В переводах Александра Файнберга
Опубликовано в журнале Дружба Народов, номер 2, 2009
Справедливость
— Не обвиняй, — сказали бедняку. —
Бери богатство, что тебе не снилось.
Бедняк ответил: — На моем веку
любых богатств превыше справедливость.
Спросили перед смертью богача:
— Что золоту б вовек не покорилось?
В ответ последний шепот прозвучал:
— Бедняк, который ищет справедливость.
Толпа
Когда повешен был Маграб, скажи, где ты была?
Когда расстрелян был Чулпан, ты сладко ли спала?
Спросила ль ты, куда пропал однажды Кадыри?
Была ль щитом, когда беда пришла в края твои?
Вершил палач неправый суд. Но именем твоим.
Он именем твоим свою историю творил.
Ты что? Ты кто? Откуда сил полны твои кнуты?
И зрелищ смутных колдовство зачем так любишь ты?
С бездонной горечью в душе смотрю, как ты слепа.
Когда ж народом станешь ты, безликая толпа?
Карагач
Иду к ручью, устав от неудач.
Иду к тебе, мой старый карагач.
Пусть я пою, пусть бессловесен ты,
мы родственники средь мирской тщеты.
Но люди сень твою благодарят,
меня ж за доброту они корят.
Ответь мне шумом вековых ветвей,
как жить на свете с участью моей?
Давай меняться. Станем над ручьем
ты — человеком, я — карагачом,
чтоб ты, всю жизнь меня благодаря,
однажды на костре спалил меня.
Эркин Вахидов
Вокзал
Загрустив душою беспокойной,
вспомнил я в постылой тишине,
что вовек покою непокорный
есть вокзал. И он поможет мне.
Я иду к вокзалу на свиданье,
к жизни, что всегда бурлит рекой
в суматохе встреч и расставаний,
в радости и горести людской.
Здесь перемешались смех и слезы.
Жизнь вокруг, но не узнаешь ты —
то ль трубят о счастье тепловозы,
то ль протяжно стонут от беды.
Люди в море чувств плывут, как могут.
Плыл и я. Но так и не узнал,
как в себя вместил такое море
этот старый маленький вокзал.
Секунды
Живем легко, секунд не замечая.
Смеемся у беспечности в плену.
А маятник — он головой качает,
беспечность эту ставя нам в вину.
Он словно говорит нам: — Будет поздно.
Спешите за секундою любой.
Всему свой срок. И не пришлось бы после
жалеть о них, качая головой.
Сирожиддин Сайид
Человек
Пришел ты разрушать свое созданье.
Чернеет тень оружья на Коране.
Кем послан? И зачем явился ты?
И кто из нас, ответь мне, мусульманин?
И ты ответь мне, Библией храним,
за что не чтишь в миру чужих святынь?
Стволы подняв на хижины чужие,
скажи мне, кто из вас есть славянин?
У зла нет наций. И глаза пусты.
Ни рода, ни племен нет у вражды.
Познанье этой истины извечной
и полумесяцы венчают, и кресты.
Ты создан не для бед, не для лишений,
не для клинков, что бредят про отмщенье.
Для доброты тебя Всевышний создал,
для дел благочестивых и священных.
После ночного покоса
Готовые к полночному купанью
семь девушек стоят на берегу,
и семь серпов, что, отзвенев, упали,
как полумесяцы, блестевшие в стогу.
Семь платьев охраняют валуны.
Желанный миг, желанная свобода.
И, отразив небесный свет луны,
семь лун земных легко ступают в воду.
И ласковая плещется река,
семь жарких тел прохладой омывая.
Мужчины спят, забравшись на стога.
Их одолела полночь луговая.
Спят в забытьи, от свежих трав хмельном.
Над ними в небе путь мерцает Млечный.
Я б тоже спал в стогу глубоким сном.
Но лунный свет реки… Но эти плечи!..
Хосият Рустамова
Анне Ахматовой
Горю, горю. Да так, что даже небо
растаяло от моего огня,
как первый снег, что был и больше не был.
Ты, счастье жизни, не ищи меня.
Лишь строки, строки. Музыка святая.
И слышат ее те, кто одинок.
Когда стихи в глазах твоих читаю,
земная твердь уходит из-под ног.
Нет этих строк прекрасней и священней.
Их в книгах не отыщет книгочей.
Так дай душе горящей разрешенье
читать их до моих последних дней.
Нет времени. Есть только строки эти.
Они скользят по звездному лучу.
Зачем, земное счастье, ты мне светишь?
Счастливая, я счастья не хочу.
* * *
Мое узбекское, мое родное имя,
тебя поймут в Париже или в Риме?
И примут ли голландские тюльпаны
тюльпаны моего Узбекистана?
И банджо Запада фольклорные аккорды
воспримут ли земли моей макомы?
И все же я уверена в одном —
планета — это наш единый дом.
Цветы и песни знают. А вот люди…
Да что гадать? Как будет, так и будет.
Но как хотелось бы, чтоб все… чтоб все… чтоб все…
Стою одна на взлетной полосе.
Рустам Мусурман
Молитва
Любовь и Вечность в музыке мы слышим.
Мелодия, звучи, не умолкай.
О дай мне стать, молю тебя, Всевышний,
тем воздухом, которым дышит най.
С лучами солнца роза расцветает.
Всевышний, я молю среди весны —
биенью сердца дай звучанье тара,
душе дай дрожь натянутой струны.
Пускай во мне звон бубна не смолкает.
Мне не нужна другая благодать.
Не морем, не горой, не облаками —
дай мне, Всевышний, музыкою стать.
Пугало
Прочь, стая! Прочь! Прочь, птицы! Хой гала-а-а!
Я черных ваших крыльев не приемлю.
Лозу, что виноградом зацвела,
не вы, не вы сажали в эту землю.
Прочь, клювы хищные! Прочь, крылья! Хой гала!
Держу я камень сердца, как в праще,
в груди своей меж ребер деревянных.
В своем зеленом травяном плаще
я винограду сторож постоянный.
не доводите вы меня до зла.
Прочь, воры! Прочь отсюда! Хой гала!
Пускай я только деревянный крест.
Но нить души концы креста связует.
И лишь затем, чтоб гнать вас с этих мест,
я осенен небесною лазурью.
Я здесь, чтоб для людей лоза жила.
Прочь, крылья черные! Прочь, птицы! Хой гала!
Пусть надо мной шалаш и глух, и слеп,
Но снизу сам его столбы держу я.
Меня в нем отнесут в могильный склеп,
но до зимы я честно отдежурю.
Пусть от меня развеется зола.
Весной другой здесь встанет. Хой гала!
Я в землю эту вкопан не для славы.
Я просто охраняю этот сад.
Я понимаю — виноград вам сладок.
Но ведь не ваш он — этот виноград.
Заботы ваши — не мои дела.
Трещи, моя трещетка! Хой гала!
Мы — пугала! Но мы не просто бревна.
Зной лета не обуглит нам тела.
Сто фениксов из деревянных ребер
взлетят к лозе, чтоб крикнуть: — Хой гала!
Но только стоит к ночи нам остыть,
мы думаем: — А как же птицам быть?
Бозбарак
Милая бумажная игрушка,
мой кораблик голубых высот,
бозбарак — волшебная вертушка —
мне — мальчишке — дарит свой полет.
Мне с земли руками машут дети,
смотрят снизу, как в моих руках
бозбарак поймает встречный ветер
и, крутясь, гуляет в облаках.
Я лечу все выше, выше, выше.
С неба, где просторней и вольней,
вижу наши маленькие крыши
и квадраты маленьких полей.
Шар земной! Родной невечный берег,
он мечту мечтателю простит.
Тот, кто с детства в бозбарак не верит,
никогда на небо не взлетит.
Только детство песню свою спело,
унесло счастливые года.
Над рекою жизни пролетело,
в облаках пропало навсегда.
Я люблю рассветных гор вершины
и тебя, закатная заря,
крылья стрекозы над камышиной,
над арыком скрипы чигиря.
Но когда приходят неудачи
и когда на сердце все не так,
я тайком о бозбараке плачу.
Бозбарак мой… Где ты, бозбарак?