Стихи
Опубликовано в журнале Дружба Народов, номер 2, 2008
Звонок сыну
Привет. Узнал? Звоню тебе опять.
Здесь, в мире снов, сегодня мне не спится.
У вас там лето, знаю, веселится,
А мне все виселица или распять.
Я все-таки допился до больницы —
Утешьте мать.
Ну как дела? Твой огрубевший голос…
Мне кажется, что я им говорю.
Мне надоел этот холодный космос,
В котором я отчаянно горю…
Тут очень медленно седеет черный волос,
Вот и звоню.
Но мне пора. Ты маме будь послушным
И будь живым и надо — долго жить.
И в светлый путь. Обязан проложить.
А тут все просто, даже — равнодушно,
И бесприютно. Холодно и скучно
Звездою быть.
Четыре года
посвящается
большим холодным рукам
Ты лежишь уже четыре года.
Не устал ли в одном положении тела?
Ты лежишь уже четыре года.
Сколько можно еще оставаться мертвым?
Как ты терпишь столь неудобную позу?
Сколько можно лежать, сжимая прохладные веки…
Ну вставай же, ну хватит молчать, мой милый!
Ну вставай, ну расцепи эти руки…
Хочешь, как любил, буду говорить: “папа”,
И целовать по утрам в колючие щеки…
Только не будь таким чужим, огромным,
В сером теле таким ледяным и твердым…
Хватит дурака валять в какой-то яме!
Хватит, не смешно, постесняйся сына…
Ну прости нас всех и возвращайся,
Целых четыре года терплю, что умер…
Перестань, постыдись, ведь люди смотрят,
Злая шутка, нельзя быть таким серьезным…
Ты замерзнешь, там же темно и сыро,
Ну вставай, у тебя даже внук родился…
Я все жду тебя. Целых четыре года.
Приезжаю, спрашиваю, а ты упрямый…
Ты лежишь и терпишь, неугомонный,
Все такой же мертвый и не надоело…
И я буду ждать. Ведь все проходит —
И обида и эта настойчивость спячки…
Мне никто не скажет, кроме тебя, почему же
В этом мире даже любовь проходит…
И никто не скажет, кроме тебя, почему же,
Почему не вернутся все те, кто умер…
Я не видел тебя четыре года.
За четыре года, представь, как скучаю…
Сколько лет еще тебя не будет?
Делать вид будешь, что не шевельнуться…
Ты же можешь все, ты хороший, а не мертвый,
Ну так улыбнись и заплачем, и засмеемся…
Кино
И с этим никогда мне не смириться.
Как с тем, что есть ты и что ты — царица.
И в первый раз молчание как труп
Повиснет в воздухе — оно же и убийца —
Неслышно щелкнет веткой на ветру.
Останется одна моя война —
Живущим миром — всем его ударом!
Моя война — что не проходит даром,
Что не пройдет любовь и ты дана
Навеки мне — и сердцем и загаром…
Любить тебя — не излюбить до дна.
Ну а пока люби меня. И так,
Как я тебя — без права на весь вечер,
Без жалости — все потому что вечен.
Вынашивая ужас на руках
И боль разлук — все так же бесконечных,
Как наших жизней сдвоенный размах.
Ты знаешь, я когда-нибудь уйду.
И с этим надо все-таки смириться.
И уплывет как рыба или — птица,
Все канет в этом пламенном бреду…
И буду я внутри тебя струиться
А ты во мне — как в ласковом пруду.
* * *
От радости дня, хватая мягкость и тонкость,
И эти черты и чудо, выточенное стоном
Твоим подо мной на смелых, горячих пальцах…
Я выгораю дотла. Растворяясь в сырость,
Горячее сердце переплавляю в руки,
Которые плещут волны, взрывая звуки
Твоего тела, вырванного мной из мира…
Которое жгу, всю растворяя в клетках,
В которые ты меня затворила светом,
И до превращенья, до дикости этих четких
Зеленых глаз, режущих и раздетых…
Молюсь и верю. Плачу. Люблю. Ревную.
Обнять. Прижать. Вдохнуть и выдохнуть счастье…
Бросаясь каждую секунду со скалы страсти,
Разбившись насмерть об эти жестокие струи,
Твои белоснежные острые крылья птицы,
Прекрасной рыбы с тоненькими плечами…
Я буду вечно к тебе идти и литься,
А пока я живой и очень люблю, скучаю…
После ссоры
Что теперь нам жить вечно только!
За два года ты так меня достала,
Что теперь жить с тобой два века буду!
Мы с тобой столько рассказали про бывших,
Что они сами наших слов стали меньше!
Мы с тобой столько детей растерзали,
Что из лоскутов одеяло ребенку сшито…
Мы с тобой так далеко друг друга послали,
Что до туда дойти только вместе можно!
Мы с тобой так далеко ушли друг от друга,
Что друг от друга нам уже не вернуться…
Мы с тобой так удивили планету эту,
Что она уже не удивляется видеть нас вместе…
Наши разлуки родные считать до того устали,
Что уж привыкли и верят им нас меньше…
Мы с тобой столько гадостей наговорили,
Что нам осталось лишь вознестись святыми…
Мы с тобой сделали все, чего нельзя было,
Ужасы все прошли и даже немного больше…
Что теперь, знаешь, я хочу все сделать,
Чтобы любить тебя, любить наконец-то,
Потому что люблю тебя почему-то еще сильнее,
Да и тепла накопилось и доброты много.
Мы с тобой сделали все, чего нельзя было,
Нечего делать теперь, кроме любви, конечно…
* * *
Или сойти с ума.
Мой тонкоплечий стебелек,
Устала ты сама.
Так пусть наш зверь четвероног,
Зацепленный губами за слова
“Спокойной ночи” —
Шершавым одеялом кровоточит,
И видит сон — как будто Бог
Про нас забыл и звезды наплевал…
И сон его про всех людей, любимых очень,
Беспамятно глубок.
* * *
Потому я говорю тебе — здесь нет главного,
Люди сидели в кафе и глазами друг друга кусали,
И языки гудели наподобие красной лавы…
Несказанное ходило как пастырь в стаде,
Его никто не знал, как только что родившееся чадо,
От юбок колокольчиковых воздух был сладок,
И я как добрый муж глазами их гладил…
И дым сигаретный был здесь — ладан,
И разговоры как хор и орган воздух кружили,
Люди сидели и не знали, что они живы,
Но иначе все это стало бы адом…
Люди вставали и приходили, по одному и вместе,
И каждый из них умирал на моем плече,
И плача, был каждый из них горяч и честен,
Бармен пробивал свой бесстрастный чек.
А в цифрах читалось: никто никого не накажет,
В дневник не поставит пятерку, “хор” или кол,
Так мы и сидели, как плыли, все вместе и каждый,
Потягивая пивко беспамятно и легко.