Переводы Виктора Куллэ
Опубликовано в журнале Дружба Народов, номер 8, 2009
Лауреат многих литературных премий, в т.ч. премии Союза болгарских писателей. Переводчик французской и русской поэзии (Н.Гумилев, И.Бродский). Переведен на немецкий, английский, русский, итальянский и др. языки.
Куллэ Виктор Альфредович — поэт, переводчик, критик, гл. редактор ж. “Старое литературное обозрение”. Родился в 1962 году на Урале, в г. Кирово-Чепецк. Окончил в 1991-м Литинститут имени А.М.Горького. Кандидат филологических наук. Автор книги стихов “Палимпсест” (2001). Переводит английскую и болгарскую поэзию. Живет в Москве.
Водоем
Торчу меж тростников, напоминая
причудливо изломанный тростник.
В геральдике пейзажа этот знак
наверняка двусмысленнее прочих.
Напрасно вымершие диплодоки
стекаются туманными стадами —
их призраки теснятся над водой,
мой силуэт уныло озирая.
Но леска натянулась как струна,
прекрасной хищной песней зазвенев —
и вот со дна я красоту исторг
великолепной серебристой рыбой.
Искусный снять с крючка, искусный даже
на волю отпустить. Но ведь и после
искусство станет нас отягощать
булыжником, привязанным к ноге.
Делюсь метафизическим опытом
Сыну Панко
Они растят сады, разводят скот,
плодят детей — грядущая подмога —
и молятся, чтоб получить приплод,
своим богам, которых слишком много.
Мне поименно ведома толпа
богов — но я не внемлю их советам.
В меня стрелял и, кажется, попал
лишь Мотыльковый Бог коротким светом.
Пока ты мал, Его прозрачный нимб
ежесекундно над тобой пасется,
танцующими бликами звенит —
как зеркало, увидевшее солнце.
Но ты Его не распознаешь, нет.
Ты, распахнувши крылья и колени,
сам мотыльком свершаешь пируэт
в насущном благодарном изумленьи.
Потом Он изменяет свой окрас,
или парит в космическом эфире —
тень Бога Мотылькового для глаз
над целым миром делается шире.
Теперь Он синеват, неуловим.
Присел на крышу храма, где в гордыне
Ему кадят, поют, — а Он лишь дым.
Его вообще, быть может, нет в помине.
Вдруг Он — бомбардировщик, Он — палач.
Взовьется над песком крестом суровым,
и снова — тишина. Лишь тонкий плач
дымится там, где он пронесся с ревом.
Он — светлячок. Но на Его свету
мрак пятится. Его в объятьях стиснув,
ты обретешь Отца, Он — сироту.
А обернешься — след Его простынет.
Будь осторожен — грянув на порог,
усмешливым Он выглядит, несмелым,
но это ложь. Ведь Мотыльковый Бог
страшон как раз своим тишайшим смехом.
Об этом знают многие. Сперва
спешат оглохнуть, после волком воют.
Но этот смех бессмертен как трава —
вот он и покрывает нас травою.
Сын, если ты Его почуешь зов
во встреченной — ответь, пока не поздно.
Мы по привычке говорим “любовь”, —
а это мука и восторг Господень.
Пусть смех, всесильный как ползучий злак
пырея, поглотит тебя. Так надо.
Не бойся ничего — ведь это знак,
что Мотыльковый Бог пребудет рядом.
Телефон
Через 7000 километров
и 300 месяцев немоты
он до нее дозвонился — и сделал
ошеломляющее предложение.
— Знаешь, — сказал он, — должен
признаться:
любовь в этой жизни не получилась.
Попробуем там, наверху попросить,
новые жизни — друг к другу поближе.
Потом помолчал и тихо добавил:
— Для меня не имеет смысла
никакое второе рожденье,
если тебя не окажется рядом.
Она стояла — вцепившись в трубку,
другой рукой сжимая утюг,
потом его опустила тихо.
А утюг так и застыл —
словно задранный нос корабля
на полотне мариниста.
— Здравствуй, — сказала она, — давно
ты не звонил. Но мне
все же приятно слышать твой голос.
Больше не произнесли ни слова
ни он, ни она — это было лишним.
Пролетали мысли и люди,
скалы лавой текли, расцветали
сверхновые звезды и распускались
прекрасными бутонами бунта.
Яркие, словно смерть, или даже
ярче — яркие словно буквы
в яростном букваре любви.
Но телефонный провод бессилен
передавать подобные вещи.
Для проводов, как и для людей,
существует предел напряжения —
иначе могут перегореть.
Вероятно, это логично.