Окончание
Опубликовано в журнале Дружба Народов, номер 6, 2009
Окончание. Начало см. “Дружба народов”, 2009, № 5.
О Коране
Коран больше не является, как раньше для российского немусульманского обывателя, диковиной. Тот, кто не жаден, может обрести священную книгу мусульман за 500—800 и более рублей. Честно говоря, я бы посоветовал это сделать, ибо перелистать (не осмеливаюсь уговаривать почитать) священную книгу соседа стоит. И из любопытства, и из уважения. К тому же православному люду будет приятно убедиться в том, что в ихнем Коране много общего с нашей Библией.
Да, много, даже весьма. Но из этого отнюдь не вытекает вторичность Корана. Если взглянуть на библейско-коранические параллели с нерелигиозной (не хочется употреблять слово “научной”) точки зрения, то так и должно быть. Сюжеты и ситуации всех священных книг заимствованы. Кто там первый поведал о Всемирном потопе — не знает никто. Да и персонажи очень похожи. В этом месте обычно упоминают Шекспира, заимствовавшего “Отелло” и “Ромео и Джульетту”.
При желании каждый неленивый может прочесть кое-что о Коране в многочисленных как бы исламоведческих публикациях.
Теперь попробуем “оправдать” Коран, исходя из того, что он ниспослан Всевышним. Логично и полезно напомнить мусульманам, что и до ислама существовала вера в единого Бога. Пусть она и не была столь совершенной, как ислам, но Высшей Волей человечество все-таки двигалось в правильном направлении. Отсюда — очевидное заключение: то, что люди Писания (христиане) и иудеи уже встречались с признанными, уважаемыми в Коране пророками, есть доказательство единства монотеизма, пусть его приверженцы и расходятся в деталях.
Есть книга. Называется она “На пути к коранической толерантности”1 .
1 Тауфик Ибрахим. На пути к коранической толерантности. Издательский дом “Медина”, Нижний Новгород, 2007.
Автор ее осевший в России сириец, окунувшийся в богословие профессиональный филолог Тауфик Ибрахим. Если не устрашиться ее тяжелого названия и почитать, то станет понятнее соотношение текстов Библии и Корана. Книга Ибрахима не что иное, как еще один тафсир Корана. “Тафсир” в переводе с арабского — толкование, комментарий. Всякий мусульманин так или иначе исповедует тот или иной тафсир, иными словами, по-своему понимает Коран. Тафсиров — тьма-тьмущая. Но история рождает все новые, а политика требует еще и еще. В изустной форме тафсиры существовали еще при Пророке. Газет не было, “Первого канала” тоже, поэтому каждый в меру своего честолюбия и интеллекта пытался рассказать соседям, что передавал Всевышний Мухаммаду. Уже самые первые тафсиристы сочетали в себе черты политтехнолога и пропагандиста.
На смену им приходили новые толкователи — богословы, философы, султаны, визири. Кто-то пытался толковать от чистого сердца, искренне, кто-то — ради политических целей. Одни хотят “как лучше”, а другие учитывают государственные и собственные интересы. Тауфик Ибрахим толкует по-честному. Он действительно очень убедительно показывает неагрессивность Корана, его духовное родство и единство с Библией, подлинность которой признается исламом. Кстати, в книге объясняется, почему Коран не призывает убивать за выход из ислама, написано и о снисходительности к лицемерам-мунафикам1.
1 Так издревле именовали тех, кто принимал ислам сугубо по политическим или меркантильным соображениям.
Книгу доктора Тауфика полезно прочесть тем, кто пристрастился именем ислама предъявлять претензии окружающим, настаивая на собственной исключительности. Но ни тем, ни другим эта книга почти наверняка не достанется, ибо тираж смехотворен — одна тысяча экземпляров.
Мне могут возразить: это ведь всего лишь один тафсир — умеренный. Против такого тафсира и газават, и ближневосточный конфликт, и чеченская война, и столкновение цивилизаций, и прочая, более ранняя историческая “утварь”. Вряд ли станут зачитываться тауфиковским тафсиром афганские талибы или бен Ладен. Согласен. У тех свой тафсир. Но именно поэтому сегодня так важно разумное, настроенное на диалог толкование Корана. Будьте осторожны с тафсирами. Не ищите оправдания терроризма в Коране. Но кто очень хочет, обнаружит его в некоторых тафсирах. Среди толкователей тьма людей безответственных.
Биб-ли-я. Звучит протяжно, мягко и женственно. Биб-ли-я: два длинных “и” и почти неслышное окончание. Слово располагает к тому, чтобы взять, перелистать, отложить, опять взять и подумать. Библия — от “книги”. Ветхий Завет, Новый Завет. Почти библиотека. С первой попытки до конца не осилить.
А теперь: Кор-ан. Слышите слова команды? Требовательность внимания к себе. Мимо не пройдешь. Вздрогнешь: Кор-ан! Тем более, если услышишь по-арабски. Там после первого слога “кор” надо чуть задержаться, а потом сразу ударить — “…ан”!
Про Библию говорят “Священное Писание”. Коран переводится как “чтение вслух”.
Библия была сотворена людьми. Ветхий Завет писали чуть ли не тысячу лет (XV—IV вв. до н.э), и только в IV в. до н.э. все тексты были приведены “в божеский вид” иудеем Ездрой. В 270 г. до н.э. все это было переведено на греческий язык. В Новом Завете одних только Евангелий 4 штуки — от Матфея, от Марка, от Луки и от Иоанна. Теперь, говорят, есть еще один — от Иуды. Коран же был ниспослан Аллахом. Ниспослан одному человеку, миссия которого и заключена в передаче слова Божьего людям.
Коран состоит из 114 сур, из которых 90 были переданы Пророку в Мекке, а 24 в Медине. Суры расположены не в хронологическом порядке. Не считая первой короткой суры — Фатихи (Открывающей), остальные идут по мере уменьшения количества аятов. Самая большая сура — Бакара (Корова), в которой 286 аятов. В последней суре аятов всего 3. Аят иногда переводят как “стих”. Но аят — это не стих, это строка, в которой сформулирована отдельная мысль.
Аяты, суры передавались изустно, по памяти. Легко представить, какова была память у самого Пророка.
Изустная передача приводила к искажениям. Расхождения появлялись и позже, когда аяты стали записывать. Тем более это стало заметным после кончины Мухаммада. Каждый его сподвижник претендовал на то, что точна именно его версия. Возникла потребность в унификации. И вот по повелению первого праведного халифа Абу Бакра составляется первый вариант Корана, такой, знаете ли, еще “сырой”. Но затем, по указанию уже третьего халифа, Османа, в 650—656 гг. была образована коллегия, которая занималась приведением в порядок коранического текста. Так и появился нынешний Коран, который иногда называют “Кораном Османа”.
Однако этим дело не кончилось. Коран был ниспослан на арабском. Но арабский, как и всякий язык, развивался. В VII—VIII вв. появляются диактрические знаки, попросту говоря, огласовки, без которых невозможно определить, как произносится тот или иной звук — ба? бу? бы?.. От правильного произношения зависит правильное понимание. Так что окончательная версия священной книги сложилась лишь к концу IX века.
В арабском шесть почерков, шесть вариантов каллиграфии. Сама арабская буква пишется по-разному в начале слова, в конце, в середине и когда стоит отдельно. Основополагающий почерк — куфийский, по имени города Куфа (в Ираке), где его и создали, синтезировав древние образцы арабского письма. Куфическим почерком и стали записывать Коран. “Чистописание” развивалось. Его подвижники заносились в арабскую мусульманскую историю — Абу-Али ибн Мукла (886—940), Ибн-Бавваб (ск. в 1022), Йякут аль-Мустасими (ск. в 1298). Из шести почерков самый распространенный — насх, на котором основан арабский печатный шрифт. Насх — самый простой из почерков. Возможно, мне так кажется потому, что именно насху нас после долгих взаимных мучений научили в институте. Кстати, в СССР тексты Корана печатались именно насхом. Тиражи их были почти недоступны и контролировались мусульманскими духовными управлениями и теми, кого в те времена было принято называть “искусствоведами в штатском”. В 80-е мне надарили несколько “советских Коранов” в унылых казенных переплетах.
Как известно, головы у всех людей в чем-то похожи. Но мысли в этих головах передвигаются в разных направлениях, зигзагообразно. Если, не владея арабским, вы захотите перерисовать какое-то слово, то обязательно начнете рисовать слева направо. Споткнетесь, чертыхнетесь и подумаете: ну и дураки же они. А теперь представьте, что перед вами внезапно открывается возможность записывать слово и мысль справа налево. Сразу появится ощущение, будто вы творите чудо.
Теперь сравните арабскую строку с английской или русской. В европейском письме — латинице, кириллице — буквы замерли, застыли в ожидании, когда вы взглянете на них, уделите им внимание. Арабские буквы живут, перешептываются, цепляясь друг за друга петельками и крючками. Только в арабском (и близких к нему фарси и урду) буквами можно рисовать картины — шамаиль. Первоначально шамаиль означали страницы, на которых описывалась внешность Пророка. Однако постепенно шамаиль стали специфическим родом изобразительного искусства. Составленные из букв слова оборачиваются парусниками, птицами, фруктами, даже человеческими лицами. Символ исламской иранской революции — тюльпан. На национальном флаге Ирана тюльпан выписан буквами, которые складываются в слово “Аллах”.
Долгое время у меня хранился рисунок — абрис человеческого лица, составленный из имен Мухаммада, его жен, дочерей, праведных халифов. Когда рисунок пропал, я попытался восстановить его по памяти. Не получилось. Для этого нужен особый дар.
Поразительное это искусство во многом обусловлено существующим в исламе запретом на изображение живых существ. Направлен запрет против идолопоклонства. Надо сказать, уже с самого начала исламской истории он был несколько условным. В одном из хадисов говорится, что как-то раз, молясь в комнате у своей жены Айши, Пророк увидел на занавеске изображение птицы. Мухаммад был недоволен и велел снять занавеску. Тогда Айша (ее упрямый, но дипломатичный характер был притчей во языцех) сшила из нее наволочку на подушку. Против этого пророк не возражал, и птичка осталась в доме. Богословы утверждают, что главное, чтобы изображения не отвлекали мусульманина от молитвы, не создавали “конкуренции” Аллаху.
Как бы то ни было, но запрет рисовать воспрепятствовал развитию в исламе изобразительных искусств, скульптуры. А еще позже — проникновению в мусульманский мир фотографии. Впоследствии мусульманам пришлось немало потрудиться, чтобы придумать, как обойти этот запрет. В конце XIX века ректор крупнейшего в мусульманском мире исламского университета аль-Азхар выпустил фетву (пояснение), разрешавшую правоверным фотографироваться и держать дома карточки. Тогда же великий исламский реформатор шейх Мухаммад Абдо (1849—1905) выступил с еще одной фетвой, в которой утверждалось, что угрозы со стороны идолов больше нет и мусульмане могут смело приступить к занятиям живописью. Впрочем, живопись издревле научилась выживать в мусульманском мире, чему свидетельство — уникальные персидские миниатюры, которые не смог выбросить даже аятолла Хомейни, чьи портреты, между прочим, украшают все иранские улицы.
Да, иные нынче времена на мусульманском календаре. Сам Осама бен Ладен не чурается покрасоваться на фотографии и не считает это идолопоклонством.
Язык, сотканный из арабской вязи, не поддается буквальному переводу, и он всегда готов подшутить над простаком, пряча от него истинный смысл написанного. Коран надо не просто понимать, его надо и чувствовать.
На втором курсе Института восточных языков, когда все в квартире затихало, я усаживался за поцарапанный письменный стол и переписывал коранические аяты, заодно пытаясь разобраться в их смысле. О том, чтобы переводить Коран, не могло быть и речи. Сил и ума хватало только на изображение букв. Со стороны это, наверно, выглядело странно, даже глупо. Но переписывание Корана вносило чувство гармонии, так сказать, “успокоения в измученную душу”. Хотя какая “измученна душа” может быть в 18 или 19 лет?
Проводил я за переписыванием Корана часы. С годами эта привычка истаяла. Они, привычки, только кажутся вечными. Редко какая сопутствует человеку всю его жизнь. Не всегда бывает понятно, откуда они приходят. Но почему мне полюбилось переписывать Коран, я все же узнал. Хотя и спустя 30 лет. У знаменитого психолога Владимира Леви (помните, “Я и мы”, “В погоне за мыслью”) написано, что левши (а я наполовину левша) предрасположены к письму справа налево. Это для них, для нас своего рода отдохновение, разрядка. Прочтя об этом, я немного расстроился: неужели все так просто? А потом подумал: переписывал-то я не учебник, а Коран. Значит, была все-таки какая-то тайна.
Итак, Коран открывается первой сурой — Фатихой.
Во имя Аллаха,
Всемилостевого и Милосердного!
Хвала Аллаху, Господу миров;
Всемилостив и Милосерден Он один,
Для Судного дня один Он Властелин.
Лишь пред Тобой колени преклоняем
И лишь к Тебе о помощи взываем:
“Направь прямой стезею нас,
Что Ты избрал для тех,
Кто милостью Твоею одарен,
Убереги нас от пути разгневавших Тебя
И тех, которые в неверии блуждают”.
Говорят, в Фатихе сосредоточена вся мудрость Корана. Допустим. Говорят, мудрость Фатихи в ее первом слове “бисм…” (во имя…). Допустим. А мудрость первого слова в первой букве — “б”, как она пишется по-арабски, с точкой внизу. Допустим. А ее мудрость в той самой точке. А вот это наверняка. Ибо что может быть мудрее Точки, которая вне пространства, вне времени, которая — начало всему и всему завершение. Точку невозможно описать, в нее нельзя проникнуть. Мы состоим из точек.
Однако мусульманским богословам и их слушателям одной точки мало. Они обнаруживают в Коране буквально Все, именно с большой буквы — “Все”. Например, полную медицинскую информацию о зарождении человека можно почерпнуть из 96-й суры “Сгусток” (“Аляк”):
“Читай (и возгласи!)
Во имя Бога твоего, кто сотворил —
Кто создал человека
Из сгустка…”
В суре 16-й “Пчела” (“ан-Нахль”) — “Он сотворил человека из капли…”
В суре 76-й “Воскресение” (“Аль-Кыяма”):
“Ужель он не был каплей спермы,
Что изливается (стрелой)?
Ужель потом не стал
(Червеобразным) сгустком,
Из коего Господь и сотворил его, и соразмерил?”
И так далее.
Признаем, однако, что эта информация была известна и до Корана. Восток славился своими медиками. А подробности оплодотворения каждый, в конце концов, узнавал из личного опыта. Утверждается, что Кораном во всех подробностях описано развитие плода, и даже приводятся высказывания изумленных этим обстоятельством нескольких европейских врачей. Однако, когда читаешь соответствующие аяты, все же остается ощущение, что это всего лишь констатация уже известного.
Потом Он выровнял его и соразмерил,
От Духа Своего вздохнул,
Дал зрение, и слух, и сердце…
(32-я сура “Преклонение” — “Ас-Саджада”)
А как еще, собственно говоря, Аллах должен был поступить?!
Говорят также, что в Коране можно встретить мысль об изначальном единстве Вселенной, о теории “Большого взрыва”. Там же изложены и самые современные эвристические взгляды на строение Вселенной, которая, по мнению некоторых исследователей, состоит из двух видов материи — вещества и “первородного поля”.
Сотворение Вселенной описано в нескольких сурах — в 35-й, “Создатель”, 41-й, “Разъяснены” (“Фуссилят”)… Не стану приводить посвященные этой теме аяты. К тому же действия Всевышнего достаточно известны из Библии.
Наконец, есть в Коране сюжеты, связанные с молекулярным строением вещества, а в 9-м и 10-м аятах той же 41-й суры зашифрованы такие понятия, как “протон” и “нейтрон”.
Скажи: ужель не веруете вы в Того,
Кто землю сотворил в два дня,
И в равные Ему других творите?
Ведь Он — Властитель всех миров.
Он прочно горы высоко над ней воздвиг
И ниспослал благословенье.
И за четыре дня Он пропитание распределил
Для всех, согласно их нужде.
Немного наивно, да? Замечу, что стремление отыскать в Коране ответ на любой, прежде всего на какой-то частный вопрос, могут легко использовать и “темные силы”. Бывали же случаи, когда книги сжигали, аргументируя тем, что, если в них написано то, что уже есть в Коране, то они не нужны, а если написано то, чего в Коране нет, они вредны.
Зачем я обо всем этом пишу? Чтобы усмехнуться и сказать, что мусульмане чересчур исламоцентричны и пытаются приписать своей религии все на свете? Что-то вроде незабвенного “Россия — родина слонов”? Думаю, вопрос стоит несколько сложнее.
Претензии на всеведение свойственны всем религиям. Я как-то прочел, что “иерихонские трубы” не что иное, как описание грядущего “акустического оружия”. Нострадамус и Ванга “отдыхают” перед теми, кто уверяет, что вся история предсказана Библией. Все это чем-то похоже на версию, согласно которой человечество — не более чем коробка с биороботами, в которые играют некие космические биомеханики (а то и их малолетние дети). Но мудрость священных книг не в предвосхищении передовых технологий и даже не в предвидении истории. Священнослужители, отвечая на вопрос, в чем она (эта мудрость) состоит, нередко фальшивят, впадают в менторский тон. Фридрих Ницше в “Антихристианине” писал: “У кого в жилах течет богословская кровь, тот ни на что не способен смотреть прямо и честно. …Самый глубокий инстинкт самосохранения воспрещает богослову чтить или хотя бы учитывать реальность — и в самом малом”. И богословов — любых (это уж я от себя) — можно понять.
Не подумайте, что вам сейчас все разъяснят. Нет. Тем более что человек, тяготеющий к рациональным рассуждениям, легко обнаружит нестыковки и в Коране, и в Библии. Лично я никогда не стану полемизировать с их авторами. Возможно, потому, что подсознательно отношусь к ним как к носителям истины или истин. (Хотя авторы несопоставимы. В одном случае — “группа товарищей”, в другом — сами понимаете Кто.)
Мудрость священных книг, их святость в нас запрограммирована. Открытое их непризнание и тем более издевка над их содержанием у большинства, в том числе даже у неверующих, вызывает отторжение. Может, из страха перед Тем, кого публично не признаешь, может, из уважения к мнению большинства. Может, просто из вежливости. Раздражает даже веселый антибиблейский классик Марк Твен. Советские атеисты не в счет. Им было положено по штату. Многие из них потом оправдывались тем, что у коммунистов была своя “такыя”.
Просто, как книгу, читать Коран очень сложно. Я о немусульманах говорю. В нем нет сюжета, как в Ветхом Завете и Евангелии, хотя и там сюжет, что называется, под честное слово. Чтобы разобраться в Коране, нужно как минимум знать его событийную канву, то есть, по какому поводу, в связи с чем были ниспосланы те или иные откровения.
Например, сура 111 “Пальмовые волокна”:
Проклятие рукам Абу Лахаба!
И сам он — проклят будь!
…И будет проклята его жена —
Носительница дров!
Чью шею обовьет крученый жгут.
Ну и что? Кто такой этот Абу Лахаб? А то, что Абу Лахаб и его супруга — одни из главных гонителей Пророка. Крученый жгут, кстати, и свит из тех самых пальмовых волокон.
Или вот из Суры 8 “Военные трофеи”:
Тогда (о Мухаммад!) Господь тебе во сне
Представил их такою малочисленною силой!
А если б Он тебе их многочисленною ратью показал,
То вы наверняка бы оробели
И спор затеяли б об этом деле.
Но уберег (от этого вас Бог) —
Ведь знает Он про то,
Что кроется в душе (у человека).
Здесь о чем речь? Да о первой военной победе мусульман в битве при Бадре в 624 г. по христианскому календарю. А перед битвой той у правоверных было столько сомнений и неуверенности в своих силах, что ни пером описать.
Но вот иные, трагические нотки: сура 3 “Семейство Имрана”.
Как много поучительных событий
Прошло до вас земное бытие!
…Так не печальтесь вы и не теряйте духа,
Вы наберетесь сил и встанете над ними,
Коль в Бога всей душой уверовали вы.
И если вас коснулась рана,
Такую ж рану претерпели и они,
Мы чередуем меж людьми
Такие дни (успехов и падений),
Чтобы Господь мог праведных узнать…
Ясно: что-то случилось. Но что? А то, что в следующем, 625 году в битве при Ухуде мусульмане были наголову разгромлены врагами их корейшитами. И эти аяты — аяты утешения и восстановления мужества, что тогда было крайне необходимо.
Коран историчен, он — реальный источник по доисламской истории Аравии, по раннему периоду становления ислама. Но Коран и идеологическое послание. Каждый, кто станет читать Коран, обнаружит его полемичность. Аллах убеждает, требует, настаивает, уговаривает, обещает, пугает, наконец. Я бы отнес Коран к гениальной пропагандистской литературе. В отличие, например, от публикаций советского агитпропа и слоганов “Единой России” он звучит страстно и божественно убедительно. Трудно подчас оставаться равнодушным к настойчивым призывам перейти в ислам. Ад в Коране описан со вкусом, профессионально. Здорово описан и рай. Но не хочется повторять общеизвестное о прохладных, экологически чистых источниках, райских кущах и вечнодевственных гуриях. На мой взгляд, в раю самое главное — обретение покоя. Хотя есть и другое мнение, а именно: что рай и вечный покой — явления не тождественные. Во всяком случае, так считает Михаил Булгаков.
И те, кто вообще не читал Корана, и те, кто его не дочитал до конца, задают вопрос: а как там насчет других единобожников — иудеев, христиан? Мочить их или не мочить? Отвечаю: не мочить! Они тоже верят в Одного Бога, пусть и не так праведно, как мусульмане, но все же. Им можно доверять.
Про христиан в суре “Семейство Имран” сказано:
Среди людей Писания (святого)
Поистине есть те, кто в Господа уверил,
И верит в то, что вам ниспослано и им.
В смирении склонившись перед Богом,
За мизерную плату (благ земных)
Они знаменьями Аллаха не торгуют.
Для них — награда у Аллаха.
В своем расчете Он не медлит.
С упорствующими (именно с упорствующими и не желающими раскаяться) язычниками надлежит поступать по-другому. Что поделаешь — сами виноваты.
Недавняя история подбросила исламским богословам несколько бестактных вопросов. В частности, что, атеисты-коммунисты — язычники или как? Мнения разошлись. В СССР татарским муллам, понятное дело, коммунизм с язычеством сравнивать оказалось не с руки. А вот египетские Братья-мусульмане (организация была основана в 1928 г.) относились к коммунистам как к идолопоклонникам. Кто идолы? Карл Маркс, Ленин, за ним Сталин… Во время Второй мировой войны “братья” охотно сотрудничали с Гитлером, тоже идолом, но политика оказалась выше религии.
Коран — одна из тех книг, которые можно читать, но надо еще и слушать. Даже не зная арабского языка, можно внимать искусству тех, кто умеет его говорить. Голос Библии в христианских храмах — застывший, монотонный. В православных церквях он словно вжимается в стены, густеет под потолком. Когда же звучит хор, если это хор профессиональный (слава Богу, качество музыки в церквях очень выросло), то попадаешь на концерт. Церковная музыка создает торжественность, но это не духовная, а концертная торжественность.
Корану внимают, даже если и не понимают арабскую речь. Мне могут возразить: слыхивали мы этих полуграмотных халтурщиков, которые бубнят себе под нос “полутатарскую тарабарщину” (честное признание знакомого имама). В самом деле, последнее поколение советских мулл, старики, родившиеся после 1917 г., владело арабским условно. Они бормотали Коран. Это не их вина. Впрочем, по рассказам некоторых моих сверстников духовного звания, которые самостоятельно учили арабский на дому, в Коране их наставляли люди, хорошо разбиравшиеся в исламе, но таившие свои знания от парткома, месткома и участкового. Как светские люди — книги Солженицына.
Словом, Коран должен исполняться возвышенно и профессионально. Наши имамы этим искусством постепенно овладевают. Появилась своя манера. У Равиля Гайнутдина Коран звучит мягко, его интонации я бы назвал семейными. У имама мечети на Поклонной горе Шамиля Аляутдинова аяты слушаются как наставления. Коран муфтия Татарстана Гусмана Исхакова деловит, словно напоминает, что в исламе мирское не отделено от исламского. Когда-то очень давно меня пригласили на молитву в одну из махачкалинских мечетей. Идти после напряженного трудового дня (шла тягучая конференция) не хотелось. Но пришлось. Сняв у входа ботинки, я не пошел дальше — постоим немного и уйдем. Но тут раздался голос имама. Знакомая Фатиха буквально выстрелила в зал. Она проникала насквозь и улетала за спину куда-то в пространство. Наверно, она могла уговорить перейти в ислам.
Сопровождавший меня коллега, почувствовав мое восхищение, усмехнулся: “Такие вот у нас имамы. Как ты думаешь, легко ими управлять?”
Коран лучше ложится на мужской голос. Когда его произносит женщина, то, на мой взгляд, теряется внушительность. Возможно, так кажется, потому что чтение сур мне доводилось слышать в основном в мечетях. Женский голос более подходит для камерного чтения священной книги.
Конкурсы чтецов Корана проводятся в мусульманском мире повсеместно. В России в масштабах страны они начались в 2004 г. и пользуются неизменным успехом. В 2007 г. в Москве провели конкурс чтиц Корана, младшей из которых, Гайше из Ижевска, было 5 лет. Жаль, что присутствуют на них только мусульмане. “Людям Писания”, то есть христианам, было б неплохо хоть полчасика постоять и послушать, как звучит Коран. Просто послушать. Увы, мы перестаем быть любопытными.
В России Коран переводили многажды — сначала с французского. С арабского стали переводить только в XIX в. Язык этот в России знали единицы. Так что первые переводы были, так сказать, “двойными”. Это сказывалось на их точности.
Первый перевод Корана сделали по заказу Петра Первого. Автор перевода — Петр Посников, именовавший себя философом — трудился врачом по Аптекарскому приказу. Царь иногда поручал ему деликатные дипломатические миссии. Перевод, ясное дело с французского, был подготовлен в 1716 г. В том же XVIII веке в России состоялись еще два перевода (с французского), среди которых наиболее известен перевод Михаила Веревкина — вышел в 1790 году, а в 1792-м появился перевод придворного поэта и льстеца Алексея Колмакова. Перевод понравился и издавался аж пять раз. Чуть позже перевод (и вновь с французского) сделал К.Николаев. Николаев переводил с перевода Корана, сделанного Альбином де Берштейном-Казимирским, работавшим во второй половине XIX века во французском посольстве в Стамбуле. Замечу, что и Пушкин, когда создавал свои “Подражания Корану”, пользовался французским переводом Андрэ дю Рие. Кто знает, что получилось бы у русского гения, знай он арабский язык?
В 1878 г. в Казани, в которой исламоведческие исследования сочетались с усилиями православных идеологов по христианизации татар, вышел перевод с арабского языка, подготовленный местным востоковедом и по совместительству “духовным писателем” Георгием Саблуковым.
В советское время перевод был сделан Игнатием Юлиановичем Крачковским, классиком отечественного востоковедения. Издан он был в 1960 г. В черном переплете. Читать его человеку неподготовленному невозможно. Это — подстрочник с ограниченным количеством комментариев. Отсюда много неясностей. Существует легенда, что перевод был издан случайно. После кончины Крачковского в 1951 г. остались рабочие карточки с подстрочником. Вот эти карточки и были изданы и выданы за уже отработанный перевод.
В 1989 г. появился перевод нескольких коранических сур, исполненный Валерией Михайловной Пороховой.
Только два человека знают, откуда есть пошел пороховский перевод Корана, — заместитель главного редактора журнала “Наука и религия” Ольга Тимофеевна Брушлинская и ваш покорной слуга. С чего все началось? Зимним днем 1988-го звонит мне Ольга Тимофеевна и между делом говорит: есть-де одна безумная дама, которая говорит, что Коран перевела или переводит. Конечно, в 1988 г. уже можно было публично праздновать тысячелетие Крещения Руси, но вот насчет Корана и ислама прямых разрешительных указаний не поступало. Напомню, что в последний раз антиисламские выпады со стороны советского государства случились всего-то в 1986-м, когда было принято постановление Политбюро ЦК КПСС “Об усилении борьбы с влиянием ислама”. Так что перевод Корана действительно выглядел затеей если не безумной, то уже точно дерзкой. Брушлинская предложила съездить к “авантюрной даме” и посмотреть, что там есть на самом деле.
И мы поехали. Лера тогда жила на улице Кравченко — между Ленинским и проспектом Вернадского — в двухкомнатной уютной квартирке. Приехали, выпили по малюсенькой чашечке смертельной крепости кофе. Почитали. Переглянулись с Брушлинской, по глазам друг друга поняли, что любопытно. К тому же суры были переведены в поэтической форме. До полного перевода еще было далеко, но то, что было сделано, читалось.
На свою беду я выпил еще чашечку этого кофе, хотя поэтесса предупреждала, что лучше не рисковать. В результате не спал всю ночь. Бессонница (может, так было угодно Аллаху) пошла на пользу: а засел за проверку перевода. При всем уважении к поэтессе Брушлинская потребовала от меня заключения, насколько перевод адекватен. Возился долго. Сравнивал арабские аяты с английскими, французскими. Однако, не будучи филологом, делать окончательные выводы не рискнул и попросил помощи у замечательного филолога Саида Камилева (в свое время мы с ним вместе переводили “Зеленую книгу” ливийского вождя Муамара Каддафи). Филологи — люди въедливые. Саид сделал несколько замечаний, но в конце концов согласился, что печатать можно.
Сейчас пороховский перевод наиболее известен. Его удалось, что называется, “раскрутить”. Кто-то, в том числе мусульманские духовные авторитеты, настроены по отношению к нему скептически. Не спорю, основания для дискуссии существуют. Но главное все же не в этом. Главное в том, что, несмотря на огрехи, пороховская поэтическая версия с подзаголовком “перевод смыслов” открыла главную книгу мусульман для немусульман. Коран стали читать русские и “русскоязычные” граждане.
Самый необычный перевод Корана мог сделать один безвестный переводчик, служивший в 70-е годы в Египте при одном не менее безвестном советском генерале. Дело было так. Как-то раз этот трудившийся советником при местном штабе военачальник спросил, что эта за книжка, которой так увлекаются египтяне.
— А это Коран — священная книга мусульман, — легкомысленно ответствовал переводчик.
— Я тоже хочу ее почитать, — сказал не чуждый познавательного интереса генерал.
— Так нет здесь в Каире русского перевода. И достать его очень трудно, невозможно достать.
Генерал задумался и принял решение.
— Занятия у нас кончились, а тебе до отпуска целый месяц. Вот и переведи мне этот Коран.
— Да как же это, — забеспокоился переводчик. — Академик Крачковский всю жизнь…
— Так то академик, а ты военный переводчик. Получил приказ, и валяй.
Диалог пересказан почти дословно со слов одного из его участников, переводчика, естественно. История умалчивает, вышло ли что-либо из этой затеи, но то, что мой знакомый в самом деле несколько дней прокорпел над Кораном, это точно. Закончить работу он не успел. Скоро (дело было в 1972 г.) отношения с Египтом испортились, советник-генерал канул в Лету, т.е. ушел на пенсию.
Почти одновременно с Пороховой готовил свой перевод филолог Манури Османов. Долгое время Османов служил зав. сектором Института востоковедения АН СССР. В 1980-е он создал в ИВ АН “кружок” по изучению Корана. Ходили на “кружок” исламоведы, которые “проскочили мимо” Корана и только с возрастом уразумели, что профессионально заниматься исламоведческими штудиями, не вникнув в его суть, невозможно.
В исламе есть и вторая священная книга. Именно вторая, а не другая. В один ряд с Кораном ничего поставить нельзя. Называется вторая книга ислама Сунна (обычай посланника Аллаха) и состоит из великого множества хадисов, то есть преданий о жизни Мухаммада, рассказов очевидцев, друзей очевидцев, друзей друзей очевидцев. Есть хадисы с высказываниями самого Пророка. Последовательность (цепь) передачи информации от одного к другому именуется “иснадом”, опорой. Вот вам классическое начало одного хадиса: “Шейх Абу Абдаллах ал-Хусайн ибн1 Али Ахмад ибн ал-Бусри, нам сообщая, сказал: Абу Мухаммад Абдаллах ибн Йахйа ибн Абд аль-Джаббар ас-Сукари в мухарраме 416 года, сообщая нам, сказал: Абу Али Исмаил ибн Мухаммад ибн Исмаил ас-Сафар, читая ему, сказал: Абу Мухаммад ал-Хасан ибн Али ибн Аффан ал-Куфи, передавая нам, сказал: ал-Хасан ибн Салих сказал: …то, что было брошено бежавшими жителями без сражения, принадлежит посланнику Аллаха — да хранит его Аллах да приветствует — для чего муслимам не пришлось гнать ни коней, ни верблюдов”. Хадис взят из “Хрестоматии по истории Халифата”, составленной ныне покойным Левоном Исидоровичем Надирадзе, у которого мы учились, над которым подшучивали, но которого очень любили.
1 Обращаю внимание господ журналистов: слово “ибн” (сын) пишется с маленькой буквы. Так же пишется и “бен”, также переводящееся как “сын”. Поэтому правильнее писать бен Ладен с маленькой буквы.
Поначалу количество хадисов было безмерно. В них отражались быт, поведение первых мусульман. По существу хадисы есть специфическая форма летописи раннего ислама. Каждый инициатор или передатчик хадиса хотел рассказать что-нибудь свое о Пророке или хотя бы напомнить о том, что знал того, кто знал Мухаммада. Хадисы опровергали друг друга, многие из них всплывали спустя десятки, сотни лет после кончины Пророка. Сунна была бесконечной. Автор каждого хадиса претендовал на истину. Чем-то это напоминало знаменитое “ленинское бревно” на субботнике, которое вместе с большевистским вождем, если судить по их воспоминаниям, несло свыше 300 человек.
Бесконечно так продолжаться не могло, ибо “в последней инстанции” не должно оставаться разночтений, должно быть решающее заключение относительно того, как на самом деле поступал Пророк и какие его слова следует принимать за указания. Вокруг хадисов велась бурная полемика. Была, да и сохранилась, такая специальность — “мухаддис”, знаток хадисов.
В IX веке уроженец Бухары Мухаммад ибн Исмаил Абу Абдллах аль-Джуфи (810—870), стяжавший славу под именем аль-Бухари, предпринимает попытку систематизировать хадисы. Как вы думаете, сколько хадисов прочел аль-Бухари прежде, чем приступил к селекции самых достоверных? 600 тысяч! И еще 200 тысяч сам записал. Даже если их было в 10 раз меньше, он заслужил титул Наитерпеливейшего. Бухари отобрал 7 400 совсем уж надежных и “переплел” их в 97 книг. Его труд получил название “Джами ас-Сахих” (Собрание истинного), или просто Сахих, и почитается мусульманами-суннитами вслед за Кораном.
(На досуге я посчитал. Предположим, аль-Бухари трудился в течение 40 лет без выходных. Тогда выходит, что он обрабатывал по 550 хадисов в день. Можно сосчитать, сколько их было в час. Но не будем портить легенду.)
На русском языке полного перевода Сахиха аль-Бухари нет. Зато есть сокращенный великолепный двухтомник, изданный при содействии благотворительного фонда “Ибрахим” в Москве. Перевод, а это первый перевод Сахиха на русский язык, сделал, а также комментарии не сделал — сотворил Владимир Абдулла Нирша. Кроме того, 40 “священных хадисов” (аль-ахадис аль-кудсия”) перевела Валерия Порохова. Почему эти хадисы священны? Потому что они принадлежат непосредственно Аллаху. Таких хадисов намного больше сорока, и всякий раз при составлении сборника они отбираются по воле составителя. Почему именно это число? Потому что Пророк говорил, что того, кто запомнит и передаст потомкам 40 хадисов, в Судный день Аллах воскресит и оставит среди праведников.
Мусульманский мир делится на суннитов и шиитов. Суннитов — 1 миллиард 300 миллионов, шиитов — более 110 миллионов. (Существует два шиитских государства — Иран и Бахрейн, есть шииты в Ираке, Йемене, Сирии, Ливане, Азербайджане, Таджикистане. Есть они и в России. Причем, помимо Дагестана, небольшая община русских шиитов существует в Республике Марий Эл). Сунниты — те, кто признает Сунну. Бытует мнение, что шииты ее не признают, однако это не так: признают, хотя и относятся к ней несколько сдержанно.
Чем же все-таки отличаются сунниты от шиитов? Во-первых, сунниты (в отличие от шиитов) считают, что никакого посредничества между Аллахом и людьми после смерти Пророка быть не может. Во-вторых, они отказывают потомкам Али, двоюродного брата Мухаммада, в праве на имамат — форму общественного (фактически государственного) устройства, в которой верховный правитель сочетает светскую и духовную власть. В-третьих, они настаивают на праве мусульман избирать себе правителя — халифа. Есть различия в ритуалах, в проведении праздников и так далее.
Одна такая традиция — праздник шахсей-вахсей. Отмечается он в память об убийстве шиитского имама Хусейна в 680 году. В этот день в память о мученике шииты устраивают шествие, во время которого наносят себе удары цепями. Зрелище впечатляющее, особенно в Иране и Ираке. Но когда оно происходило возле мечети в Москве, то у татар-суннитов оно вызвало, скажем, противоречивые эмоции.
И, конечно, сунниты обвиняют шиитов в искажении Сунны, в том, что они внесли туда недопустимые новации.
При желании эти различия можно игнорировать, что, например, имеет место в суннито-шиитской мечети в дагестанском Дербенте. Но можно их и раздувать, обвиняя друг друга в измене исламу. Самый яркий пример из недавней истории — войны между Ираком и Ираном в 1981—82 гг., когда суннитский джихад уперся в шиитский.
Кстати сказать, многие суннитские богословы, с опаской наблюдавшие за исламской революцией Хомейни, именовали ее “шиитской революцией”. Сам Хомейни считал свою революцию просто исламской. Он призывал “жить по Корану”, тем более что источник власти — Аллах. А за 10 лет до Хомейни лидер ливийской революции Каддафи заявил: “Наша конституция — Коран”. А еще так считают все монархи Саудовской Аравии, а еще… Еще так считают миллионы мусульман. И на любые сомнения на этот счет — спрашивают: “А что не так написано в Коране?”.
Место, которое Коран занимает в жизненном пространстве мусульман, не поддается измерению. Британский профессор Джеймс Кук в своем “Кратком введении в Коран” назвал его “мусульманской иконой”. Только и всего? Не согласен и не принимаю такого сравнения.
Мечети
Мечеть может напугать европейца. Однажды я написал, что на Западе мусульманство воспринимается по фотографии Каабы во время хаджа, когда окружившие ее паломники слипаются в сплошную человеческую массу. Панорама мекканской мечети могла бы увлечь пуантилиста Камиля Писарро, пейзажи которого состоят из слипшихся точек. Панораму с пилигримами чаще всего мы видим на мусульманских календарях, украшающих кабинеты российских имамов и муфтиев.
Войдя в мечеть во время пятничной молитвы, немусульманин бывает поражен и испытает своего рода трепет перед собравшимися в ней единообразно склоненными мужчинами (женщины молятся отдельно). Такое чувство, что собравшиеся здесь люди есть подразделение, готовое выполнить любую команду наставника.
Мечеть организует и направляет верующих. Мечеть — парламент, клуб, биржа и конечно же “мусульманская церковь”. Я всегда был против такого выражения, считал, что оно свидетельствует о безграмотности того, кто так выражается. Но!.. Но, тем не менее, мечеть помимо всего остального в самом деле еще и “церковь”. Здесь люди молятся1.
1 Только не путайте с церковью как институтом. Такого в исламе нет. Нет ничего похожего на Русскую православную церковь или Ватикан.
Почему главная, общая молитва в мечети происходит в пятницу после полудня? Потому что именно в пятницу открывался большой базар. К полудню все главное было продано и куплено. И правоверный мусульманин с чувством исполненного долга направлялся в свой храм. Здесь он делал три дела одновременно: общался со Всевышним, слушал проповедь имама, общался с людьми. Пятничная молитва была своеобразным общим собранием под патронажем Аллаха. Кроме того, молитва в пятницу подчеркивала разницу между исламом и иудаизмом, главный день которого приходится на субботу, шаббад. Так захотел Мухаммад, который не желал выглядеть эпигоном.
Организованность присуща исламу с самого момента его появления. Первая и в то время единственная мусульманская община была скроена Пророком. Только тесно прижавшись друг к другу, могли выжить ненавидимые и окруженные язычниками мусульмане. Порядок, коллективизм и единоначалие блестяще зарекомендовали себя после миграции (хиджры) в 622 г. общины из Мекки в Медину.
В качестве политического центра мечеть работает с самого начала ислама. Мечетью зовется не просто сооружение (от великой Масджид аль-Харам в Мекке до наспех переоборудованного в мусульманский храм бывшего детского сада в Сызрани), но вообще место, где мусульманин отбивает поклоны Аллаху. “Мечеть” — “масджид” переводится с арабского языка как “место, где простираются перед Аллахом”. Весь мир — это масджид, сказано в Сунне. Между прочим, от этого слова и наименование молитвенного коврика — “саджада”.
Большая, соборная мечеть, то есть главная мечеть в квартале или городе, именуется “джами’”, “собирающая”. В такой мечети после молитвы собирались юристы, богословы, писатели — словом тогдашняя средневековая интеллигенция, чтобы подискутировать о делах насущных.
Самой первой мечетью стал двор дома, в котором поселился Пророк по прибытии из Мекки в Медину. Хозяином дома был Абу Айюб. Мечети-дворы существуют и по сей день. Когда слышишь, что та или иная мечеть вмещает несколько тысяч человек, надо иметь в виду, что это — включая окружающую храм территорию.
Но еще раньше Мухаммад начал строить мечеть на том месте, где опустилась на колени его уставшая от дороги из Мекки в Медину верблюдица. Та земля принадлежала двум сиротам, и Пророк выкупил у них этот участок. Храм был возведен ударными темпами. На стены пошли глина и кирпич, крышу сложили из очищенных пальмовых ветвей. Пальмовые стволы стали опорными столбами. А пол посыпали песком и камешками — получилось нечто вроде гравия. К зданию мечети пристроили помещение для жен Пророка — первый сераль. В этот дом-мечеть и перебрался Мухаммад, покинув гостеприимный кров Абу Айюба.
Из чего состоит мечеть? Каковы основные элементы ее архитектуры?
1. Общее помещение, где собираются верующие. Оно устлано коврами. В российских мечетях это, как правило, дары от зарубежных единоверцев, реже — местные пожертвования. Отдельное место отведено женщинам. Это или дополнительная комната на первом этаже или — если высота позволяет — специальные “хоры” на верхнем.
Не у всех мечетей есть купола. Но уж если купол есть, то им можно залюбоваться. Купола бывают разной формы — от формы крышки на супнице до церковной луковки, от строгого полушария до еловой шишки. На куполе — полумесяц, обращенный к Мекке (а не на Восток, как иногда можно прочесть). В первое время никакого полумесяца не было. Он появился тогда, когда халифом стал турецкий султан, а Стамбул, столица Османской империи, — центром исламского мира. Но Стамбул-то, он же Константинополь, изначально христианский город, и полумесяц красовался на его гербе еще в христианские времена. Так что он — христианское наследие.
Честно говоря, единственно правильного, канонического объяснения, почему на куполе мечети полумесяц, в исламской традиции нет. Так что, если вам кто-то начнет менторским голосом называть одну-единственную причину его появления, не верьте.
2. Самые примечательные места внутри мечетской залы — михраб и минбар. Михраб — углубление в стене, расположенной в направлении Каабы. Оно указывает на Мекку, то есть, в какую сторону следует простираться во время молитвы. Само направление называется “кыбла”. Надпись “кыбла” можно прочесть в комнате любой уважающей себя мусульманской гостиницы. Даже если при наличии пяти звезд там нет интернета, не горит половина лампочек, кран в душе безнадежно скручен, а бачок работает самопроизвольно.
Возле михраба располагается (чаще справа) минбар, который можно осторожно определить как “нечто вроде кафедры”. Это “нечто вроде” на самом деле и есть мусульманская кафедра, аналог христианской, с которой произносятся проповеди. Мусульманский минбар меньше по размеру и, как правило, у него отсутствует “крыша”.
3. Самая высокая часть мечети — минарет. Ну, кто не знает, что такое минарет — каждый его видел. “Минарет” переводится как “место, где горит огонь”. Понятно, что он ведет свое начало от сторожевой (сигнальной) башни или маяка. Другим источником вдохновения мусульманским строителям кое-где служили колокольни. С верхней площадки минарета муэззин кричит азан, призыв на молитву. Первый азан прозвучал в 622 г. с крыши дома, где проживал Пророк. Эта крыша есть первый исламский минарет.
Для немусульманского слуха азан это не призыв к молитве. Это — песнь. Это почти баллада на непонятном языке. А как поют муззины в Иерусалиме! А капелла. Мне даже показалось, что где-то в глубине арабского квартала затаился “хормейстер”, который согласовывает их голоса, изредка вытягивая один, самый низкий, который время от времени перекрывает остальные. Муэззины выступают в очередь с христианскими колоколами. Короткий иерусалимский концерт заканчивается так же внезапно, как и начинается. Автомобильный гул после него воспринимается кощунством.
Я привык к азанам. Удивить меня уже нельзя. Но вот однажды, году этак в девяносто пятом или шестом, в городе Казани в стужу услыхал я невероятно долгую и чистую “азанскую ноту”. Шел снег, горели желтые фонари. Белело озеро, и откуда-то сверху, с темнеющего неба, вместе с легким снегом опускалась на город исламская музыка. Без всякой “задней мысли”, объективно, как немусульманин, скажу: поезжайте в Казань и послушайте там зимний азан.
Азан с минарета может и раздражать. И раздражение это можно объяснить: представьте себе провинциальный город: “уставная” железная телебашня, одна центральная улица с купеческими двухэтажками вперемешку с советским ампиром и конструктивизом, черемушки и полтора десятка полувосстановленных церквей. И на фоне этой архитектурной эклектики второй половины прошлого века — мечеть с минаретом. А по утрам с оного некто с советским средним образованием призывает твоих соседей на ихнюю молитву. Да еще на рассвете, когда положено досыпать. Утренний азан — прекрасный повод для демонстрации толерантности (или отсутствия таковой) христианского большинства. Конечно, российско-мусульманский азан не самая главная проблема в межконфессиональных отношениях. Зато одна из видимых, точнее, слышимых.
Известен один особый случай протеста против азана. О нем поведал летописец актерских курьезов Борис Львович. Как-то раз Центральный театр Советской Армии гастролировал в Ливане. Началась репитиция, а тут с минарета напротив грянуло: Алааааааааааааах акбар. Помреж выбежал на улицу “и, топая ногами и потрясая кулачками, стал кричать под шпиль мечети: немедленно прекратите орать, идет репетиция”. Что интересно, это не привело к столкновению цивилизаций.
4. Еще одно мечетское помещение — хаус, купель, большая ванна, даже бассейн, своего рода туалетная комната, где вершится омовение. Здесь мужчины споласкивают ноги. Иногда эта комната похожа на умывальник в казарме. Впрочем, омовение при входе в мечеть совершают не все. Женщины обряд омовения проводят на дому.
Перед входом в мечеть обязательно надо снять обувь. Визитеры из иных конфессий от этого не освобождаются. Последним могу дать совет: не носить дырявых носков.
Вот в чем можно быть уверенным, так это в том, что оставляемую перед входом в мечеть обувь не сопрут. Правда, могут по ошибке надеть не свою. Но тут встает проблема: если хозяин обуви не отыщется, а унесенные чужие ботинки выглядят дороже своих собственных, то человеку рассеянному придется оплатить в пользу мечети разницу в их стоимости.
Можно ли вступать в мечеть иноверцам? Можно. Иногда даже в ущерб правилам шариата. В 1975 г. в Алжире группу наших специалистов вместе с женами повезли на экскурсию в “социалистическую деревню”. Тогда в стране строили социализм и подобного рода деревни должны были играть роль “маяков светлого будущего”. Впоследствии затея провалилась, как и наша советская коллективизация. Но тогда соцдеревня была эталоном сельского хозяйства с новенькими домами, тракторами, одноэтажной длинной школой и белой свежей мечетью. Шумною толпою мы подвалили к мечети, и когда принялись снимать пропыленную обувь, хозяева сказали, что нам можно и так. Такое гостеприимство хозяев в угоду гостям, наплевавшим на религию, меня озадачило.
Русские любят шастать по чужим храмам, мы восторгаемся католическими статуями, витражами, кому везет — заглядываем в буддийскую экзотику с ее ароматами и барабанами. Друзья, зайдите в мечеть, постойте у входа, пройдитесь по коврам, замрите в углу. Моя старшая дочь Маша, много раз бывавшая в Турции, как-то раз обронила: “А мне там уютно, как-то по себе”. Мне в мечетях тоже уютно. Хотя я и не мусульманин. Может, этот уют оттого, что мечети открыты круглосуточно. Во всяком случае, должны быть открыты.
Представьте побережье Северной Африки, не то, которое для туристов, а которое просто для своих. И едешь ты по этому входу в Сахару часов пять, шесть, десять. И видишь ночью приоткрытую деревянную дверь. Кстати, двери мечети закрывать не принято — чтобы каждый, кто захочет, мог помолиться. А там, за порогом, горит свет. И ты входишь в эту дверь. Чуть-чуть посидишь на выцветшем ковре. Выйдешь — а над тобой черное с горящими звездами небо. Вот ты и помолился своему Аллаху — зовут ли его Бог, the God или le Dieu.
Я ни разу не был в мечети, которая была бы совершенно пустой. Там обязательно есть несколько человек, которые молятся или, собравшись в кружок, что-то обсуждают. И всегда на отшибе стоит или сидит одинокий мусульманин, который, замерев, глядит прямо перед собой.
На вошедшего не обращают внимания. Но это — кажущееся невнимание. Если тебя здесь не знают, если в тебе распознают немусульманина, то ты обязательно пройдешь через то, что сегодня именуется “фейсконтролем”. Люди словно определяют, чужой ли ты, нужен ли мечети. Иногда, видя, что ты не уходишь, они поднимают головы и смотрят в твою сторону.
Кому в мечеть вход воспрещен, так это младенцам и безумцам. И это правильно. С ними и в самолете лететь тяжело. Как-то Пророк запретил переступать порог мечети тем, кто поел лука и чеснока, “ибо, поистине, ангелам причиняет страдание то же, что и сынам Адама”. Ну, кто может оспорить это мнение?
ПИТЬ ИЛИ НЕ ПИТЬ? ЕСТЬ ИЛИ НЕ ЕСТЬ?
До принятия ислама в Аравии любили выпить. И не скрывали этого. Виноградную лозу называли словом “карм”, которое имеет общий корень со словом щедрость. Само вино именовали “бинт аль-карм” — дочь лозы. И лоза, и ее дочь воспевались тогдашними поэтами.
“Я выпил вина после знойного дня.
А выпив, стал тратить богатства свои,
Но помнил о чести я, совесть храня…
“Трезвость мне щедрость не предает…”
Это все из доисламского лирика Антара ибн Шаддада аль Абси.
Но вот пришел ислам. И началось…
“О вы, кто верует!
Все, что пьянит (и травит) ум…
…Все это мерзость, что измыслил Сатана”
“И хочет Сатана азартом и вином
Вражду и ненависть средь вас посеять…”
(сура “Трапеза”, аяты 90—91)
Правда, кроме “нельзя” кое-где в священной книге вино упоминается совершенно безобидно. О пьянящих напитках из плодов финиковой пальмы и виноградных лоз сказано в суре 16-й “Пчела”. В 15-м аяте 47-й суры “Мухаммад” упоминаются наряду с молочными реки из вина (хамр). А есть еще и медовое вино (никогда не пил, медовуху пил, а его — нет). Между прочим, могучая пальмовая водка достигает 50 градусов, а современные турецкая и иракская ракии с анисовым вкусом и запахом доходят до 43—45.
В самой долгой и содержательной коранической суре “Бакара” о вине (и об азартных играх) говорится дипломатично:
Они тебя о винах и азартных играх вопрошают,
Скажи: “В них грех большой,
Но есть и польза,
Хоть больше в них греха, чем пользы.
(сура “Бакара”, аят 219)
Так что бывает непонятно: то ли вообще не пить, то ли “пользой” от вина следует наслаждаться умеренно и осторожно.
Это о вине. О напитках из злаковых культур не упомянуто вовсе. Некоторые возбужденные мусульманские умы все еще дискутируют: а что, собственно, запрещено — виноградное или пальмовое вино (хамр) или вообще аль-кухуль, то есть алкоголь. (Трудно поверить, но слово алкоголь — аль-кухуль — арабское.) Сомневающиеся, видать, забыли хадис: “Пророк (да благословит его Аллах и приветствует!) сказал: запрещаются все виды алкоголя”. Да и шариатом заказано все, дурманящее мозг, в том числе наркотики. В 43-м аяте четвертой суры Корана “Женщины” говорится: “О, вы, которые уверовали, не приближайтесь к молитве, когда вы пьяны”1.
1 Не могу молчать. Прежде чем обратиться непосредственно к Корану, я наткнулся на ссылку на этот аят у нескольких коллег. И ссылка была неверной. Ленивый пошел нынче книжник.
Согласно исламу, в День страшного суда лицо пьяницы станет черным, язык свесится изо рта, а слюни потекут по груди. Проклинать нарушителя запрета будут ангелы, пророки, правоверные. 40 дней молитва его не будет услышана Всевышним.
А мусульмане все же пьют. В начале 1990-х, в канун гражданской войны в Таджикистане, местная Партия исламского возрождения проводила в Москве, кажется, в помещении Института мировой литературы конференцию. Пригласили выступить и меня. Я болел, была высокая температура, озноб. В такие моменты самое время воспользоваться для лечения традиционными средствами. Поэтому после завершения мероприятия поинтересовался, будет ли неофициальная часть? Организаторы дружно ответили “да”. В узкой комнатенке сбоку от сцены было накрыто аккуратно и умело. И чокнулись мы с фундаменталистами за успех их трудного, но праведного дела.
В Чечне пили и сепаратисты, и сторонники единства с Россией. Помню, на президентских выборах в 1997 г. — тогда с большим отрывом победил Аслан Масхадов — неофициальные политические дебаты сопровождались обильными возлияниями, которые сглаживали остроту дискуссий. Шариатские нормы Чечне чужды. Антиалкогольный ваххабизм там не прижился, хотя в 1996—99 гг. казалось, что его последователи могут оседлать чеченский сепаратизм, а заодно и отрезвить его.
Попивают и в куда более исламизированном Дагестане. Именно здесь больше всего (10—12) радикальных (“ваххабитских”) джамаатов. Дагестанцы составляют в среднем 80 процентов от совершающих паломничество к священным местам мусульман. Известно сделанное в начале 1990-х предупреждение местного министра внутренних дел о том, чтобы паломники не брали с собой в хадж горячительных напитков.
Ставший в 2007 г. президентом республики Муху Алиев как-то посетовал: в Дагестане производят 3,5 млн декалитров водки, а вот налоги платят только с полумиллиона. Чуете масштабы? Именно в Дагестане поднятие рюмки сопровождается порою такбиром, то есть произнесением “Аллах акбар”. Такая вот специфическая дагестанская шутка.
Вкусно всегда пили в мусульманском, но обаятельно космополитичном городе Баку. Однажды мой друг Рафик Алиев (одно время он занимал ответственный пост председателя Государственного комитета Азербайджанской Республики по работе с религиозными организациями, а в 1980-е заведовал отделом в местном Институте востоковедения) пригласил меня оппонировать на защите одной диссертации. Время было тревожное. На дворе стоял 1986 год, и повсюду бушевал горбачевский “запрет на водку”. Перед началом банкета, когда диссертантке вздумалось сделать общую фотографию, хозяева смели со стола все опасное, оставив глупые бутылочки с кока-колой. Фотографию с нашими ухмыляющимися физиономиями храню до сих пор. Справа от меня другой оппонент — Нико Оганесян, тогда заместитель директора Института востоковедения Армении. Да, были же, черт возьми, времена, и были нормальные нравы. Но это уже другой сюжет.
В Нальчике мне рассказали о трех типах свадеб. Первый тип — обычный.
Второй — национальный, точнее, национально-обычный, это когда местная традиция соединяется с общечеловеческой. Третий — исламский. Мои знакомые утверждали: на свадьбу последнего типа может заскочить и милиция, чтобы проверить, не слишком ли увлеклись новобрачные и их гости исламской традицией. Не был я на свадьбе в Кабардино-Балкарии. Так что не могу ни подтвердить, ни опровергнуть моих рассказчиков. Но верю им. Зато на узбекской свадьбе в Коканде побывать удалось. Дело было прохладным осенним вечером. Столы накрыты во дворе. Сверху свисали пожухлые темные листья винограда. Одетые в теплые куртки гости переминались с ноги на ногу у “мужского стола”. Женская часть свадьбы пребывала по соседству, в доме с занавешенными окнами.
Было много еды, и что-то подсказывало мне, что гости были не прочь и согреться, и слегка “подредактировать” угощение запретной жидкостью. Оглядев обильный стол, я машинально покачал головой. “Погодите, уважаемый, не беспокойтесь, — промолвил стоящий возле меня человек в ондатровой шапке, с виду доцент, а то и выше. — Погодите”. Я поднял глаза. Человек кивнул. Я улыбнулся ему. Мы, постсоветские люди, поняли друг друга. И вот когда мулла ушел, как-то незаметно и тактично мусульманская свадьба покатилась по знакомым рельсам.
Из истории известно, что изначально главными противниками винопития были арабы. Турки и персы относились к вину более терпимо. Знаменитый мусульманский политик средневековья визир при сельджукидских султанах Низам аль-Мульк (1017—1092) написал “Книгу о правлении” и назвал одну из ее глав “О распорядке собраний для винопития и правилах их устройства”. В ней он говорит, что не следует, даже невежливо приходить на эти встречи со своим вином, ибо надо уповать на щедрость правителя.
Сочинения средневековых арабских авторов — историков, философов, путешественников полны замечаний типа “несмотря на запрет Корана, питье вина было в то время широко распространено”, “в богатом вином Марокко страсть к вину особенно сильно проявлялась у женщин”, “в знатных каирских домах наряду с поваром имелся смотритель-виночерпий”…
В этой связи позвольте быть банальным и вспомнить Омара Хайяма.
Когда песню любви запоют соловьи,
Выпей сам и подругу вином напои…
“Не помогали все полицейские запреты, которые при Фатимидах (909—1171) ограничивались лишь закрытием трактиров в канун священного месяца раджаб”, — сообщает источник. Преследовал пьяниц уже второй праведный халиф Омар ибн аль-Хаттаб (634—644). Из одного этого следует, что даже в эпоху праведных халифов среди правоверных попадался пьющий элемент.
Вот талибы совсем не пили. Но, как говорится, мы любили их не только за это.
Один из самых влиятельных современных богословов Юсеф аль-Карадафи пишет, что Пророк проклял тех, кто:
— требует выжимать вино;
— кто его выжимает;
— кто владеет вином;
— кто переносит его или перевозит;
— кто торгует вином;
— кто требует вина;
— кто его покупает;
— кто поедает выгоду за его продажу;
— кто пьет вино;
— кто составляет пьющему компанию.
Книга Карадафи издана в Махачкале. Если полностью встать на позицию улема, то окажется, что, приезжая в Махачкалу, я общаюсь исключительно с теми, на ком лежит это проклятие.
Позволю себя покощунствовать. “Если бы директором был я” (была такая рубрика в “Литературной газете”), то дал бы слабину. Во всяком случае, не отлучал бы за это от ислама, если ты, конечно, не законченный алкоголик. Иначе — надо отлучать и от православия, и от буддизма, и даже от иудаизма.
Перечитал я все, что написал, и обиделся за мусульман. Несведущий человек может подумать, что запретам религии вообще мало кто следует. Следуют! И пуристов становится все больше даже среди молодежи. В отличие от русской культуры, где застолье с водкой неизбежный атрибут социализации, мусульмане вполне без нее (водки) обходятся. Мне много раз доводилось присутствовать на многолюднейших банкетах, где на столе стояли только бутылки с соком.
Попадал я в ситуации, например, в купе поезда, когда сосед-мусульманин сам не пил, но говорил, что его никак не обидит, если соседу, то есть мне, угодно опрокинуть рюмку-другую. В 2003 г. когда я прилетел в Нальчик, встречавшие меня мусульмане чинно попивали чаек, для меня же специально заказали плоскую бутылочку коньяку. Был долгий и интересный разговор. Ни я, ни “фундаменталисты” не чувствовали неудобства.
Может, в этом и заключается естественная человеческая терпимость, тот самый, если угодно, диалог, творящийся не на конференции, а просто между людьми? А “алкогольная уступка” при общении со славянскими народами очень важна, даже обязательна. Как правильно заметил белорусский вождь Александр Григорьевич Лукашенко: “Я не верю, что может наступить такое время, что мы перестанем пить — русские, белорусы и украинцы. Это наша национальная традиция, наше национальное достояние”. Мусульманам всегда придется считаться с этим нашим достоянием.
Замечено, впрочем, и другое: непьющий человек вызывает у русского обывателя не только удивление, но и уважение, даже двойное уважение — к конкретному не пьющему мусульманину и заботящейся о его трезвенности религии.
Один из экспертов, правда, не специалистов по мусульманскому миру, как-то сказал: “Да сопьются твои мусульмане рано или поздно. Кто долго от чего воздерживается, тот, когда дорвется, все сразу восполнит”. Действительно, многие мусульмане, особенно те, кто живут в абстинентских странах Персидского залива, попадая в либерально-пьянствующую Европу и Америку, “дорываются”.
Но все-таки исламская традиция слишком сильна. Выпивка не является характерной чертой для социализации мусульман. Так что в обозримом будущем мы не увидим бредущую по улице пьяную мусульманскую толпу.
Думайте как хотите, но антиалкогольная идеология — это вклад (один из), который внесла мусульманская традиция в человеческую цивилизацию.
Некоторые мусульмане не только выпивают, но также и закусывают. И тут тоже возникают проблемы: и колбаска, и ветчинка запрещены. Ибо запрещено употребление свинины. Запретил пророк Мухаммад. Попутно было заказано продавать и покупать свинину и даже покупать продукты на деньги, полученные от продажи свиньи. Кстати, свинину не ели в Аравии и до ислама. Правда, арабские всадники подкармливали ею, только жареной, своих скакунов. Кони от этого становились злее и выносливее. Впрочем, не знаю — не скакал.
Мусульмане понимают, что в век “Макдоналдса” и экспансии китайской кухни отговорить от свинины становится все сложнее. Поэтому иногда их идеологи призывают на помощь христиан, например, пророка Исайю, который приводит следующее мнение Господа нашего: “Те, которые освящают и очищают себя в рощах один за другим, едят свиное мясо, и мерзость, и мышей, все погибнут”1.
1 Исайя, 66:16—17.
У запрета на свинину есть и медицинское объяснение: в жарком климате мясо свиньи зачастую может быть заражено трихинозом. Кроме того, свинья выводит из своего организма естественным образом лишь 10 процентов мочи (против 90 процентов у остальных животных), а вся оставшаяся жидкость перерабатывается в сало. И наконец, поскольку среди других животных свиньи более всего годятся как доноры для пересадки некоторых органов человеку, то свининолюбы и салоеды — почти что каннибалы. Хватит, однако. Не будем дразнить Украину, а то она еще быстрее устремится в НАТО.
Можно бесконечно иронизировать над шариатским запретом, но все равно эту исламскую особенность надо уважать. На семинарах в Карнеги, когда ожидается значительное число мусульман, продукты из свинины мы не подаем. (Да и нет в исламе удобной пословицы “обрати порося в карася”, которой пользуются православные, желая избежать запрета на вкусненькое в долгие недели послемасленичного поста.)
А вот во Франции опростоволосились. Благотворительная организация “Солидарность французов” в 2008 г. сварила крестьянский луковый суп для бездомных (кто не пробовал — очень рекомендую). Выяснилось, что он на свином бульоне. Мэр Парижа Бертран Деланоэ, городской совет Парижа, МВД, коммунисты обвинили благотворителей в создании угрозы общественному порядку, поскольку дискриминационен сам гальский суп. Забавно, что ни одна мусульманская организация против этого не выступила — кушать-то хочется. А вот политкорректные чиновники оказались большими католиками, простите, большими мусульманами, чем ну хотя бы турецкий султан.
Кроме свинины в шариате есть целый список того, что нельзя есть. В него, например, включены: щитовидные железы, мочевой пузырь, зрачок глаза, экскременты, половые органы самца и гланды самки… А вы, читатель, любите гланды в сухарях? В общем, запреты шариата кое в чем понятны и разумны.
Бывает и так, что мусульманин оказывается в ситуации, когда у него нет или почти нет выбора. В такое положение попадали советские мусульмане, призванные служить в армию. Кто-то привыкал и возвращался в махаллю, кишлак и аул с воспоминанием об армейском сале. Кто-то так и не мог приспособиться.
Хотя, замечу, в Коране можно обнаружить, что в самом крайнем случае правоверный все-таки может отведать свининки. В третьем аяте суры “Трапеза” разъясняется:
Запрещена вам в пищу мертвечина,
Кровь и свинина…
…Кого же голод вынудит (к сей пище)
(Без нечестивости иль склонности к греху) —
Так ведь Господь, поистине, прощающ
И милостив (к людскому горю)!
Надо сказать, что в совсем уже допотопные, досоветские времена служба в армии и в самом деле была для мусульман серьезным испытанием. “Мысль только об одном общем совместном проживании мусульман в казармах с русскими у каждого вновь мобилизованного молодого, а в особенности старика-солдата, вызывала чувство глубокой скорби и содрогания. Мысль появления его в казарме была неописуемой и несмываемой печалью, — вспоминает один из участников строительства социализма в Татарстане, начавший партийную карьеру на Урале татарский активист Самигулла Касимов. — А как он, мусульманин, переживал первые дни своего появления в казарме, встречу его словами не иначе как “гололобые”, “серые бараны” и первое переодевание его из своего бешмета в солдатский костюм! Эти дни и ночи он переживал молитвами. Хранил втайне от русских иноверцев данные его матерью, женой и детьми талисманы при его отъезде из родного дома и семьи и шел умирать с этими своими талисманами… Прежде чем браться за ложку и принимать пищу из общего котла, он молил Бога, что он совершает этот грех по нужде, голоду, по безвыходности его из положения, просил его прощения”.1
1 Центр документаций общественных организаций Свердловской области (ЦДООСО), ф.221, оп.2, д.68, л.15. Этот документ раскопал в архиве исследователь Алексей Старостин.
Кстати, и в советскую эпоху, попав в армию, солдаты из мусульманских республик, в первую очередь из Средней Азии, тоже начинали грустить. Они плохо владели русским языком, не всегда точно понимали команды старшин и прапорщиков, происходивших из любивших службу украинцев. Не жаловали их, бедолаг, и офицеры. Был для них и специальный термин — “чурки”. Чаще всего мусульман ждал легендарный советский стройбат, этакий армейский отстойник, где можно было прослужить, потрогав автомат лишь в день присяги.
Однако вскоре загрустили и в Генеральном штабе. Какие-то нервные демографы посчитали, что при опережающем росте населения Средней Азии и Кавказа уже в 2000 г. треть советских солдат будут мусульманами. Слава Аллаху, Советский Союз лопнул, и российский генералитет вздохнул с облегчением. Казалось бы, все, проехали. Но прошло всего несколько лет — и что ж? Та же проблема вернулась, обернувшись призывниками с Северного Кавказа. Теперь уже российские генералы задумались, как быть с мусульманами-новобранцами из Дагестана, Ингушетии… Шутить с исламом в российской армии нельзя. Мусульманин в российской федеральной армии должен почувствовать себя моджахедом. Я не ерничаю. В одной из частей Главного управления специального строительства Минобороны был организован лекторий под названием “Мусульманин — примерный воин”.
Однако возникает много-много вопросов: где мусульманину молиться? Как, скажите, сочетать шариат с воинским уставом? Можно ли послать моджахеда на “женскую работу” — мыть пол? Я уже не говорю об отношении к мусульманину со стороны сослуживцев. Да и как быть с теми мусульманами, которые, “отколовшись от воинского коллектива”, в масштабе роты выступают с позиций этно-конфессионального сепаратизма? А ведь в армии как нигде конфессиональная идентичность должна гармонировать с идентичностью гражданской.
Добиться внутреннего душевного согласия непросто. И что интересно, в вооруженных силах есть люди, которые это понимают и стремятся по мере возможности улучшить положение. Капитан первого ранга Кашиф Тухватуллин, например, изобрел способ, как заставить солдата-мусульманина заниматься уборкой в казарме. Каперанг считает, что если правоверный отказывается мыть пол, то у него надо спросить, а где, в какой суре Корана это запрещено делать мужчине?
Три офицера С.Григорян, С.Мельков и А.Перенджиев взяли да и написали учебное пособие “Методические рекомендации по работе с военнослужащими — мусульманами”. Несмотря на скучное название, книжка дельная и полезная. Вопрос: дойдет ли она до офицеров-воспитателей и захотят ли они ее хотя бы перелистать?
Президент Чечни, лояльный Кремлю и лично премьер-министру Путину, Рамзан Кадыров однажды сказал: “Это беда России, если человек не знает, откуда он родом, не знает своего отца, своей религии. А где-то там крестили — папа-мусульманин, мама-христианка, черт его знает… Лет пять — десять, и кто будет защищать Россию?”1. Задумаемся над словами этого молодого, но ушлого политика.
Лично я с мусульманами в армии столкнулся в 1972 г. в г. Мары, где представители разных городов, этносов и конфессий — таджики, узбеки, азербайджанцы, ленинградцы (помните, был такой город Ленинград?), москвичи, а также один эстонец и один уйгур трудились переводчиками с арабского в центре подготовки иностранного контингента. Слава Аллаху, не рядовыми мы были. Кто-то служил двухгодичную, для кого-то это было студенческой практикой. Жило нас в комнате-казарме 41 человек, и было шумно, часто нервозно, но зато и очень весело. Моя кровать соседствовала с таджикской общиной, состоявшей из шести человек. По вечерам таджики пили чай. Из пиалушек. На третий день знакомства неформальный лидер таджикской общины Нуриддин Курбанов протянул мне пиалушку. Там был не чай …
Другим “испытанием”, правда, не столь суровым, становилась для некоторых мусульман-студентов в советских университетах и институтах работа в стройотрядах или поездки “на картошку”. “Картошка” славилась своим повальным пьянством, а также близкими к концлагерным условиями жизни — в каких-то летних пионерских лагерях, школах, холодных и грязных общежитиях. Выбирать еду не приходилось, а кормили странным серым супом и бурыми, неизвестного происхождения котлетками. Часто их лепили из пятисортной свинины. Вкушать ее мусульманские студенты отказывались. Разыгрывались маленькие трагедии. На осенней картошке неподалеку от подмосковного городишки Озеры в нашем небольшом коллективе трое азербайджанцев чуть ли не со слезами пообещали взамен казенной жратвы изготовить плов. Плова они так и не сумели сварганить, а нас оставили голодными, из-за чего произошло то, что сегодня было бы названо межконфессиональным конфликтом. “Ну их с ихним исламом”, — прокомментировала ситуацию одна немусульманская барышня.
Однако исламская традиция принятия пищи состоит не только из запретов. Есть еще и то, что можно по праву назвать “исламской кухней”. Книгу с таким названием написала Лилия Заули2. И поверьте, что одним пловом, доннер-кебабом и даже татарскими беляшами (мое любимое блюдо) эта кухня не ограничивается. Тут я в бессилии опускаю руки.
1 “Я не человек президента…”. Интервью Рамзана Кадырова Вадиму Речкалову. МК, 27 ноября 2007.
2 Лилия Заули. Исламская кухня. Перевод с итальянского. Москва, 2008.
И все же пищевое вето — наиболее известная для немусульманской публики часть шариата и вообще ислама.
Шариат, однако, налагает и иные запреты. К примеру, нельзя носить драгоценности. Конечно, это касается в первую очередь мужчин. Я с этим категорически согласен. Помните в 1990-х обилие толстых шей, увешанных толстыми золотыми цепками? В одном из хадисов сказано, что Пророк, обнаружив на пальце некоего мусульманина золотой перстень, отобрал и выбросил его, при этом молвив: “Если кто-то из вас будет пользоваться горящей головней, пусть возьмет ее в руки”. К злополучному перстню приравниваются золотые часы, “паркеры” с золотым пером, портсигары, зажигалки. На беду занимающих руководящие посты советских и постсоветских мусульман в список попали и золотые коронки. Вспоминается яркая сентенция вождя туркменского народа Сапармурада Ниязова, который, оглядев своих соратников, якобы изрек: “Сначала из страны уехали золотые мозги, потом — золотые руки, остались золотые зубы”. Вот таким образом мудрость пророка обрела второе дыхание в нейтральном Туркменистане.
Но и здесь не все так просто. Муфтий Оренбургской области Барый Хайруллин, отнюдь не оправдываясь, а просто констатируя медицинский факт, заметил: “У меня в зубах коронки с напылением, но это не украшение”. И молодец муфтий, что заботится о своем здоровье.
В своих призывах к умеренности Мухаммад был совершенно искренен. Он вел скромный образ жизни, проповедовал равенство перед Всевышним. Наконец, Аравия VII века явно не располагала к роскоши — кондиционеров тогда не было. Да и фанатичная борьба за идею не должна быть осквернена тягой к материальным благам. Богатство губит любой харизматический режим. Развалу СССР предшествовала тотальная деградация большевистской элиты. Простой, но очень показательный символ этой деградации — кремлевский паек и его меньшие областные и районные братья. Начался кремлевский паек всего-то с дополнительного стакана чая, которым по указанию Ленина стали обносить участников заседаний Совнаркома.
Женщинам носить украшения дозволяется, что объясняется чуть ли не биологической их потребностью в бусах, кольцах и серьгах.
Запрещено есть на золотой посуде (вы часто едите с золотых тарелок?), пить из золотых кубков — это все без различия пола. Правда, ничего не сказано про золотые унитазы, а, по слухам, кое у кого из мусульман Персидского залива они имеются.
Есть запреты и по части коммерческой деятельности. По шариату нельзя обманывать и мошенничать, обвешивать и обмеривать. Какой католик или буддист станет с этим спорить? А вот дальше: запрещена монополия в бизнесе, если она “не прощена Аллахом и его Пророком”. И конечно, шариат запрещает ссудный процент — риба. Запрещает строго, и потому в мусульманском мире ростовщичество было отдано на откуп чуждым элементам — евреям, армянам. Хотя и кое-кто из мусульман этим не брезговал. Помню фильм “Насреддин в Бухаре”, снятый еще в 1943 г. Там вовсю орудовал ужасный человек — ростовщик Джафар, которому потворствовали реакционные муллы. Впрочем, это всего лишь кино. На самом деле, хоть запрет на риба никто не отменял, банки-то действуют. Еще как действуют. И притом не разоряются. На каждый запрет есть своя отмычка. В исламе она формулируется в трех словах: мушарака, которая в свою очередь состоит из мударабы и мурабахи. Я, конечно, кое-как могу разъяснить, что все это значит. Но не так солидно и аргументированно, как специалист по исламским банкам Андрей Журавлев, написавший в 2002 г. книгу “Теория и практика исламского банковского дела”. Поэтому ограничусь цитатой из брошюрки “Ислам”, изданной в 1988 г. в серии “Словарь атеиста”. Исламский “словарик”, несмотря на атеистическое предназначение, очень толковый и профессионально сделан. Так вот там про мушараку сказано, что она “позволяет создавать различные предприятия, получающие прибыль, обходя при этом запрет на риба”. Именно мушаракой руководствуется Исламский банк развития — самая мощная в мусульманском мире финансовая организация.
И правильно. Представить банк, который не имеет от своей деятельности никакого навара, невозможно. Тот же Журавлев считает, что “говорить о том, что экономические системы, которые сложились в странах традиционного распространения ислама, являются в прямом смысле “исламскими”, было бы неправильно”.
Скептически настроен шариат и в отношении азартных игр. Запрещено играть в кости и в нарды. В одном хадисе сказано, что “играющий в нарды подобен погрузившему руки свои в мясо свиньи и кровь ее”. Богословы так и не пришли к окончательному выводу, позволительно ли играть в шахматы. Считается, что в шахматы можно играть если: 1) мусульманин из-за них не опаздывает к молитве; 2) если, играя, он не впадает в азарт; 3) если играющие не сквернословят… В общем разумно. Да и трудно представить себе мусульманского гроссмейстера, сопровождающего объявление мата сопернику сквернословием. И тем не менее… Тем не менее аятолла Хомейни шахматы запретил. Вероятно, на всякий случай.
Запреты — и реальные, и невыполнимые — придают исламу таинственность, даже шарм. Немусульмане воспринимают их как визитную карточку ислама. Будем знакомы, ислам: мною запрещено то-то и то-то.
Другая волнующая и увлекательная сторона ислама — многоженство.
В советском отечестве с многоженством боролись. Еще в 30-е годы “партийно-государственные организации республик Востока, выполняя указания Центрального Комитета партии, организовали прием женщин в партию, что имело решающее значение для их политической активизации. Росли ряды коммунисток…”1.
1 М.В.Вагабов. Ислам и семья. Москва, изд-во “Наука”, 1980. С.103.
Но и это не спасало. В скрытом виде многоженство процветало и при большевиках. В полигамных семьях коммунисток, скорее всего, не было. В 50—80-е среди жен попадались комсомолки, в Дагестане и Ферганской долине — зрелые пионерки. Известны случаи, когда мужья ругали своих жен за плохие отметки по химии и алгебре. Вызывали ли их в школу за плохую успеваемость супруг — о том история умалчивает.
Полигамия благополучно дожила до наших дней. И как к ней следует относиться, власть, уже постсоветская, до конца и не решила.
В 70—80-е мне приходилось выступать по линии могущественного просветительского общества “Знание” с лекциями об исламе. Аудитории попадались самые разные. В Томске слушателями были “закрытые ученые”, в Ташкенте — члены общества слепых, в башкирском городе Салават — преподаватели местного музыкального училища. Как бы ни складывалась лекция, рано или поздно задавался вопрос о полигамии. Порой многоженство даже выручало, помогало собирать слушателей, не стремившихся повышать свой общий культурно-политический уровень и тосковавших при агитационном пустословии.
Однажды было велено прочесть лекцию об исламе в 8 часов вечера (!) в общежитии (!) овощной базы (!) Дзержинского района Москвы. Общежитие оказалось женским, его железная дверь была на засове, и меня туда долго не пускали. Наконец, прочтя по слогам “райкомовскую путевку”, комендантша темным коридором провела меня в клубную комнату. “Клуб” был пуст. Не считая лектора и школьного стола. Я уже собрался уходить, когда вошли две неряшливые девахи, хихикнули и поинтересовались, что за лекция.
— Об исламе, — ответил я.
— Да ну? — обиженно протянули они.
— О многоженстве, — добавил я тогда.
— А! — сказали они. И исчезли.
В коридоре послышался смех. Через секунду в “клуб” заглянула девичья головка и сказала:
— Простите, подождите, пожалуйста, мы сейчас девочек соберем.
Через десять минут в комнате собрался целый цветник. Каждый цветочек приходил со своей табуреткой. Опоздавшие рассаживались в коридоре. Лекция прошла с колоссальным успехом, и лектора долго не отпускали.
Сегодня вопрос о полигамии вызывает особый, даже болезненный интерес. У христиан тоже. Европейские страны, в том числе Россия, столкнулись с собственной ущербной демографией, особенно заметной на фоне стремительно растущей мусульманской миграции.
Наконец, были и есть войны. Из-за них мужчин, отчаянно погибавших в боях и походах, всегда было меньше. Избытку женщин посвящены книги, фильмы, вспомните хотя бы великую “Простую историю” с Нонной Мордюковой и Михаилом Ульяновым. Помните, как говорит Она, председатель колхоза, Ему, секретарю обкома: “Хороший ты мужик, но не орел”. Орлов всегда не хватало. И ислам об этом рассуждает честно. Полигамия становилась решением “главного женского вопроса”. В конце концов, если целая мировая религия допускает многоженство, оно не может рассматриваться как отклонение от нормы. Многоженство является одним из способов выживания. Трудно представить себе, что случилось бы с человечеством, если бы не этот пикантный регулятор соотношения его мужской и женской части.
Не ислам придумал многоженство. Оно существовало до него и было распространено среди многих языческих племен. Впрочем, у арабов существовала и разновидность полиандрии. Она состояла в том, что сразу несколько, но не более десятка мужчин “входили” по очереди к даме, а та впоследствии наугад называла имя отца ребенка. Другим, еще более занятным варинтом брака было право женщины пускать к себе сколь угодно большое количество мужчин, а затем приглашать предсказателей, которые должны были угадать, кому принадлежит отцовство. На двери такой “общей жены” вывешивались флаги, которые свидетельствовали о ее, так сказать, “общедоступности”.
Проблему переизбытка женщин пыталось решать и христианство, правда,
своеобразно. Инквизиция уничтожила, по некоторым данным, до миллиона европеек. Говорят, самых красивых. А выдали бы их всех замуж вторыми и третьими женами, глядишь, не было бы сейчас в Старом свете демографического кризиса. Любопытно, что сами инквизиторы де-факто были не чужды многоженства. В 1721 г. в Мехико был арестован монах Франсиско Диего де Серато, который обвинялся в сожительстве с сорока пятью женщинами. Сам он утверждал, что сожительствовал с семьюдесятью шестью мулатками, метисками, испанками. За это его наказали… двумя годами пребывания в монастыре1.
1 Цит. по: И.Р.Григулевич. Крест и меч. Москва, 1977. С.154.
Тотальное неприятие полигамии в немусульманском обществе постепенно смягчается. Как ни парадоксально, помимо всего прочего, это обусловлено также размыванием, или более открытым толкованием морали и этики, прежде всего в Европе и США. Да и в России.
Но все же не каждый мужчина, даже в самом соку, отважится на многоженство. Советский поэт Михаил Светлов называет обладателя гарема “гаремыкой”. Да и в “Кавказской пленнице” Юрий Никулин поет: “Если б я был султан, был бы холостой”.
В соответствии с Кораном каждый мусульманин имеет право на четырех жен.
Возьмите в жены тех,
Которые любимы вами,
(Будь то одна, иль) две, иль три, или четыре.
(Сура 4, “Женщины” /Ан-Ниса/, аят 3)
Сам же пророк Мухаммад имел одновременно 9 жен. Это произошло после кончины в 621 г. его первой и самой любимой жены Хадиджи, брак с которой был — это подчеркнем особо — сугубо моногамен. На основании обвинения в девятиженстве кое-кто пытался представить Мухаммада чуть ли не сексуальным маньяком. Однако дело обстояло иначе и проще. Некоторые браки объяснялись политическими расчетами, другие — стремлением оказать покровительство пострадавшим женщинам.
Кстати, сура “Женщины” восходит к поражению мусульман при Ухуде, когда было перебито немало воинов. И это вполне созвучно словам президента Чечни Рамзана Кадырова, уверенного, что именно многоженство может спасти чеченское общество, лишившееся в ходе двух войн десятков тысяч мужчин.
Заинтересовавшимся проблемой многоженства советую прочесть занятную книженцию, которая так и называется “Многоженство” (издательский дом “Ансар”, Москва, 2006 г.). Перелистайте ее хотя бы из-за шокирующих православную душу названий главок и разделов: “Вторая жена: быть или не быть”, “Я и жена моего мужа”, “Папа, мама, жены папы, я — вместе дружная семья”. Конечно, в книге немало апологетики. Ее всегда хватает там, где автор пытается обосновать преимущества своей религии. Зато некоторые ее положения звучат убедительно.
Я бывал в семьях с одним мужем и несколькими женами и, откровенно говоря, никакого дискомфорта не ощущал. Когда я рассказал об этом одному своему знакомому, на его лице появилось изумление и реагировал он примерно так: “Как? Вот так и ходят по дому все сразу и одна знает, что другая — тоже жена. И ничего?”
Действительно ничего. В упомянутом “Многоженстве” подробно и со знанием дела говорится, когда и при каких условиях муж может взять еще одну жену и как к этому должны (должна) относиться ранее появившиеся супруги. В книге есть пространное интервью Мукаддаса Бибарсова, женатого шариатским браком на двух мусульманках.
В Ливии, в городе Бенгази, хозяином трехэтажного дома, где нам снимали квартиру, был мужчина лет пятидесяти пяти по имени Хадж Мухаммад, имевший трех жен. Он не давал им болтаться по улицам и в магазины за продуктами ходил сам. Жены его прятались в комнатах, зато взрослые дочки использовали всякую возможность встретиться взглядом и даже поздороваться с русскими постояльцами.
Другой ливиец, весьма состоятельный человек, растолковал, по какому принципу он формировал свою семью. Первая жена — ливийка, что нужно для увеличения количества ливийцев, которых в конце 70-х насчитывалось всего 3 миллиона.
Вторая — египтянка, ибо египтянки очень хозяйственные и чадолюбивые. Третья — туниска, которая говорит по-французски и имеет высшее образование. Она олицетворяет собой модернизацию исламского мира. Кроме того, она красива. В этом я мог убедиться, ибо тунисская жена лично приносила нам кофе и даже минут пять посидела вместе с мужчинами. В общем, комсомолка, спортсменка… Наконец, четвертая жена — француженка. Ее я не видел, а на вопрос, зачем ему француженка, мой собеседник удивленно ответил: “Француженка ведь, чего тут непонятного?”
На арабской улице многоженная семья выглядит непривычно: впереди целеустремленно вышагивает муж. За ним поспешают две-три жены. Иногда глава семьи держит младенца. Как-то я спросил у одного такого мужа, зачем ему младенец на руках? Он пожал плечами и ответил: да нравится мне его нести. На глупый вопрос был получен точный и понятный ответ.
О том, как уживаются жены в полигамных семьях, написаны собрания сочинений. Одна из книг, где об этом очень красиво, душевно повествуется, — роман башкирского классика Мустая Карима. Книга автобиографична. Среди главных персонажей — старшая и младшая матери, поведение которых, во всяком случае, с точки зрения исламской этики, безупречно.
Зато во многих произведениях арабской литературы жизнь в таких семьях выглядит отнюдь не солнечной.
Есть и еще один вопросец. Враг Хомейни Салман Рушди в своей уже не обидной для ислама книге “Восток — Запад” сформулировал его щемяще доходчиво: “С годами эротические аппетиты у мужчин гаснут, у женщин только растут”. В самом деле, как быть с теми мусульманскими женщинами, которые еще молодыми навечно остаются при затухающем муже? На это ислам ответа не дает.
Вот что в нем определено точно, так это запрет на использование противозачаточных средств и вообще на меры по ограничению рождаемости. Ислам здесь не одинок. То же и в католичестве. Хотя, конечно, христиане куда как либеральнее. Надо признать, что у ислама осуществление надзора за соблюдением этого запрета получается лучше. Аборты в мусульманском мире — штука невозможная. По закону невозможная. Зато можно купить презерватив. Правда, не везде.
Планирование семьи в мусульманском мире проходит с большим скрипом. В 1977 году на этом надломилась политическая карьера Индиры Ганди. Она тоже намеревалась планировать местные мусульманские семьи, что сначала дестабилизировало обстановку в стране, а затем привело к ее отставке. Ныне мусульманское “меньшинство” в Индии перевалило за 150 миллионов.
Уж коль заговорили о супружестве и деторождении, нельзя не сказать и о такой вызывающей теме, как секс. Секс в исламе. На эту тему написано несколько скучных книжек и еще более скучных статей. Но нигде не сказано: как это по-мусульмански? В исламской традиции сексу не уделяется столько места, сколько, например, в индуистской. Но об интересе к сексу свидетельствуют, например, магазины дамского белья. Эти торговые точки “дамского счастья” в разных странах выглядят по-разному, но нигде не пустуют. В Стамбуле и Бейруте они действуют по-европейски и ничем не примечательны. На базаре в Иерусалиме молодец-продавец бойко размахивает перед покупательницами незамысловатыми лифчиками. В подчеркнуто исламской Ливии в магазинах выставлялись манекены, обряженные в самые вызывающие дамские аксессуары, но эти манекены были лишены голов. В Иране поступили честнее: там в подобных магазинах витрин просто нет. И мужчин в них не пускают.
Не везде можно приобрести и нецензурированные журналы мод. В киосках пуританских стран некоторые фрагменты фотомоделей бывали тщательно заштрихованы. Однако в Триполи, например, за пол тамошнего фунта можно было приобрести неиспорченный журнал.
Не просто живется модницам в мусульманском мире. Сколько бы ни писали о сотворении истинно исламской моды, целиком “завернуть мусульманку в традицию” непросто. Ислам запрещает носить яркое, особенно красное. Злые языки утверждают, что это идет еще от иудаизма. В нем якобы был прописан закон, по которому порядочным женщинам носить красное запрещалось, поскольку в него рядились женщины легкого поведения. Что носить мусульманке — вечная и нормальная проблема. Сами женщины относятся к ней диалектически и считают, что одеваться по шариату не значит “выглядеть кульком”. Универсальной “исламской моды” не будет никогда, но попытки сочетать традиционное со стилем эпохи будут продолжаться бесконечно.
Помню, еще в 1970-е в Каире эта проблема не стояла. Покрытых платками египтянок было очень мало. Конечно, в старой части города, на рынке Хан-Халили, ислама в одежде было больше, но для меня тогда это было экзотикой, к которой быстро привыкаешь. Прошло лет двадцать, и я опять оказался в Каире, запечатленном в памяти разухабистым, вольным городом. Вышел в центр на пересечение улиц Талаата Харба и Мухаммада Басьюни и сразу ощутил: что-то здесь не так, как раньше. Сначала не понял, потом догадался: исчезли яркие женщины, изменилась женская походка, покрылись платками головы.
У меня было немного свободного времени, и я решил провести социологическое исследование. Я встал на переходе и принялся подсчитывать женщин в платках (шляпках) и без. Из ста головы были покрыты у шестидесяти пяти. Коллега, побывавшая в египетской столице в прошлом году, сообщила, что нынче головы покрыты платками у всех.
Исламский стиль примелькался в Европе. В каком-нибудь гаагском трамвае или в брюссельском автобусе половина пассажирок одета в мусульманские или в как бы мусульманские одежды. В хиджабе разгуливает Монмартр. Однако нестарые мусульманки усовершенствовали свои платья и кофточки настолько, что у прохожего христианина всегда найдется, за что зацепиться взором. Как-то я наткнулся на честное признание одной российской мусульманки, что “мужчины часто реагируют на хиджаб весьма позитивно”. Кстати, ею же подмечено, что “неприязнь к хиджабу проявляют понурые женщины лет сорока пяти”. С опущенными долу глазками быть скромницей весьма пикантно. Носительница платка всеми фибрами души чувствует, что быстрый взгляд из-под обязательной скромности куда заманчивее, чем откровенный. Получается почти как у Островского в “Волках и овцах”, где Глафира рассуждает о привлекательности монашеского одеяния.
Вполне согласен с неофиткой Айшой Галиной Бабич, которая на страницах “Ислам.ру” признает, что “золотая середина между скромностью и красотой еще не найдена”. Только думаю, эта “золотая середина” не будет найдена никогда.
Говорят, что сегодня мусульманские платки — прежде всего эпатаж. Наверно, так думают многие. Может, потому, что люди до конца не верят в возвращение религии. Помните, в России в начале 1990-х действительно стало модным быть верующим. Потом мода пошла на убыль. В церквах, как и в мечетях, давки сегодня нет. Но именно мода — один из двигателей, “запустивших” религиозный ренессанс, вернувших вкус к традиции.
Да, головные платки носят и будут носить все больше и больше. Так же, как и длинные платья. Платок в мусульманском мире — прежде всего символ идентичности. В 2004 г. объявлен даже Международный день солидарности в защиту хиджаба. Славный праздник приходится на 12 июля.
Русские женщины покрывают голову платком, только когда входят в церковь. Носить платок — давно забытая традиция. Набрасывая при входе в церковь платок, прихожанка словно говорит себе: вот я смиряюсь, отрешаюсь от суеты и побуду немножко в своей вере. Мусульманка носит платок везде. Улавливаете разницу?
Запреты, многоженство… Что еще вызывает “нездоровый интерес” к исламу? Ах, да, как же я позабыл — есть еще наказания: рубка конечностей, побивание камнями за супружескую неверность. Но о них я писать не буду, поскольку в этих записках пытаюсь опираться на личные впечатления и, если угодно, ощущения. А на “исламских наказаниях” я не присутствовал. Хотя от коллег друзей слышал, как вешали в Дамаске, как пороли в Исламабаде (Пакистан), как укорачивали конечности в Йемене.
Рассказывают, в начале 90-х в Дагестане провели опрос среди русского населения, в котором был пункт, согласны ли они на введение шариатских наказаний за воровство и прочие правонарушения? Так вот, якобы за “рубку рук” высказалось большинство православных. Может, это и легенда, но, может, и быль. Ведь выступает же большинство россиян за смертную казнь.
Да и то, как быть со мздоимством, по сути тем же воровством, вежливо именуемым коррупцией? А вот камнями за супружескую измену я бы не побивал. Ведь так и жен не останется. Как тогда решать демографическую проблему? Так что применение шариата должно быть избирательным и… щадящим.
В детстве я любил читать книжку Корнея Чуковского “Серебряный герб”. Есть там такой эпизод: священник, заметив поедающего в пятницу пирожок с ветчиной гимназиста, пришел в ужас и, так сказать, заклеймил его. Гимназист же про себя подумал: неужели Богу не лень по средам и пятницам заглядывать в рот каждому, дабы проверить, не нарушил ли тот строгий мясной запрет?
Безымянный грек высек в дельфийском храме Аполлона: “Все в меру”, и он по-прежнему прав.