Опубликовано в журнале Дружба Народов, номер 1, 2008
Сухбат Афлатуни, прозаик (Узбекистан)
Читайте, выздоравливайте
Приходит читатель на прием к литературному критику. Взял номерок, высидел нудную очередь. Заходит в кабинет, переминается. Критик (в очках, из-за стола): “Так. На что жалуетесь?” Читатель: “Аппетит, знаете, полностью утерян. К чтению. Особенно к современной, этой самой, литературе. Совсем не могу ее потреблять. Даже мелкого размера и в глянцевых капсулах. Что только не пробовал, и солененькое, и остренькое, и эту, с клубничным наполнителем. А про постмодернизм, так вообще не говорю: проглочу пару страниц и, извиняюсь, все обратно”. Критик (треплет бородку, встает из-за стола): “Так. Типичный случай. Ну-ка, откройте рот. Покажите язык…” Читатель: “Ы-ы-ы…”. Критик: “Так. Все понятно. Проблемы у вас с языком. С языком современной русской литературы. Вы поэзию как, читаете?”. Читатель (усиленно вспоминая): “Ну да. Пушкина… Пастернака еще…” Критик: “Ну, это, конечно, из рациона не исключайте. А вот современную? Перед сном, хотя бы пару страничек?” Читатель: “А почему именно поэзию?” Критик: “Лечебный эффект сильнее, концентрация языка выше. А рекламы вокруг нее никакой. Пухлую прозу можно приобрести почти в каждой аптеке, поэзия — хорошая, разумеется, — продукт редкий, гомеопатический!
…Итак, называю поэтические книжки 2007 года, чьи лекарственные свойства для меня очевидны.
Алексей Макушинский, “Свет за деревьями” (“Алетейя”, Санкт-Петербург, 2007). Стихи — настой европейских трав, полупрозрачных, произросших на сытных атлантических ливнях (автор живет в Германии). Лекарственный эффект возникает от многообразия — перечисления — разных ингредиентов, как полезных, так и сомнительных, но — дорогих:
Она курила папиросы “Север” и питалась швейцарским сыром
(пастилой, крепким чаем). Мне нравилось держать ее за руку
с неразгибавшимся мизинцем (в который, как она утверждала,
ее укусил скорпион, в Ташкенте, в эвакуации).
Она читала мне взрослые книги, Толстого,
но и какие-то советские повести из тогдашних журналов…
Или:
Уже прошлое похоже на материк,
обведенный фломастером, cо штрихами
дождя на западе, пустынями на востоке.
Но еще мы собираем сумку и едем в город,
где до сих пор не бывали. Солнце
бежит по каналу вдоль темных лодок…
Упаковка полностью соответствует названию и настроению книги: квадратные пятна домов, прозрачные щеточки облетевших деревьев. Принимать: вместе со швейцарским сыром и крепким чаем. Эффект: ощущение покоя, мягкой задумчивости, удивленности перед многослойной и шуршащей структурой мира.
Глеб Шульпяков, “Желудь” (“Время”, Москва, 2007). Желудь — продукт натуральный, лекарственный. Возможно, отсюда — усиливающийся лаконизм одноименной книги, ее вязкая, горьковатая материя:
невысокий мужчина в очках с бородой
на чужом языке у меня под луной
раскрывает, как рыба, немые слова,
я не сплю, ты не спишь, и гудит голова —
значит, что-то и вправду случилось со мной,
пела птичка на ветке, да стала совой,
на своем языке что-то тихо бубнит
и летит в темноте сквозь густой алфавит
Принимать: желательно, прочитав и предыдущую книжку Шульпякова, “Щелчок” (хорошо читаются вместе: двойной эффект). Побочные действия: легкие галлюцинации, лирический шум в голове.
Санджар Янышев “Природа” (М.: Издательство Р. Элинина, 2007). Для ценителей восточной медицины, верящих в целебные свойства исрыка, заговоров “куф-куф”, магического троекратного повторения слова “халва”.
Один повар мне и говорит:
Притворись Хусаном, будь иногда Хусан.
Пусть жена по четвергам тебя не будит, пока солнце не зайдет,
А сама тем временем твои ступни, живот и мочки твоих ушей
Натирает этим именем; пусть настаивает его
В темном сухом месте — да хоть бы и в чреве своем —
А потом по одной средней пьялушке два раза в сутки тебе дает.
Это будет разумно, ибо ты рожден не один.
Ты — близнец. Погляди-ка в крышку моего казана:
Вот этот кусочек коричневой луны — это ты,
А вот этот, побольше, — твой брат…
Ощущение: восточное барокко; долгая затяжка кальяном среди суетливого, пришибленного глобализацией мира. Применять: как и сказано — натирание, дав настояться в темном сухом месте — растянувшись и зажмурившись на западно-восточном диване.
Легким наркотическим действием обладает и последняя книжка Александра Кабанова “Облака под землей” (М.: Издательство Р. Элинина и серия “Русский Гулливер”, 2007).
Не глазей на меня, перламутровый череп сатира,
не зови за собой искупаться в парной чернозем.
Облака под землей — это горькие корни аира…
…и гуляют кроты под слепым и холодным дождем.
Мы свободны во всем, потому что во всем виноваты,
мы — не хлеб для червей, не вино — для речного песка.
И для нас рок-н-ролл — это солнечный отблеск лопаты
и волшебное пенье подвыпившего рыбака.
Ощущение: пьяный Куинджи или увлекшийся фовизмом Айвазовский — встряхивает. Восхищает. Слегка утомляет играми с аллюзиями и цитатами — при передозировке. Хранить от детей.
Тем, кто верит в целебные свойства меда — скальдического Меда Поэзии, — книга Ирины Ермаковой “Улей” (М.: “Воймега”, 2007). Мед Ермаковой настоян на изумительном дегте — дегте городских окраин, сырых подъездов и прокуренных кухонь:
Темная ночь, но почти не темно.
Светится лифт — позвоночник подъезда,
ползает, старый скрыпач, и фонит.
Взвод фонарей вдоль Москва-реки вместо
светится звезд. Телевизор горит.
Светятся окна — как в прошлом столетии,
в синей конфорке светится газ,
и, как еще не рожденные дети,
мертвые, бывшие, — светятся в нас.
Эффект: полета, отлипания от зароговевших поверхностей, парения над городом (так, кстати, и выглядит Упаковка: фрагмент аэросъемки неизвестного города с черной трещиной реки). Принимать: лучшее время — вечер, при первом, еще осторожном, свете фонарей.
Вот, пожалуй, для начала хватит. Читайте, выздоравливайте…
(В заключение попрошу у коллег по цеху прощение за несколько несерьезный тон, каким рекомендовал-рекламировал их книжки. Постараюсь — как компенсацию — в ближайшее время опубликовать на каждую из названных по маленькой, но оч-чень серьезной рецензии.)