дагестана (Республика Дагестан, Российская Федерация),
Денис БУГУЛОВ, прозаик (Северная Осетия, Российская Федерация),
Николай ВЕРЁВОЧКИН, прозаик (Казахстан),
Юрий ГОРЮХИН, главный редактор журнала “Бельские просторы” ( Республика Башкортостан, Российская Федерация),
Денис ГУЦКО, прозаик (г. Ростов-на-Дону, Российская Федерация),
Ербол ЖУМАГУЛОВ, поэт (Казахстан),
Ильфак ИБРАГИМОВ, поэт, председатель Союза писателей Татарстана (Республика Татарстан, Российская Федерация),
Юрий КОВАЛЬСКИЙ, главный редактор журнала “Радуга” (Украина),
Виктор КОЗЬКО, прозаик (Белоруссия),
Ольга ЛЕБЁДУШКИНА, литературный критик (г. Балашов, Российская Федерация),
Ирина МАМАЕВА, прозаик (Карелия, Российская Федерация),
Сергей МУРАДЯН, заместитель главного редактора журнала “Литературная Армения” (Армения),
Алексей ТОРК, прозаик (Киргизия),
Андрей ТУРКОВ, литературный критик (г. Москва, Российская Федерация)
Алексей УСТИМЕНКО, главный редактор журнала “Звезда Востока),
Мадина ХАКУАШЕВА, прозаик, литературовед (Кабардино-Балкария, Российская Федерация),
Рамазан ЦУРОВ, поэт (Ингушетия, Российская Федерация),
Вячеслав ШАПОВАЛОВ, поэт (Киргизия).
Открывая обсуждение, главный редактор “Дружбы народов” АЛЕКСАНДР ЭБАНОИДЗЕ подчеркнул:
— Вчера был юбилейный вечер, на котором мы принимали поздравления. Я хотел бы, чтобы сегодня состоялся разговор деловой и профессиональный — о том тяжелейшем положении, в котором оказалась литература.
Можно, конечно, сетовать и приводить многочисленные факты, свидетельствующие о том, как разительно изменилась за эти полтора десятка лет ситуация. Но гораздо важнее — совместными усилиями поискать пути и возможности ее переломить. По моему убеждению — и, думаю, вы согласны со мной — это ситуация, тягостная для общества прежде всего. Но есть и иной взгляд: литература — это рефлексия, самовыражение некой персоны, это личное дело писателя, и общество не обязано внимать ему и как-то реагировать. При этом забывается, что чем значительнее рефлектирующая личность, тем больше общественно значимого она в свою работу включает, да в конце концов и рефлексия всего общества есть сумма рефлексий этих высказываний. Без чего, я думаю, общество постепенно дичает. И, мне кажется, процесс наблюдается наглядно. Если иметь в виду литературные журналы, то попутно возникает вопрос: а какими должны быть их тиражи для полноценного включения писательского слова в интеллектуальную жизнь общества?
Прошлой осенью на большом журналистском мероприятии в Дагомысе кинорежиссер Сергей Соловьев показал фрагменты своих новых работ — это были “Анна Каренина” и фильм по рассказам Чехова. И рассказал, что на предложение показать их по телевидению, ему ответили: “Старик, это неформат, и это не даст рейтинга”. Прекрасный режиссер. В основе сыенариев — Толстой и Чехов. А рейтинга не будет. И вывод Соловьева был совершенно правильным, он сказал: “Они не обманывали меня, за эти 20 лет уже выросло поколение, которое дает высокий рейтинг только низкокачественному продукту”. Можно ли эту тенденцию изменить? Давайте подумаем вместе.
Заместитель главного редактора “Дружбы народов” ЛЕОНИД ТЕРАКОПЯН расширил “установочные вводные” разговора:
— Все мы знаем, что 90-е годы прошли под знаком обособления и ослабления наших литературных связей. Причины разные, и они неоднозначны. Общее стремление к самостоятельности, независимости, самобытности, желание преодолеть ошибки прошлого, издержки унитарности. Все это воздействовало на общественную систему. В чисто культурном плане я бы не рассматривал этот процесс как однозначно негативный. Он принес оживление интереса к национальной истории, уникальности опыта каждого народа и способствовал ликвидации белых пятен. Это тоже черты культурного процесса 90-х годов.
Сейчас, однако, повсеместно крепнет сознание необходимости коррекции курса, преодоления размашистости суждений, потребность видеть не только негативное, но и позитивное в нашем недавнем и продолжающемся опыте. Стало более ясно, что политика изоляции, обособления, дробления, ведет к неизбежным тупикам, к ослаблению и разрыву налаженных, сложившихся за десятилетия литературных контактов. И последствия этой политики — рост невежества, возрождение диких, варварских представлений друг о друге, о соседних народах.
Я думаю, у “Дружбы народов” есть опыт противостояния этому. Он включает и те номера журнала, которые были целиком посвящены армянской, азербайджанской, казахской другим литературам. В этом году вышел эстонский номер. Это тоже работает на взаимопознание, взаимопонимание, и эта работа будет продолжаться.
Лев Аннинский (г. Москва)
Не могу сказать, откуда у меня такие оптимистические переживания, хотя я по натуре вовсе не оптимист, а фаталист. Но у меня ощущение, что журнал “Дружба народов” не умрет. Хотя он на протяжении 70 лет готов был умереть — не по собственному желанию, а по ситуации — не раз.
В послевоенные годы его называли “Братская могила”. Пришедший главным редактором Сергей Алексеевич Баруздин обожал это выражение, но доказывал, что это будет полноценный журнал на уровне лучших журналов русской прозы, и вытащил его на уровень тогдашнего “Нового мира”. Литературы подтянулись, опыт появился, появились писатели, которые могли сказать друг другу — и в том числе русской ойкумене — то, чего не знали о себе. Это было потрясающее ощущение, когда вступали в диалог люди разных духовных корней. Я стал различать суннитов и шиитов, когда начал читать азербайджанскую прозу. Различать католиков и лютеран и отличать их от православных не потому, что мне, атеисту, это объяснили, а потому, что там были другие корни…
В конце 80-х вообще вся советская литература “отменилась”. Нас опять переименовали — из “Дружбы народов” во “Вражду народов”. Мы не могли посадить за один стол азербайджанца и армянина — не потому, что они друг друга не хотели слушать, они были друзья, замечательные писатели — они возвращаться к себе боялись. Понимаете — почему. Тираж у журнала был тогда под миллион.
А потом опять все рухнуло. Но мы опять не умерли. Стали говорить: ну, ваша “дружба народов” — это официозная доктрина. Разумеется. Но это под ней очень многие люди находили приют. И когда доктрина — официальная доктрина дружбы народов — вместе с другими советскими доктринами умерла, то, что ее породило, осталось. Я никогда не забуду диалога с казахами, когда они говорили: вы нас бросили, а я им отвечал: нет, это вы нас бросили…
Ну и что нас держит теперь, когда рынок, когда люди перестали читать?
Я думаю, читать будут. Не потому, что кто-то убедит, а потому, что слово никуда не денется, оно было в начале. Оно было у Бога — или в отсутствие Бога. Но оно было всегда — вне слова смысла нет. И, однако, как объяснить, что сейчас, когда перестают читать, мы все-таки держимся?
Старые определения общности человеческой не работают. Социальные определения слоев не работают. Или работают не так, как мы думаем. Государственные объединения не работают, границы меняются во всем мире. Работают совершенно другие закономерности, мощнейшие источники воздействия душевного, духовного, вокруг которых формируются какие-то не названные сейчас общности людей. Иногда их называют этническими, иногда государственными, но все это неточно. Георгий Гачев, великий русский философ, пытался понять, как подойти к этим неожиданным, новым человеческим конгломератам. Придумывал им названия. Он говорил — “космоса”. Он считал, что у каждого народа есть свой “космос”, космо-психо-логос. И мы присутствуем при переложении рулей мировой ойкумены с прежних делений и взаимодействий на что-то новое, чего мы назвать не можем.
Это делается методом тыка. И мы на этом “тыке”, на этих стыках работаем. Соображаем, каким образом это конкретно-природно-этническое, местное, ощутимое пальцами соотносится с тем, что висит над всеми, с этой жутью глобальной. Которая одновременно и жуть, и способ выжить. У человечества немного таких опытов выживания. Был опыт подстраивания под какую-то сильную культуру. Допустим, научить писать по-английски. Переезжай в Лондон — и пожалуйста. Три поколения сменилось, четыре гребных соревнования выиграны, а метро взорвали. Хотя любой гражданин Британского Содружества имел право стать англичанином. Что-то не становятся. А был еще опыт общего котла. Индейцев туда пихнули, негров пихнули, китайцев пихнули… Получились американцы? Получились, но какие-то такие, что опять взрывается все. Наконец, был наш опыт многожильного провода. От многожильного провода что происходит? Короткие замыкания. Они тоже неизбежны. Но еще нужно посмотреть, где больше издержки.
Человечество учится совершенно новому типу взаимодействия общностей, которому имени еще нет. А нам посчастливилось, подфартило (или понесчастливилось) оказаться на этих стыках, на этих контактах. Поэтому никуда мы не денемся. Будет ли это слово, традиционная проза и поэзия, или что-то новое. Меняются носители информации, но не меняется ощущение того, что в слове — конечный смысл. И я думаю, что термин “дружба народов”, как бы он ни переосмыслялся, и впредь будет себя оправдывать. Потому что такова реальность.
Вячеслав Шаповалов (г. Бишкек)
Несколько лет назад, еще при прежних властных структурах, в Кыргызстане был принят закон об официальном русском языке, утвердивший его статус, который мы пытаемся сегодня, небезуспешно, защищать в усложняющейся повсеместно языковой ситуации. И это дает нам возможность представлять свои литературы в их русскоязычном варианте — я употребляю слово “литература” во множественном числе, ибо кыргызы, русские, украинцы, белорусы, дунгане, узбеки у нас существуют, как и многие другие, в форме хорошо группирующихся национальных культурных центров, действует своя многоязычная издательская машина… И, наверное, весь этот процесс задан той энергией (не хотелось бы говорить — инерцией), которую мы имеем от прежней прекрасной эпохи.
То, что сегодня называется диалогом культур, диалогом цивилизаций, что сегодня на Западе гордо выдается за концепцию, разработанную многолетней демократизацией сообществ, на самом деле в значительной степени проистекает из небывалой практики, которая в довольно жестких социокультурных условиях все же утвердила, вырастила великий цветок единства. В том числе — в немалой степени — из практики журнала “Дружба народов”. Это было сделано здесь, представителями братских литератур, объединенных многоязычием и влиянием идей сближения, — и лишь потом стало предосновой диалога культур. И ничего лучшего у человечества в культурном аспекте, чем диалог культур, выросший, может быть, в этой комнате в старом московском особняке на Поварской (тогда — улице Воровского), где мы сейчас ведем беседу, сегодня, пожалуй, и нет. Эти мысли приходят на ум всем кыргызстанцам, имеющим отношение к литературе, когда они думают о “Дружбе народов”, о ее юбилее. И мы еще поборемся за деньги для журнала, за осознанное межгосударственное финансирование, которое сделало бы вашу жизнь и вашу жилплощадь более представительными.
У нас в Кыргызстане мы организовали ассоциацию русскоязычных писателей и ассоциацию художественного перевода, естественно, войдем в Союз переводчиков России и будем делать все в области перевода для того, чтобы русский язык — эта базовая реальность нашего творчества — был для нас столь же функционален… Сергей Филатов сказал на юбилейном вечере журнала страшную вещь: в некоторых республиках утрачивается возможность реализации литературы на русском языке. Этого не произойдет в Кыргызстане, пока мы живы.
Магомед Ахмедов (г. Махачкала)
Я приехал сюда со 140-летия Сулеймана Стальского, которого Горький назвал Гомером ХХ века, и перед этим читал высказывания русских писателей о Сулеймане Стальском. Я поразился, что, начиная от Пастернака, Шолохова, Леонида Леонова, Луговского, все эти замечательные писатели нашли время прочитать и оценить дагестанского ашуга, неизвестного им, и переводили его блестящие переводчики, и звучал он на всю страну. Все это осталось там, за горизонтом… В 1934 году, когда вышла первая дагестанская антология, рецензию на нее написал Мандельштам. И когда сегодня мы ее читаем, поражаемся тому, насколько он вник в суть иноязычной поэзии: “Эти стихи… Я так чувствую их мелодию, что они наверняка поются в народе…”
Так любили национальную литературу, так к ней относились. И мы национальную литературу знали по именам писателей. Их было на слуху даже больше, чем полководцев. Говорили: Грузия — и возникало имя Тициана Табидзе, Нодара Думбадзе… Киргизия — и звучало имя Айтматова. Балкария — Кулиев. Башкирия — Мустай Карим. Дагестан — Гамзатов. По писателям мы определяли тот или иной народ. И это было лучшее определение народа, потому что через этих писателей мы узнавали и быт, и душу этих народов. Когда-то Расул Гамзатов, оценивая наше время и отношение к культуре, сказал знаменитую фразу: “Раньше у нас была культура, но постепенно остается физкультура”. Потому что мы больше внимания стали обращать на борцов, хоккеистов, футболистов, чем на писателей… И Гамзатов тут же добавил: “Раньше церковь была у нас отделена от государства, а сейчас отделили культуру”.
Сегодня для нас, национальных писателей, главной задачей остается сохранение национальных языков. Это очень большая проблема. У нас в городах появилось уже поколение, которое плохо знает русский и плохо знает родной язык. Все наши национальные писатели рождались в аулах и впитывали языковую и многовековую культуру своего народа. Они приходили в города и объясняли этим городам, какой замечательный народ живет в горах или на равнинах. Сейчас эти писатели постепенно уходят. В прошлом году, когда я проводил совещание молодых писателей, мне удалось собрать 50 человек со всего Дагестана. Из них 35 писали на русском языке. И писали очень плохие стихи. Так у нас заведено в последнее время — писать плохие стихи и считать себя хорошим поэтом.
Язык для национальных писателей — это все. Когда сегодня в Москве издают букварь и его начинают переводить на национальные языки, один общий букварь на всех, где нет упоминаний ни о родине, ни о роднике, ни о героях того или иного народа, это очень большая беда. Но для нас еще важнее, что замечательная школа переводчиков, которая существовала в советское время, практически утрачена. После гибели Советского Союза вообще практически ничего не переведено. Большого поэта должен переводить большой поэт, лишь тогда он может быть интересен другому народу. Перевод ради перевода не нужен. И переводить следует только те книги, которые имеют какую-то значимость, человеческую или творческую. С этой стороны, может быть, даже хорошо, что мало переводят.
Несколько слов об организационных проблемах и об отношениях с властью. У нас в Союзе писателей 170 членов, в последние годы они нормальные деньги получают к юбилеям, и юбилеи отмечаем, и книги издаем юбилейные. В прошлом году на 80-летие Расула Гамзатова из тридцати четырех регионов России приехали писатели в Дагестан, чтобы отметить “Праздник белых журавлей”… Все это невозможно было сделать без поддержки власти. Но должна быть единая государственная система, российская программа. Если Россия нуждается в своих национальных республиках и национальных писателях, то должен существовать закон о творческих союзах, который определяет их статус. Между небом и землей живем эти годы. Завтра придет другой президент и скажет: “Зачем нужны эти нахлебники?” — и издаст другой указ. Послезавтра придет третий и вообще скажет, что ему литература не нужна.
Поэтому я рад, что мы, очень разные по характеру и творческому поведению люди, собрались и пришли к единому мнению, что дружба народов — это не только то, что написано на обложке журнала “Дружба народов”. Это есть наша историческая суть. Особенно в Дагестане. Внутри Дагестана не было ни одной войны, ни одного столкновения на межнациональной почве. И не дай бог, чтобы случилась. По национальности мы определяли только поэтов, и только хороших, и радовались, что они есть.
Алексей Устименко (г. Ташкент)
Отмечая 70-летие прекрасного журнала “Дружба народов”, хочу присоединить к многочисленным теплым словам и поздравления от имени журнала “Звезда Востока”. Причем в какой-то мере сделать это на правах, простите меня, как бы старшего брата. Мы ведь все-таки появились на литературный свет на семь лет раньше, ведем отсчет своей творческой жизни с 1932 года.
Я это говорю к тому, что, поскольку мы — как бы одна литературная семья, следовательно, и задачи, и цели, постоянно диктуемые нам меняющимся временем, у нас — по основному, литературному счету — во многом общие, литературно-семейные. По крайней мере, в исполнении нашей главной духовной миссии: в переходе, в уничтожении, в ломке языковых границ, которыми естественно бывает замкнуто всякое литературное произведение, появляющееся на том или ином национальном языке.
И мы не просто новыми литературными переводами на русский язык расширяем зону существования замкнутого в самом себе текста. Мы — через этот текст — как бы вводим в мировое культурное пространство, сотканное за столетия духовным трудом неисчислимых других народов, ту национальную непохожесть, ту “отличаемость” одной нации от другой, благодаря которым это общее, великими трудами вытканное полотно обретает новые краски, новый добавленный цвет и тем самым избавляется от неминуемого, если подобное не будет происходить, — выцветания.
Но это так, как бы общие и для всех известные слова об общих и — всем известных целях.
Однако не так-то просто эта цель достигается.
Мне трудно судить о том, какой (прости меня, Господи, что я такими суконными словами говорю о литературе!) процент собственно национальной литературы появляется на страницах журнала “Дружба народов”. Именно национальной, переведенной с определенного конкретного языка на язык русский, и какой процент — “русской”, то есть на русском же языке написанной, хотя и на “национальные” вроде бы темы.
Не подменяем ли мы в своих глазах ту первичную цель, о которой я так высокопарно говорил выше, некоей другой?..
То есть — не подменяем ли чем-то иным продвижение в то ожидающее своего вечного обновления пространство именно национального, именно неповторимого, именно выраженного в оригинальном языковом звучании пусть малого, пусть большого, но — другого народа?
Возможно, подобная проблема вовсе и не проблема для других толстых литературных журналов. Но вот для “Дружбы народов”, наверное, — она есть. А уж для нашего русскоязычного журнала “Звезда Востока”, издающегося на территории страны с иным государственным языком, она постоянна. Увы, большую часть журнала мы вынуждены отдавать именно такой, вроде бы национальной литературе. С одной стороны, это происходит потому, что так мы, как бы держа круговую оборону, реализуем сами себя, сохраняем сами себя на небольшом русском острове. С другой — досохранялись до такой степени, что полностью потеряли то, что называлось “институтом переводчиков”.
Не хочется сегодня говорить на грустные темы, но, пожалуй, придется.
Недавно мне пришлось быть в Ташкентском православном храме во имя святого благоверного князя Александра Невского на отпевании писателя, ученого-филолога, критика и переводчика Нинель Владимировой. Народу было много. Очень много. Редко кого из усопших, принадлежащих этой академически-скучной профессии — “филолог”, провожают с таким благоговением и с таким искренним и общим для всех выражением настоящей скорби на лицах: на каждом легко читалась тоска от большой потери.
Однако мне не надо было особенно и приглядываться, чтобы вдруг обнаружить, что в православном храме, на отпевании православного же христианина из православных, по-видимому, присутствуют только я да священник. Только, казалось, мы вдвоем крестились по-православному. Остальное пространство церкви занимали узбеки-мусульмане, благодарные ей искренне за ее переводы на русский язык их текстов, за объективно-критический анализ их, за отстаивание этих текстов перед ними же самими, за то, что она была среди них как равная среди равных.
В конце концов, похороны писателя — едва ли не самая жесткая и самая объективная рецензия на все предшествующее творчество.
Кроме литературного таланта и умения не терять объективности даже и при самой строгой разборке очередного литературного труда, она обладала еще одним — на сегодняшний день почти утерянным — достоинством: она в совершенстве знала язык того народа, среди которого жила. Подобного совершенства, каким обладала Нинель Владимирова, в нашем писательском мире ныне и днем с огнем не сыскать. Английский — не в счет.
Не было спроса — исчезло и предложение.
Многочисленные прежние трудности, едва не уничтожившие “Звезду Востока”, оттолкнули авторов. Кому охота отдавать свои тексты в журнал, не выходящий месяцами, безгонорарный, с раритетно-коллекционным тиражом?
Впрочем, уже в ближайшее время непременно должны произойти существенные изменения. Время не терпит пустоты. И в тканом том полотне не должны появляться прорехи. Кажется, это начинает пониматься и писателями, и читателями, и… государством. “А где, — уже начал спрашивать тот же читатель, — что-нибудь новое в узбекской или таджикской литературе? Да существует ли, например, вообще, — литература Туркменистана? Не русскоязычная, но именно местная”.
К тому же — и сами писатели, наконец, обнаружили — какого великолепного живительного источника они лишились, не пойдя по стопам таких стариков прежнего времени, как Владимирова…
Вот отчего неожиданно хорошо, многообещающе, прозвучал вышедший недавно здесь, в Москве, великолепный двуязычный (узбекско-русский) сборник стихов современных поэтов Узбекистана — “Анор” (“Гранат”).
Блестящее аналитическое предисловие главного его составителя Санджара Янышева, великолепнейшие переводы, сотворенные Вадимом Муратхановым, Сухбатом Афлатуни, Баходыром Ахмедовым, да и их собственные оригинальные стихи, ничуть не выбивающиеся из общей концепции сборника, прозвучали громко, как и должны звучать голоса поэтов, когда требуется, чтобы заметили то, что они все-таки делают.
Кстати, добавлю — все они молоды, все — авторы нашего журнала, не ушедшие, не изменяющие ему. И не переводчики, а просто — настоящие поэты. Поэтому дай бог, чтобы явный успех “Анора” подтолкнул их к другим подобным же литературным подвигам.
Что касается судьбы “Звезды Востока”, то, похоже, у журнала появляется перспектива еще и потому, что во главе Союза писателей Узбекистана стал новый человек — Бобур Алимов, знакомый не только с литераторскими запросами, но и с чиновничьими коридорами властных департаментов, где эти вопросы можно разрешить.
Вот и надеемся теперь — авось еще поживем, а потому — еще не одно талантливое имя среднеазиатского какого-нибудь автора откроем для русской, а значит, и всемирной аудитории.
Ильфак Ибрагимов (г. Казань)
Остановлюсь на некоторых моментах социального статуса писателя.
Я посоветовался с юристами: каков сегодня статус писателя с юридической точки зрения. Они объяснили, что есть индивидуальная трудовая деятельность, есть крупные промышленные синдикаты, крупнотоварный и мелкотоварный производитель… Писатель, видимо, относится к мелкотоварному производителю, поскольку он один работает. (Голос с места: “Кустарь-одиночка”.) Да, кустарный производитель. Он выносит на рынок свой товар, продает, получает дивиденды и развивает свое производство. Если это будет продолжаться, не только с юридической точки зрения, но и при государственном подходе, то у литературы практически нет будущего, так я считаю.
Мне кажется — и так и должно быть, — что главным партнером писателя должно быть государство. Начиная от издания первых книг молодых литераторов, распространения книг, разработки учебных программ для школ (включения литературных произведений в школьные учебники)… Государственная политика в области культуры должна быть очень ответственной. А что сейчас? Тридцать девятый закон, изданный и уже утвержденный президентом России, уже с сентября этого года во всех национальных школах упраздняет изучение национальных компонентов. Нам предлагают изучать национальные языки и литературу в форме факультатива. Президент Татарстана и наша литературная общественность резко протестуют против этого закона, несколько раз уже официально заявили, что это большой шаг назад в федеративном устройстве России.
В таких обстоятельствах как можно вести речь о подготовке национальных литературных кадров? Наша писательская организация насчитывает более 300 человек, из них половина уже пенсионеры. Мы должны заботиться о будущем. Молодежь придет в литературное творчество, есть у нас талантливая молодежь, но для того, чтобы цепь не прерывалась, школа должна быть национальной.
В Татарстане выходит восемь литературных журналов. Сейчас тиражи сократились. Мы стараемся поддержать их, ищем спонсоров, подписку для библиотек. Но даже хуже другое — мы уже потеряли читателя. Национального читателя.
Многие вопросы остаются открытыми, и они, повторяю, должны решаться на уровне государства. Не надо бояться. Цензура, она, наверное, и нужна в каких-то аспектах… Но государство должно понять: можно купить футболиста, но невозможно ни за какие миллионы купить за границей национального писателя — ни русского, ни татарского, ни украинского, ни удмуртского…
Анар (г. Баку)
После того как Советский Союз распался, единственное издание, которое поддерживает общее культурное пространство, — это журнал “Дружба народов”. Именно здесь мы все печатаемся, встречаемся и узнаем друг про друга. Но даже в советское время не было случая, чтобы целый номер журнала был посвящен какой-нибудь одной национальной литературе. В последние годы это стало уже традицией, и мы, конечно, были обрадованы тем, что вышел и азербайджанский номер. Это была удачная возможность напомнить русскоязычному читателю о хорошо известных ему писателях и поэтах, и представить новые имена.
Сегодня здесь многие коллеги сетуют на то, что после распада СССР распалась и литературная среда в новых независимых государствах, возникла масса организационных проблем, в том числе внутри писательских союзов, проблем с выпуском, финансированием и распространением литературных журналов и книг. Нам удалось этого избежать. В значительной степени — с помощью государства. У нас сейчас три ежемесячных журнала, в том числе и “Литературный Азербайджан” — на русском языке, четыре ежеквартальных литературных альманаха (это уже приобретение нового времени). Мы выпускаем еженедельную литературную газету на азербайджанском. В прошлом году запустили новую ежемесячную газету “Мир литературы” на русском языке. Она освещает процессы в мировой, в том числе и в русской литературе, и в литературе нашей, азербайджанской, публикует переводы азербайджанских писателей на русский. Откликается на самые заметные книги и события. Вот в последнем номере были опубликованы мои размышления по поводу кончины Василия Аксенова. Союз писателей Азербайджана и все наши журналы и газеты — бюджетные организации. Кроме того, мы создали центр по переводу, и он тоже финансируется из госбюджета. Но, как и у всех, — проблема с читателем: тиражи журналов небольшие — от двух тысяч до пятисот экземпляров.
Денис Гуцко (г. Ростов-на-Дону)
Для меня было откровением, что с вами дружит такое количество чиновников. Я был изумлен, увидев их на вчерашнем праздничном вечере журнала. Такой многообещающий юбилей, я бы сказал. Возможно, они когда-нибудь перейдут от дружбы к любви и от этой любви будут рождаться красивые, умные дети. Дай Бог!
Нужен ли сегодня диалог культур, надо ли работать на то, чтобы он долетал до самих народов и был услышан… Это следует делать уже в силу того, что мы этого хотим. Хотим жить в стране, где комфортно — скажу общо — людям интеллигентным, а не только тем, кто за культуру почитает поп-музыку Димы Билана и мыльные оперы. В меру сил и по-бойцовски относясь к этому, и нужно двигаться, прилагая все мыслимые и немыслимые усилия. Скажем, в Ростове-на-Дону можно было бы попробовать наладить отношения с Донской публичной библиотекой. Это серьезная площадка, там очень симпатичный коллектив. Где найти деньги на такие проекты? Но ведь дружат же с нами чиновники?! Те серьезные люди, что поздравляли вас вчера, они называли вас — я запомнил это важное слово — партнерами. Без них, к сожалению, ничего не сделаешь.
Недавно мне попались воспоминания Дмитрия Сергеевича Лихачева, где он пересказывает разговор со своим солагерником. Наблюдение Лихачева о том, что в ХХ веке писатели — начиная со Льва Толстого — придумывали себе специфические костюмы и только Чехов “специальных” костюмов не носил, тот, подумав, прокомментировал так: да, но он одевался как типичный врач. Сегодня в литературе очень много людей, которые литературой не кормятся, в каком-то смысле “от сохи”, вовлеченных в жизнь народа. С одной стороны, тяжело, конечно, на два фронта (это я уже о себе, как о представителе этой категории литераторов) и хотелось бы по-взрослому почувствовать себя писателем, которого литература кормит. Но, с другой стороны, это дает серьезной художественной литературе возможность стать народной. Мне кажется, сегодня очень нужна именно такая литература — может быть, менее профессиональная, менее гладкая, но — оттуда вырасшая. И еще: сейчас, когда преобладают центробежные силы и распад еще не остановился, возможно, не время литературы, которая торопится все объяснить и всему научить, возможно, важнее задавать правильные вопросы.
Я помню, как мой отец, который из Украины уехал, будучи ребенком, цепко держался за украинские корни. Все твое национальное — это очень уютный, доброжелательный, предсказуемый мир. Когда появился Интернет, отец с удовольствием читал на украинском и радовался, что не забыл язык. А большую часть жизни он прожил в Абхазии, Грузии, России. Я вырос в Грузии и чувствую, что все, что впитал там, живо, вошло в плоть и кровь. Мне кажется, Россия не воспользовалась шансом, который был дан в те 70 с лишним лет, — впитать, вобрать всю богатую палитру культуры и традиций союзных республик. Но, может быть, этот шанс еще не упущен? Да, распад не закончился. Но сколько умных, красивых людей, здесь собравшихся, прилагают усилия, чтобы мы общались, чему-то учились друг у друга.
Реплика: Вы сказали, что сейчас время литературы вопрошающей, а не отвечающей. Главные вопросы — не глобальные, а лично для вас — какие?
Денис Гуцко: Их много. Например, мне бы хотелось понять, почему мы со всеми перессорились. Говорим — дружба народов, братские народы… Но кто у нас сегодня в братских народах? Почему так происходит? Почему культурные связи оказываются настолько зыбкими? Приходит очередной трибун-горлопан — и народ забывает то, что было вчера, как мирно уживались люди и как хорошо было вместе, и бежит за тем, кто сулит ему то ли много дешевой колбасы, то ли какое-то национальное величие. Нация ведь во многом формируется тем и там, где она соприкасается с другой нацией. Это важно. Вот создана комиссия по противодействию фальсификации истории. Не знаю, чего она добьется. Может, стоило бы на таком уровне создавать комиссии, которые бы не сражались, а объединяли? Не от негатива, а от позитива идти, искать компромиссы?..
Муса Ахмадов (г. Грозный)
Александр Луарсабович сказал на одной из наших встреч в Переделкине, что в Америке социальный статус писателя — между мойщиком автомобилей и женщиной легкого поведения. На это я скажу вот что: каждый человек определяет цену себе. Это чеченская пословица. Уильям Фолкнер жил в Америке, но он, наверное, никогда не расценивал свой статус так, говоря великие слова о том, что литература должна помочь человеку выстоять в этом мире и оставаться человеком. Но есть литераторы, писатели, к сожалению, которые с удвольствием приняли этот статус и обслуживают деньги.
Я считаю, что настоящий писатель не должен зависеть от денег. Хорошо, что Денис Гуцко как-то зарабатывает на жизнь не литературой, а пишет литературу от души. Какая-то свобода должна быть. Я в этом плане свободен и верю: то, что мне предписано Богом, я получу, не подделываясь под конъюнктуру. Человек, который работает со словом, должен ощущать ответственность. Я, например, ощущаю ответственность перед своим народом. Меня не спрашивали, когда я появлялся на свет, кем ты хочешь стать по национальности. Бог меня создал чеченцем. Значит, этим определено мое существование.
В связи с этим мне хочется назвать роман “Асан” Владимира Маканина. Это роман о чеченской войне, где он пишет, что у чеченцев было божество Асан, воплощение зла, которое периодически требует человеческих жертв. Никогда у нас такого не было. Вот человек пишет о конкретном народе, придумывает несуществующее божество, и ему дают национальную премию. Извините, Лев Николаевич Толстой приехал на Кавказ военным, стал другом чеченцев и описал чеченцев настолько достоверно, что в его книгах нет ни одной бытовой ошибки. Но вот современный человек, интеллигент, пишет о нас, выдумывает какое-то несуществующее божество, низводит страшную войну до уровня сказки — и получает премию.
И последнее. При Советском Союзе (в 1979 году) меня и моих товарищей по объединению “Прометей” верховная власть нашей республики обозвала националистами, потому что мы писали на чеченском, собирались, читали на чеченском стихи и прозу. Я был студентом и руководителем этого объединения. Пришли новые времена — приезжает действующий генерал Советской армии и говорит, что мы должны отделиться. Я тогда выступил против и стал “пророссийским элементом”, изгоем. Я не националист, я смотрю наднационально на эти проблемы. Вот сейчас ликвидируется национальный, региональный компонент в школьной программе. Это аукнется очень плохо. Я всегда предупреждал: нельзя нам говорить, что мы отделяемся от России. Мы не отделимся от Москвы, когда даже Московская область будет отделяться. Это прагматический разговор для чеченца. Но нашлись умники, которые говорили другое, и мы пострадали. Может быть, наступит время — Казахстан не хотел же отделяться — так вот, может быть, наступит время, когда всем дадут независимость. Нельзя опережать предопределение Бога, мы его не знаем, нельзя скакать вперед истории. Эти люди — Фурсенко или кто-то другой-третий, которые сейчас ликвидируют возможности национальных республик выбирать школьные предметы для изучения на национальном языке — тридцать процентов из всей программы, — если они это сделают, будет очень плохо. Против этого надо выступить всей интеллигенции, в первую очередь русской. Это мина под наши отношения, под единство федерального государства, под государство российское…
Евгений Абдуллаев (Сухбат Афлатуни) (г. Ташкент)
Чем была для меня та, прежняя многонациональная литература? Прежде всего я тогда (да и сейчас) не отделял ее от русской. И дело не в том, что литература, по большому счету, делится на хорошую и плохую. Просто в таком разнонациональном городе, как Ташкент той поры, вопрос “пятой графы” писателя вообще оставался за скобками. “Другое”, “другой” — это был Запад, или Дальний Восток. Линия культурного разреза, сгиба, проходила по государственной (а не межреспубликанской) границе. Все, что писалось или издавалось на русском, это было свое. Разумеется, это была иллюзия, и сейчас стало видно, насколько мы все были другие, разные, но
тогда — тогда это была плодотворная иллюзия.
Правда, была еще прибалтийская литература, она была несколько кентавроподобна — наполовину Запад. Замечательный Эно Рауд со своими “Муфтой, Полботинком и Моховой Бородой”, читаный-перечитаный в детстве. Повзрослев, читал Межелайтиса, отрывками. Не так давно открыл для себя Мартинайтиса, великолепный поэт, “Баллады Кукутиса”. Что сейчас пишут там… Недавно читал Геркуса Кунчуса, “Прошедший многократный раз”. Хорошая проза, но сюжет — сидит человек в Париже, и скучно ему там до чертиков… ну и мне читать это скучно — что чувствует литовец в Париже; может, если бы там была Литва, мне было бы интересней, и я смог бы героически дочитать, не знаю.
Грузинская литература. Это была такая “Советская Италия”. Прежде всего Нодар Думбадзе, “Я, бабушка, Илико и Илларион”, изумительная вещь. Другие авторы… Правда, кажется, в семидесятые-восьмидесятые ярких кинорежиссеров-грузин стало значительно больше, чем писателей (в Италии — то же самое, еще одна параллель). Но теперь фильмы снимать стало дорого, так что гений нации, вероятно, снова вернется в литературу. Уже возвращается — насколько могу судить по недавним переводам грузинских верлибров.
Хотя, конечно, все это — “советская многонациональная” — безусловно, уходящая натура. Невозможно представить, что снова потекут такие же инвестиции в “сближение литератур”, в переводческое дело… Хотя и тогда, конечно, не все было гладко. Например, в шестидесятые-восьмидесятые на восточном факультете в Питере преподавалось более сорока восточных языков, включая телугу и манинка, а среднеазиатские или кавказские языки не преподавались. Да и, если говорить о восточной литературе, здесь был всегда некоторый крен в древность… Никогда не задавались вопросом: почему переводы древней и средневековой восточной литературы на русский пользуются огромным спросом и раскупаются, как горячие пирожки, а современных литераторов Востока знают единицы?
И все же — мы видим, как завершился некий значительный просветительский проект, — я сознательно опускаю слово “советский”, поскольку корни его уходят в классическую русскую литературу, в пушкинское “и назовет меня всяк сущий в ней язык..”. Проект создания некой русской литературосферы как части мировой литературы. Сегодня упущенное пытается подхватить евразийский проект, который тоже родом из “серебряного века”, его панмонголизма, но он слишком подозрителен по отношению к Европе и ко всему мировому, слишком в чем-то провинциален. Он заговаривает, заклинает ориентальное бессознательное русской культуры и истории, стремится локализовать его в географической подкорке — “Великой степи” или в исторической подкорке — “Московской Руси”. Глубже “тереть русского” и русскую культуру никто из евразийцев не решается, чтобы после привычного и почти родного “татарина” не дотереть нечаянно до… “лица кавказской национальности”.
И последний вопрос. Каким быть журналу “Дружба народов”? Здесь говорилось о сложных временах — но это системный экономический кризис всей литературы, не только в России, но и на Западе. Точнее, прежде всего на Западе, где книжный бизнес все больше поглощается крупными медийными компаниями, которые вообще не заинтересованы вкладывать средства в тексты “долгого цикла” — те, которые окупятся не сегодня завтра, а неизвестно когда. В этой ситуации важна даже не столько прямая помощь государства — она обычно носит разовый характер, на какие-то отдельные акции, пиар. Что требуется от государства — чтобы были созданы условия, когда помогать литературному журналу выгодно (через какие-нибудь налоговые льготы, бонусы, я не знаю…). Или хотя бы престижно — не меньше, чем покупать яйца Фаберже…
Что касается самого журнала — мне сложно что-то советовать. Но, вот, например, говорилось о многотомной книжной серии журнала, издававшейся в семидесятые-восьмидесятые. Почему бы не просмотреть, что там было действительно интересного, немакулатурного, и отсканировать, сделать электронную библиотеку журнала, такое вот “Избранное”? А что-то, возможно, и переиздать, если найдется издатель. В любом случае у журнала есть своя ниша, свой “бренд”. И есть мы — авторы, что, наверно, не так уж плохо.
Рамазан Цуров (г. Назрань)
Те, кто пытается как-то принизить значение журнала “Дружба народов” высказываниями о том, что он был изначально создан, как идеологический рупор, забывают о том, что такими были все советские издания без исключения.
Многолетний список авторов журнала говорит о том, что он во все времена был уникальным изданием и остается таким сегодня. Несомненно и то, что это единственный литературный журнал, который публикует национальных писателей и поэтов России и при этом держит очень высокую планку, не пуская на свои страницы явно бездарные произведения.
У меня нет возможности узнать, когда и где за все эти послесоюзные годы публиковались представители остальных народов, но что касается Ингушетии, то сведения очень точные: одна крошечная публикация поэтической подборки в “Литературной газете” в 2007 году и многочисленные публикации в “Дружбе народов”. И происходит все это здесь не лихорадочно, не наспех и не только в связи с появлением каких-то федеральных программ и финансирования, а методично, целенаправленно и без перерывов. В этом плане литературных журналов, равных “Дружбе народов”, в России нет…
Юрий Ковальский (г. Киев)
Прежде всего огромное спасибо “Дружбе народов” за возможность участвовать в этой беседе, где ключевые слова для меня — партнеры, единомышленники, а ключевая фраза — единое культурное пространство.
Увы, современная литература, которая пишется в Украине (на Украине) на русском языке, нередко представляется мне неким островом, на который не ступала нога пытливого исследователя — ни украинского, ни российского. А остров этот весьма своеобразен, многое на нем может открыться и даже очаровать. И обитатели этого острова не есть этакие дремучие отшельники, напротив, сами они активно путешествуют и к украинским, и к российским берегам, обогащая себя самым достойным и ценным.
Журнал “Радуга”, который я здесь представляю, как раз и стремится перекинуть мост к этому острову, знакомя читательскую аудиторию с лучшими образцами русскоязычной прозы и поэзии Украины. Другое дело, что толстые журналы переживают сейчас далеко не лучшие времена — невысокие тиражи, нет средств на пиар и рекламу, без которых, оказывается, нынче никак. Поэтому так согревает прозвучавшее: партнеры, единомышленники, единое культурное пространство. Честное слово, нам есть, что привнести сюда.
Да, некоторым украинским авторам, пишущим на русском языке, удалось обрести известность — Марине и Сергею Дяченко, Андрею Куркову, Г.Л.Олди… Но можно назвать по крайней мере не менее ярких писателей и созданные ими в последние десять-пятнадцать лет по-настоящему замечательные произведения. Это, например, “Неправильный треугольник” Этери Басария, “Сборище неудачников” Алексея Курилко, “Солнечный день в Италии” Инны Лесовой, “В невесомости” и “Хорошо забытое новое” Александра Лозовского, “Украинский эшелон” Инны Мельницкой, “Два портрета “Жены в гранатовом” Андрея Миллера, “Левиафан” и “Озонатор” Андрея Недельского, “В окрестностях Милены” Николы Седнева, “Манекен” Елены Сибиренко-Ставрояни, “Из жизни Павла Ковалева по прозвищу Колобок” и “Мальчик Дима и его женщина” Станислава Славича, “Два билета, чтобы остаться” Игоря Судака, “Зоркий мальчик” Сергея Черепанова, рассказы Марианны Гончаровой, Анатолия Крыма…
Очень хочется, чтобы к приобщению читателей к произведениям этих писателей приложили свои усилия и ведущие российские издательства, журналы, СМИ, литературоведы.
Вот уже пять лет наш партнер — Московский фонд международного сотрудничества имени Юрия Долгорукого, который основал одноименную литературную премию для украинских поэтов и прозаиков, пишущих на русском языке. Среди членов жюри этой премии — присутствующие тут Александр Эбаноидзе и Лев Аннинский. Премия уже заслужила высокий авторитет среди профессионалов в нашей стране своей честностью и объективностью. Вот только в самой России о ней почему-то рассказывают и пишут незаслуженно мало.
Простите, что говорю прежде всего о грустном и наболевшем. Однако все же проведение этого “круглого стола” настраивает на оптимистический лад. Еще раз искреннее спасибо “Дружбе народов” за возможность нашего общения, партнерства и объединения. А вдруг получится? Ведь это действительно необходимо.
Сергей Мурадян (г.Ереван)
Литературная жизнь в Армении идет — и довольно активная: череда разнообразных мероприятий Союза писателей, презентации новых книг, традиционные международные конференции переводчиков, совещание писателей-армян, пишущих на других языках; и книги выходят — только Союз писателей в рамках госзаказа издает до 70 книг в год… Свою праздничную лепту внесла и “Литературная Армения”, отметив в декабре минувшего года 50-летие.
Но юбилей юбилеем, а проблемы остаются. В этом году вышел пока лишь первый номер журнала (“Литармения” выходит ежеквартально). Нет денег. Возможно, виной тому кризис, хотя наш постоянный спонсор — Союз армян России уверяет, что здесь какая-то техническая неувязка. Суммы, которую выделяет нам государство, хватает практически на один номер. Деньги-то нужны совсем небольшие — тираж журнала сейчас 500 экземпляров. Мог бы быть значительно больше, но распространяется он в последние годы в основном внутри Армении, до диаспоры в России, где всегда был основной читатель журнала, практически не доходит — слишком дорого стоит доставка. Мы просчитываем возможность печати в России, но это пока лишь прикидки на будущее. Отчасти проблему можно было бы решить, будь у журнала электронная версия. Она разрабатывается, и мы надеемся, что до конца года у нас появится свой сайт — на русском языке, куда мы будем выкладывать самые интересные материалы каждого номера. Возникла идея создать нечто вроде попечительского совета, опекающего всю литературную печать страны — кроме “Литературной Армении”, это “Литературная газета” и выходящий на армянском журнал “Норк”. Но все равно — легкой жизни литературному журналу никто сейчас пообещать не может.
Виктор Козько (г. Минск)
Почти все выступающие на этом “круглом столе” говорят о преодолеваемых трудностях и о тех проблемах, которые стоят перед национальными литературами. Перед белорусской литературой не стоит никаких проблем, никаких вопросов.
Я где-то читал, что на похоронах Гоголя Грановский сказал: скоро у нас-то ведь и хоронить будет некого. Это в то время, когда жили Толстой, Достоевский, Тургенев… В Белоруссии уже сегодня исполняется это страшное пророчество.
Ощущение обреченности — главное у меня от сегодняшней белорусской действительности.
Я приехал сейчас с Полесья. Я жил в этих местах в детдоме. Там уникальнейшие леса — липовые, ясеневые, дубрава. Помню, мы переправлялись через речку в эту дубраву — за грибами, набирали полные телеги боровиков. И вот уже 35 лет я пытаюсь все это защитить. При советской власти как-то удавалось. Сейчас, во времена суверенитета, приходится отбивать эти дубы практически ежегодно. Уже даже не люди — птицы спасают эти места. Черный аист, который там гнездится, занесен в Красную книгу. Я не знаю, что там будет через несколько дней: вырубку остановил паводок — не проходит техника.
Беспомощность и безысходность — два главных ощущения от белорусской литературы и культуры. Чтобы было понятно: главное “культурное” событие последних дней — “пролет” белорусского певца на “Евровидении” в Москве. Общество живет отголосками того, что вброшено СМИ. Поэтому у нас нет проблем. Сплошное теле-шоу. Чисто литературная реальность: собрание сочинений Василя Быкова на его родном белорусском языке издается в Москве. Остался фактически единственный независимый журнал — “Дзеясло╒”, где печатается сегодня уходящее поколение писателей. Если говорить о литературных тенденциях — это прежде всего постмодернизм. Василь Быков когда-то охарактеризовал его как нечто эфемерное. Вот на этом эфемерном языке пытается говорить молодое поколение, которое не наелось еще черного хлеба правды. И еще есть публицистика. Раньше у нас публицистика — как и вся белорусская литература — была партизанско-сельская. Сейчас она становится публицистикой духа.
А проблемы… Главная проблема у нас — провести в 2014 году чемпионат мира по хоккею.
Мадина Хакуашева (г. Нальчик)
Сегодняшнюю ситуацию в литературе можно оценивать с разных сторон. Чаще всего в писательской среде можно встретить ностальгию по утраченному литературному Золотому веку советского периода. Порой она приобретает драматическую тональность. Но положение отнюдь не такое удручающее. Да, литературная сфера сузилась почти до функционального “ядра” — профессионалов. Но литературная жизнь не утрачена, она просто стала камерной. Литература не стала хуже, она стала другой, в первую очередь — разножанровой. И сегодня у каждой книги есть свой читатель, хотя и не такой многочисленный. Причины происходящих процессов требуют многоуровневого, многостороннего анализа. Упомяну лишь факторы, лежащие на поверхности: непомерно разросшееся влияние телевидения (45 каналов спутниковой “тарелки” не идут ни в какое сравнение с тремя каналами советской эпохи), DVD-индустрии, Интернета и пр. Это те объективные реалии, которые постепенно, но прочно отвоевали себе читателя, переделав его в пассивного, но благодарного зрителя.
Констатировать клиническую смерть литературы преждевременно. Но в связи с общей деградацией национальных языков на территории России и СНГ можно говорить о серьезном кризисе традиционной национальной литературы. Это объяснимо: для развития литературы требуется соответствующая динамика развития литературного языка. Однако во многих российских республиках, в том числе северокавказских, адыгских в частности, происходит обратный процесс, и он внушает представителям национальных литератур и культур серьезное беспокойство. Тому действительно есть основание: северокавказские языки объявлены ЮНЕСКО умирающими.
Хотя и на кабардинском, и на балкарском языках появляются яркие, талантливые произведения, очевидно, что традиционная национальная литература испытывает трудности. Национальной интеллигенцией это воспринимается драматично. Вместе с тем в последнее время среди кабардинских и балкарских авторов увеличилось число носителей литературного русского языка, появились литературные новинки, написанные — при сохранении национальной тематики — уже на русском. Эта тенденция вызывает неоднозначную реакцию. Хотя, на мой взгляд, любой удавшийся опыт стоит оценивать позитивно. Вообще говоря, литературное творчество русскоязычных авторов-“нацменов”, — феномен интересный, сложный и противоречивый, в любом случае — весьма перспективный. Он интересен и с точки зрения лингвистической, особенно если речь идет об авторе-билингве, и с точки зрения проблематики, так как открывает новые ракурсы национального мира, еще заповедные для русского читателя, он интересен, как ни парадоксально, и с точки зрения литературной традиции: ассимиляция и преломление богатейшей традиции русской литературы к собственно-национальной таит беспредельные новые возможности для художественного выражения.
Сегодня литературные тенденции в республиках Северного Кавказа можно разделить на традиционные (национальная литература) и маргинальные (русскоязычная национальная литература). Но если наметившиеся процессы будут развиваться и дальше, то обе тенденции поменяются местами и в скором времени традиционной будет считаться русскоязычная литература и маргинальной — национальная. А в перспективе возможна и утрата национальных литератур — так, как это уже происходит с национальными языками.
Андрей Турков (г. Москва)
“Дружба народов” делает великое дело в очень неблагодарную эпоху. Мы прекрасно знаем, что под флагом “дружбы народов” было создано много потемкинских деревень. Много было показного — вроде декад литературы и искусства. Но то, что произошло дальше, было ужасно. Существует старая пословица: не плюй в колодец, пригодится воды напиться. Тем не менее и в 90-х годах, да и сейчас тоже, таких плевков предостаточно. Словосочетание дружба народов без кавычек уже не произносилось.
Хотя если писать настоящую историю русской литературы, совершенно невозможно обойти целый ряд страниц, где в нее вторгается национальная тема. Борис Пастернак в сложные для него 30-е годы находил приют в Грузии как переводчик и был ей очень благодарен. Как и Николай Заболоцкий. У Марии Петровых первая книжка была издана в Ереване — в знак огромной любви и благодарности армянских писателей этому человеку, прекрасному поэту и переводчику. Все это было прочно забыто в 90-е годы.
Мне кажется, вам нужно воздать дань этим людям, публиковать портреты тех, кто любил и переводил эту нашу общую литературу. Я был страшно тронут выступлением на юбилейном вечере “ДН” Владимира Леоновича, когда он вспомнил Гию Маргвелашвили, давно умершего грузинского литературного критика. Человека, который был влюблен в нашу литературу. Который дал приют, возвращаясь к той же теме, нашим шестидесятникам: Белле Ахмадулиной, Евгению Евтушенко, Андрею Вознесенскому — их стихи выходили в “Литературной Грузии”. В этом журнале печатались первые статьи о Мандельштаме. Нужно вспомнить Гурама Асатиани, Левона Мкртчяна — можно сказать, апостолов дружбы народов. Переводчиков первого ряда мы знаем — тех же Пастернака, Заболоцкого, Тарковского, Липкина. Но были еще Яков Козловский, Наум Гребнев, Елена Николаевская, Вера Звягинцева… И сегодня есть несколько поэтов, достойно продолжающих эту традицию.
Кажется, мы, грубо говоря, уже прошли период оплевывания темы дружбы народов. Но еще все-таки есть минные поля. Мы страна многонациональная и многоконфессиональная. А в последнее время очень подчеркивается значение только одной религии. Я думаю, что иногда это становится бестактностью по отношению к другим нациям и конфессиям. Я понимаю, как об этом трудно говорить и писать. Но учитывать эту опасность необходимо. Чтобы большое понятие дружбы народов, выжив в одной гибельной ситуации, не начало подтачиваться с другой стороны.
Денис Бугулов (г. Владикавказ)
Мы не должны жить прошлым и бесконечно сокрушаться по былым “золотым” временам советской литературы. В апелляциях к прошлому — наше самолюбование и попытка оправдать нынешнюю бездеятельность. Былого внимания к литературе со стороны государства больше не будет, появились более удобные, эффективные и дешевые способы формирования общественного мнения и манипулирования (ТВ, Интернет и др.). Потому сейчас литература становится тем, чем она должна быть — просто литературой.
Мы не можем требовать от “народа” внимания к высокой литературе.
Каждому — свое. Наш главный читатель — чиновник, человек определяющий жизнь общества. Именно чиновнику мы должны прививать вкус и преподносить морально-нравственные ценности. Мы должны максимально плотно взаимодействовать с государством.
Деятельность художника — браманическая. Художник выше царя. Потому мы должны отучиться смотреть на чиновника снизу вверх (с невысказанным презрением к нему) в ожидании подачки. Для того чтобы это стало возможным, писатель должен уметь зарабатывать на жизнь не литературой. В этом свой ущерб (количественный и, возможно, в отдельных случаях качественный), но это меньшее зло, чем зависимость. Оставаясь в роли нищего, просящего подаяние, мы нищаем духом, и в этом — подлинная угроза исчезновения высокой литературы как таковой. Не чиновник должен что-то дать, помочь нам, а мы — чиновнику. Это наша обязанность — воспитать его. И возможно сказанное только при условии уже упомянутой собственной и хотя бы минимальной материальной независимости.
Воспитание чиновника начинается со школы, с вузов. Нам ничто не мешает вести регулярные литературные встречи с учащимися (а по возможности — идти в образование), формируя “моду” на культуру. Здесь не должно быть идеологии. Достаточно учить чувствовать и думать. Главное — привить молодым людям хороший вкус. Такая работа не принесет плодов сегодня, в лучшем случае — через поколение. И потому такой деятельностью возможно заниматься лишь при условии осознания писателем своей миссионерской задачи.
Юрий Горюхин (г. Уфа)
В нашем регионе ситуация стабильная. Но, может быть, оттого, что мы живем отчасти в прошлом — все издания у нас дотационные. Наш журнал — он примерно такой же, как “ДН” по затратам и по объему, — продается за 30 рублей. Все остальное нам доплачивают из госбюджета. Естественно, как только не станет этой подпитки, мы растворимся в пространстве.
Это опять все тот же разговор на тему “власть и литература”. То, что сегодня предлагалось — идти в народ, воспитывать чиновника или даже встать над властью… Ну, извините, мы же не масонская ложа! Мы что, будем каждый учить своего чиновника? Растить, вести от детского сада до президента? Это какая-то утопия. Тогда уж лучше вернуться к практике Древнего Китая. Там чиновнику, чтобы получить должность, нужно было написать сочинение, сдать экзамен по стихосложению. Представьте, как мы будем востребованы! Наш авторитет возвысится до небес, мы станем богатыми, будем коррупционерами…
Ну а если серьезно — культурное пространство у нас держится на одной-единственной опоре: это язык, на котором мы общаемся. Как только начнем разговаривать на разных языках — этого пространства не станет. Начав распадаться, империя должна рассыпаться до конца. Сейчас распад остановился на границах Российской Федерации. Сколько мы будем жить и как — успешно или неуспешно — никто не знает.
Главная проблема, на мой взгляд, — отсутствие идеологии. Что нас объединяет, кроме языка и памяти о прошлой супердержавности? Меня очень задело выступление Дениса Гуцко, когда он сказал, что литература должна идти из народа. Получается, что мы должны идти куда-то назад. С одной стороны, никто ничего не читает, девочки и мальчики не знают, кто такой Лев Толстой. Но, с другой стороны, я замечал, что к какой-то литературности они тянутся. Они не хотят слушать попсу, но рэп — слушают, улавливая там что-то “про жизнь”, какую-то свою поэтику. Взять “Живой журнал” или сайты “Проза.ru”, “Стихи.ru” — там же тысячи людей выкладывают свои стихи, рассказы! Но они не хотят выходить из Интернета на бумагу, не хотят обсуждений вне своего круга. Может быть, действительно рождается новая литература, а мы, “бумажные писатели”, исчезнем?..
Вячеслав Ар-Серги (г. Ижевск)
Судя по тиражам и некоторым другим нюансам, писатели во многих бывших союзных республиках вступили во времена, в которых уже давно живем мы — писатели российской провинции. Когда вся жизнь писательская заключена в главе местного региона, от которого зависит все, что будет и чего не будет. А произведения рождаются, как тут говорилось, не благодаря, а вопреки… Как говорится, “государство — это я”. Государство — это данность. Если на улице ливень, нужно взять зонтик. И роль этого зонтика в последние годы всегда выполнял журнал “Дружба народов”. В нашей республике, кстати, особо толстые журналы в бибиотеках не брали и в прежние времена. Почему? Наших авторов в них не бывало. Гораздо чаще были — и в “Дружбе народов” прежде всего — писатели из союзных республик. Мне же хочется узнать новые произведения северных писателей, тувинцев, бурят, карелов, мордвы, калмыков, дагестанцев, чеченцев…
У нас очень интересные идут сейчас молодые авторы, и в основном — это девушки. Прекрасные поэты. Очень интересно размышляют… И знаете, они не спешат переводиться на русский язык, потому что хорошего переводчика найти практически невозможно. Но их мастерски переводят в родственных странах — в Финляндии, Венгрии, Эстонии, где переводчики в совершенстве знают тот же удмуртский язык, с архаизмами, с диалектизмами, они мощно работают над переводами. Понятие “подстрочник” для этих переводчиков — низость.
Вадим Муратханов (г. Москва)
Слушая коллег, я для себя отметил, что те льдины, на которые раскололось пространство нашей общей страны, расходятся все дальше. То, что происходит в республиках Российской Федерации, и то, что происходит в странах СНГ, очень сильно не совпадает. Если писателей внутри России беспокоит “обрусение”, проблема формирования национальных литературных кадров, то, скажем, в республиках Средней Азии — а мне лучше всего знакома ситуация в Узбекистане, где я жил до переезда в Москву, — речь идет о выживании русской литературы. Не хватает качественных текстов, не хватает переводчиков.
Прекрасно, если бывшая метрополия будет защищать и поддерживать русскую литературу на постсоветском пространстве. Но этого недостаточно. Для того чтобы русская литература в том же Узбекистане выжила и развивалась, давала новые имена, необходимо, чтобы сама эта литература была более мобильной, более отзывчивой к ситуации в культуре народа, на земле которого она живет.
Новое поколение русских авторов узбекский знает плохо. При постоянно сужающемся ареале бытования русского языка, при сокращении численности русскоязычного населения это население неохотно и с большим трудом учит узбекский язык и идет на контакты с восточной культурой.
Но без встречного движения трудно ждать каких-то новых всходов. Если даже местная литература ориентирована на метрополию, то по-настоящему интересны в Москве, интересны толстым литературным журналам те пишущие на русском авторы, в текстах которых есть дыхание другой земли, другого этноса. Так работает присутствующий здесь Евгений Абдуллаев — Сухбат Афлатуни. И хочется, чтобы таких авторов было больше, причем моложе, чем он, — чтобы эта интересная и потенциально очень плодотворная линия не оборвалась.
Ольга Лебёдушкина (г. Балашов, Саратовская область)
Обращаясь к теме “круглого стола” — “Литература в эпоху перемен”, — хочется уточнить, а были ль времена иные. Если мы с этой точки зрения попробуем взглянуть на семидесятилетнюю историю “Дружбы народов”, то обнаружится, что все эпохи, в которые существовал журнал (и, соответственно, — общество), — это эпохи кризиса: журнал открылся в год начала Второй мировой войны, затем — Великая Отечественная, послевоенная разруха и последнее сталинское семилетие, затем — “оттепель”, “застой”, “перестройка”, “девяностые” (для кого — “лихие”, для кого — вслед за Андреем Немзером и для меня в том числе — “замечательные”). О конце нынешних “нулевых” как очередной эпохи очередных перемен заговорили еще с прошлого года, не дожидаясь календарного завершения, — экономический кризис тоже не стал его дожидаться. Сегодня снова самая ходовая тема в литературной критике — подведение итогов (достаточно вспомнить опубликованную еще в начале года статью Сергея Ивановича Чупринина “Нулевые: годы компромисса”. Кстати, если зашла речь об этой статье, то что такое нынешнее торжество компромисса на фоне идеологической и эстетической бескомпромиссности предыдущего десятилетия — тоже свидетельство перемен?
С одной стороны, это общая проблема современной цивилизации — быстро меняющаяся реальность. С другой — есть в этом что-то вневременное и исключительно национальное, вечная “зыбкость”, которую проклинал Чаадаев…
Одна из главных проблем здесь — проблема ценностей. В том числе и литературных, эстетических. Того, что принято называть каноном.
Измерения единого культурного пространства для современной словесности как одна из постоянных тем “Дружбы народов” — это не только пространственная горизонталь, но еще и вертикаль истории и времени. Сегодня каждое поколение представляет собой отдельную, зачастую замкнутую, культуру, и это превращает в проблему сам диалог. Отношения отцов и детей, старших братьев и младших, дедов и внуков сейчас больше напоминают межэтнические отношения, причем в самом худшем и архаичном их варианте, не случайно в современной социологии и культурологии давно обосновался термин “возрастные” или “поколенческие войны”. Разные возрастные группы в нашей стране — это племена, говорящие на разных языках и не желающие изучать языки друг друга. Несколько лет назад на страницах, кстати, “Дружбы” Георгий Кубатьян очень тонко и корректно обозначил травматические разрывы постсоветской культуры словом “зазор”. Недавняя интереснейшая публикация журнала — сочинения белгородских школьников о Советскоми Союзе (“Воспоминания об этом времени у каждого свои”, ДН № 3 — 2009) — демонстрирует, как возникают зазоры в коллективной памяти целых поколений, как эти на глазах растущие пустоты в очередной раз заполняет собой очередная мифология. Возвращаясь к теме “эпох перемен”, короткая память, коллективная амнезия — это одно из неизбежных последствий жизни в такие эпохи, когда нормальные механизмы культурной преемственности или сознательно разрушаются, или просто ломаются, перестают работать, не выдерживая социальных перегрузок.
В нашем юбилейном контексте мне больше всего хотелось бы поговорить о многочисленных удачах журнала — и в долговременной ретроспективе, и в последних номерах. О романе Сухбата Афлатуни “Конкурс красоты”. О новых рассказах Алексея Торка. О блестящей публикации “эстонского” номера — повести Яана Кросса “Князь”, написанной еще в 1993-м, — продолжении знаменитой новеллы “Аллилуйя”.
Но вместо этого, мне кажется, нам стоит вспомнить о читателе. О том, кто все эти (и другие) замечательные тексты будет читать. Или не будет. Потому что проблема единого культурного пространства литературы — это только отчасти проблема писателя. В не меньшей степени это пространство формируется читателем. Какие социокультурные механизмы формируют читателя — вопрос очень непростой. Наверное, одна из ведущих ролей в этом принадлежит школе и системе образования в целом. Потому что литературный канон — это не только сумма проверенных ценностей в высшем смысле, но и то, что преподают в школе.
Николай Веревочкин (г. Алма-Ата)
Умные люди давно советовали журналу “Дружба народов” отказаться от названия.
Названия, в котором — редкий случай — выражено позиционирование и смысл существования журнала.
Не вняли совету.
И очень правильно сделали.
Журнал с таким названием нужен именно во времена, когда народы не особенно дружат, когда, разъединив, их пытаются натравить друг на друга.
Есть время бить общую антикварную посуду под фотовспышки, телекамеры и возгласы одобрения.
Есть время в тишине и печали кропотливо склеивать осколки.
Без телекамер. Без фотовспышек. Без возгласов одобрения.
Этим и занимается журнал, отказавшийся просто зарабатывать деньги на ширпотребе. “ДН” разыскивает на некогда общем пространстве драгоценные осколки, врачует душевные раны от заслуженных и незаслуженных обид, реставрирует отношения, восстанавливает связи. Реанимирует, как и другие “толстяки”, литературу.
Было время, когда писателей из двух, страшно вспомнить, воюющих республик невозможно было усадить за один круглый стол. Они были друзьями, но боялись прослыть на своих родинах предателями. Странно это: человек, натравливающий свой народ на соседей, — патриот, а человек, призывающий к миру, — предатель. Странно.
Было? Увы, есть.
Усаживали.
Мирили.
Усаживают.
И будут мирить.
С частного рукопожатия двух людей начинается постепенное примирение стран.
Там, где два талантливых автора пытаются понять друг друга и найти общий язык, рано или поздно то же самое сделают и их читатели.
Есть у всех нас, кроме независимых родин, которые мы любим, за которые мы готовы отдать жизни, нечто общее. То, что нас объединяет. Русский язык. Русская литература.
“Так сложилось: моя родина Эстония, мой родной язык — русский”, — сказала как-то переводчик, редактор журнала “Таллинн” Нелли Абашина-Мельц. И это могли бы сказать о себе очень многие на пространстве бывшего Союза.
Я родился в Казахстане. Моя вторая родина — русская литература.
Журнал честно выполняет свою объединяющую миссию, находясь, очень мягко говоря, в стесненных условиях. В тесных клетях площадью в несколько скворечников (едва ли по два квадратных метра на сотрудника) люди выполняют одну из самых благородных работ на земле. Работу, которая выражена в названии журнала.
И очень странно, что государственные структуры не замечают этих усилий.
Неужели государственные мужи не понимают: Россия для ближних соседей притягательна именно своей культурой. В Казахстане, где каждый гражданин должен знать три языка, это хорошо понимают: английский — язык бизнеса, русский — язык культуры.
Язык культуры, великой литературы. Это так очевидно для соседей.
Отчего же российское государство так плохо заботится о своем имидже? Отчего так слабо поддерживает серьезные литературные журналы, и прежде всего “ДН”?
Время от времени раздается отчаянный крик о помощи: спасите серьезных писателей, занимающихся серьезной литературой.
Не надо спасать писателей. Пусть достойно несут свой крест, разделяя участь своих читателей, ничего не прося, никому не кланяясь.
Не дело государства спасать писателей. Его задача — спасать читателей. Создавать им человеческие условия. Сделать все, чтобы читатель, он же народ в широком смысле, был достаточно образован, здоров, имел хорошо оплачиваемую работу и досуг.
И тогда читатель спасет писателя.
Других вариантов нет. Все остальное — золотая клетка.
Но!
Государство обязано помочь большим литературным журналам и серьезным издательствам сохранить настоящую литературу, русский язык, в конце концов. Они под угрозой. Это очевидно. Без великой литературы сама Россия, как Земля, лишенная магнитных полюсов, беззащитна. Ее сожжет радиация пошлости.
Вам не кажется странным, что деньги, выделяемые на культуру, тратятся на “мыло”, на попсу, на оболванивание и без того уже лишенной вкуса массы. Это что — политика государства? Где многочисленные фонды, озабоченные укреплением культурных связей с ближним зарубежьем, поддержкой и развитием русского языка в бывших братских республиках? Сделайте так, чтобы “толстяков” можно было найти в любом населенном пункте, где есть библиотека, — и ваша миссия будет выполнена на пятьдесят процентов.
Но прошу прощения.
Я не имел права на такую бестактность. Мне ли, иностранцу, указывать чужому правительству, как ему поступать?
Если бы у меня был миллиард, я бы вообще не писал этой статьи.
Впрочем, не знаю, что бы я сделал, будь у меня миллиард. Вложил бы свои средства в “Дружбу народов”, тем самым отблагодарив русских писателей Чингиза Айтматова, мир его душе, Александра Эбаноидзе, Леонида Теракопяна, открывших мне двери в святая святых — русскую литературу?
Я прошу редакторов не вычеркивать слово “русских”. Для меня этот эпитет связан не просто с принадлежностью к определенной нации, а нечто большее — великие традиции великой литературы, бескорыстное стремление прийти на помощь, поддержать, открыть человеку высшие ценности.
Не знаю, что бы я сделал, будь у меня миллиард.
Миллиард круто меняет сознание.
Возможно, я бы искренне считал, что этот миллиард только мой и должен быть потрачен до копейки только на себя, как искренне полагает клещ, впившийся в полуживого оленя, что и олень и вся его кровь принадлежат только ему.
Но будь я русским миллиардером, я бы пересилил себя и сделал то, что в свое время сделал нехороший иностранец Сорос. Что бы о нем ни говорили, он сделал доброе дело: подписал библиотеки России на толстые журналы.
Неужто не может собственных Соросов российская земля рожать? В смысле меценатства, естественно.
Для миллиардера подписать библиотеки на толстый журнал — деньги небольшие. Возможно, соизмеримые с десятидневным отдыхом на горнолыжном курорте. Не знаю, не бывал. Возможно, и дешевле.
Поддержите, господа “толстяков”. Именно в кризис, именно в кризис. Вы же знаете, как непросто живется толстякам в этом жестоком мире.
Вам зачтется. Не здесь, так на небесах. Бог ценит хорошую литературу, написанную на хорошем русском языке. Не зря же он посылает ей испытания.
Загляните при случае на Поварскую, 52, где во дворе “усадьбы Ростовых” Лев Николаевич печально смотрит на лабиринт увеселительных заведений, среди которых затерялся островок настоящей литературы — журнал “ДН”. Не каждый москвич его найдет с первого раза. Поговорите с людьми, которым чуждое нашему времени достоинство и завет Ахматовой не позволяют просить у вас милостыню.
Помогите отечественной литературе. Бескорыстно, от души. Не верю, что среди богатых, а следовательно, умных людей нет настоящих читателей. Ужасно жить только для собственного живота, господа. Ужасно. Впрочем, это личное дело
каждого — для чего ему жить.
Выходцы из бывших республик Союза, сделавшие бизнес в России и преуспевшие. К вам на правах иностранца обращаюсь я. Ныне вы — граждане России, но не забывайте о своих земляках. Подпишите, господа, библиотеки своих стран на “Дружбу народов”, если, конечно, название журнала вам о чем-то говорит. Подпишите, если хотите, чтобы ваших земляков-писателей знали и уважали на всем русскоязычном пространстве.
Скажу по секрету — траты небольшие. Библиотек осталось не так много.
Знаете, тираж “Дружбы народов” — не просто тираж одного из литературных журналов.
Это цифра, которая откровенно говорит, насколько мы дружны на самом деле.
Как бы сделать так, чтобы за эту цифру нам не было стыдно?