Стихи
Опубликовано в журнале Дружба Народов, номер 12, 2009
Алена Каримова
* * *
или, точней, у рек.
У рубикона любви, тоски —
берег, вернее, брег —
так и стоишь, невесом и пуст,
так и глядишь туда,
где со звездою однажды — пусть! —
заговорит звезда…
А ведь бывало, в воде реки,
тени наискосок,
тыкались в ноги тебе мальки,
воду мутил песок.
Ивы стояли, как в букваре,
звались: ветла, ольха…
И о тоске ты по той поре
мало чего слыхал…
После встречали — у самых ног —
Волга, Илеть, Ока…
Думалось: “Боже, как мир глубок,
в сущности, он — река”.
После бурлили, влекли в порог
Лена, Катунь, Юшут…
“Боже, тоски-то еще и впрок
хватит, а я дышу!”.
Вдруг, от себя самого устав,
видишь: Нева, Нева…
Сфинксов поутру врасплох застав,
переводить слова.
Вот и мерцанье другой строки,
может, главы другой…
Все начинается у реки —
что же ты, дорогой?
ЦПКиО
не все имеет цену,
и мы с тобой вовек не продадим
смешную эту маленькую сцену,
где прошлый век —
уныл и невредим —
змеей чудной за хвост себя кусая,
все также, обозренья колесом,
скрипит, над головами повисая…
Осенний воздух, мрачен и весом,
наполнит легких парные сосуды —
ты скажешь:
“как на сердце тяжело…”
Ты скажешь:
“Эти сплетни, пересуды…
такое зло…
смотри, какое зло…”
Но это все
всего лишь воздух влажный,
где волглая река
вошла в изгиб,
где старый танкер брошен экипажем,
но не погиб.
Ты видишь? — не погиб.
* * *
победы-беды одинаково горек плод,
а где-то на свете и вправду есть океан —
огромная туша упругих соленых вод.
Но нет — “не считово!” — как в детстве кричали мы —
я трогать его и слышать его не могу.
Я знаю — он там, но прохладное тело тьмы
стоит между нами, а я стою на снегу…
Грамматика невозможностей — проще нет:
возможность не стоит ни свеч, ни любви, ни слез…
Поэтому, Господи, создал ты мне запрет —
чтоб жизнь наконец-то моя началась всерьез?
Но пой, золотая лампочка, — свет в окне
останься-останься нежен и невредим.
И я даже знаю номер: два-три-один,
и снег подоконника не безразличен мне.
* * *
Нарсулу Гургубаевой
Бледным золотом алыча
на ладони у толмача.
Запах выгоревшей степи —
и не можется, а терпи.
Белогривой судьбой влеком,
разговаривай языком
не прирученным до конца.
Неумело хвали Творца
каждой нотой своих речей —
ну и что, что толмач ничей,
ну и что, что вода в песок,
ну и что, что болит висок…
Сладко к сердцу от сердца плыть,
быть единым, но многим быть,
уговаривать белый звук
он себе и стрела, и лук,
жила, крепкая тетива,
камень стен за водою рва…
Нет забвенья и тишины,
нету мира и нет войны,
только музыка — навсегда —
не истратится никогда…
* * *
Я была вода, на тебя смотрела из-подо льда.
Только путь воды, удивительный путь воды
Преграждали воде слепые белые льды.
А когда говорил: ну давай же, лети сюда —
Птица, рыба, света кусочек по проводам —
я неслась, веселая, логике вопреки,
выходила дважды из той же самой реки.
Потому что нет реки, и сама река —
только слово твое, только слово издалека.
Газизова Лилия Ривкатовна — поэт. Родилась в Казани. Окончила Казанский мединститут (1990) и Литинститут им. М. Горького (1996). Работала детским врачом, ныне — руководитель секции русской литературы и художественного перевода СП Татарстана. Автор 5 сборников поэзии. Составитель антологий: “Как время катится в Казани золотое…”, “Современная татарская поэзия (совм. с В.Малышевым)” и “Современная татарская проза”. Лауреат литературной премии им. Г.Р.Державина. Живет в Казани.
* * *
Не за то, что прошел.
За те знаки, что он расставил.
А я разгадать не успела.
Знаю, напомнят они о себе
Паутинкой, сверкнувшей на небе,
Или звуком упавшего яблока.
А, может, проснусь
С чувством тревожным?
Кто знает…
* * *
В тридцать пять
Почему-то смешно.
Заботы о ближних и хлебе насущном
Безоглядность съедают.
И оглядываешься, оглядываешься…
Но так хочется, черт возьми,
Написать о любви безоглядной
В тридцать пять
Или даже ее испытать!
* * *
Одиночество.
Оно мягкое, как вата,
Липкое, как руки после чак-чака,
Любимого татарского лакомства.
Иногда оно твердое,
Как стена
Нового дома
На улице Лесгафта,
Где нам, кто знает,
Суждено вместе жить.
Одиночество принимает форму
Чашки,
Из которой пью кофе.
Ты ее подарил мне
На женский день.
Пропитываюсь одиночеством,
Как губка.
Одинокая губка.
* * *
Не в предместье Парижа
И не в обитель печали русской.
В Буа, татарскую провинцию,
Родину отца моего.
Там разыщу мое детство…
Алдошин Тимур Леонидович — поэт. Родился в 1961 г. в Казани. Руководитель литературной студии “ARS Poetica” при Казанском ун-те. Автор книги стихов “Те и Эти светы” (Казань). Лауреат литературной премии имени А.М.Горького (2005). Живет в Казани. В журнале “Дружба народов” печатается впервые.
* * *
по столицам северным-южным,
покрутись еще елкой-лампочкой
новогодним праздником вьюжным!
Полетай горячей картошкою
с одних ладоней — в другие ладони…
погуляй средь грязи Хорошею —
авось, до времени Бог не тронет.
Мы у Бога не все за пазухой:
кто снежинка и кто картошка —
тех Он спрятать чуть-чуть запаздывает —
пусть остынут сперва немножко.
Пусть ледышка растает в ладонях,
а комета растает в воздухе…
Налетавшись, станешь водою —
Он пройдет по тебе, как посуху.
* * *
рассвета кровью всей
высоко выводя над вечной Буковиной
кириллицу гусей.
Я умер, как шакал, расстрелянный бесславно
у стенки без дверей.
Но пела на стене чужая Ярославна
над гибелью моей.
Шли стаи журавлей небесным Перемышлем,
шли ангелов стада.
Подземным муравьем, амбарной серой мышью
воскресну без стыда.
Всей хлябью, всей землей мы свойственны рожденью,
не смерти ледяной.
Россия Рождества, как грозное виденье,
вставала надо мной.
Молился за меня младенца крик высокий
из бедного шатра,
где рядом ты прошла — не с бала, не с тусовки —
с судебного костра.
Как заплуталась смерть, как заплеталась жизнью,
как родами рвала!
Все ветки наших вен — то чувствами, то мыслью —
в косички заплела.
Никто не умирал. Ты шлепнула ладошкой
по жопочке Сынка.
Корова ли, звезда, с глазами в пол-окошка,
дышала у виска.