Стихи
Опубликовано в журнале Дружба Народов, номер 5, 2007
Узки тиски тоски, а скинь их,
Поди попробуй, пережди,
Пока в квадратах грязно-синих
Пересекутся все дожди.
Бубнит будильник тупо, нудно,
Тяжел скупца-обжоры гнет,
Секунду съест и за секунду
Тебя же тут же упрекнет.
А за окном одно и то же:
Идут троллейбусов бега,
Дорожку проводов до дрожи
Доводит каждая дуга.
И нет томительней невзгоды,
Чем непогоды пелена,
Чем эти мутные разводы
С обратной стороны окна.
И весь твой мир — бег дуг и капель
Да стрелок острые концы,
Они отточены, как скальпель,
Беги, чтоб не отдать концы.
Сломай в часах пружину что ли
Назло докучливой нудьге.
Надень пальто. Иди на волю.
Да только воля эта где?
1956
* * *
Мы танцуем до упаду на четвертом этаже,
Мы перепились до чертиков и пить не можем уже.
Шпроты рассыпались по полу — пускай их черт подберет,
Люстра внизу под нами качается взад-вперед.
От нашей пляски окна и двери охватывает дрожь,
Мы грязи намесим столько — за неделю не уберешь.
Наша молодость вытекает, как из лопнувшей рюмки коньяк,
Но еще нам не нужен пружинный матрас, мы обойдемся и так.
И обнимем наших девчонок, и погасим повсюду огни,
И будем делать так тихо, что никто не услышит возни.
А пока дом трясется и вздрагивает, точно тащат его под нож,
Кусочки глины отскакивают от пляшущих наших подошв.
И мы не поем, как наши отцы “Степь да степь кругом…”
Девчонки, юбки задрав к голове, отстукивают каблуком,
Потому что нет у нас времени, потому что нам ждать недосуг,
Когда оборвет свое пение и умолкнет последний петух
И мертвыми глазами смотреть станет, как стронций девяносто опускается на поля.
И остановит свой вечный танец голая как колено земля.
И мы танцуем, танцуем, танцуем до той поры,
Пока не отправимся к дьяволу все, не провалимся в тартарары!
Мы будем плясать и беситься, пока в грохоте новых громов
Не лопнут окон глазницы, не рассыпятся стены домов,
Покуда в атомном зареве не промчится война, закусив удила,
Покуда гнойными язвами не покроются наши тела,
Покуда стрелки судьбы не сомкнутся на последнем своем рубеже,
Мы танцуем до упаду на четвертом этаже!
Мы танцуем, взявшись за руки, на четвертом этаже,
Мы дико орем и танцуем на четвертом этаже.
1959
Осеннее
1
Мне что-то навевает грусть,
Гнетет, ползет за мною тенью.
Кто этот гость, понять я тщусь,
Мне явно не хватает чувств
О нем составить представленье.
Слежу за точкой в вышине,
Ветрами осени несомой,
И с птицей сознаю родство.
Но в доказательстве его
То, что невидимо, — весомо,
А то, что видимо, — мертво!
Крыло и посвист — коростель…
Но разве это точный образ?
Ведь звук и форма — только ребра
Нам неизвестных плоскостей.
И мало двух координат,
Где шесть не разрешат сомнений.
О, осень, ясный перепад —
Пора смертей, пора рождений.
Пора, пора подняться над
Шаблоном наших ощущений,
Вглядеться пристальней в предмет.
В нем пробивается упорно
То, что не запах и не цвет,
Не звук, не вес, не вкус, не форма.
2
Где небо усохло, а после промокло,
Скрипит по краям и не входит в пазы,
В холодную сырость впечаталась охра
И солнце топорщится в рыбий пузырь.
А сочное солнце зеленого света
Вдруг кануло в Лету. Все сделалось вдруг
Кирпичного цвета и медного цвета,
И черного цвета обугленных труб.
Мы все погорельцы большого пожара,
Мы все покорились всеобщему злу.
На наших плечах только след от загара,
А листья уже превратились в золу.
1968—1976
Киев в три часа ночи
Цель — это средство для поэта,
А мы, не думая про это,
Забыв про все — и то, и это,
Откроем двери на балкон,
Чтобы почувствовать безмолвье
Или присловье ни о ком,
Увидеть древнюю столицу,
Завернутую в снежный дым,
Чтобы вдохнуть, чтоб насладиться
Еще мгновением одним,
Где Днепр, как меч, из ножен вынут,
Где лунный щит звенящ и льдист,
И город спящими покинут,
Свободен, одинок и чист.
1978
* * *
Подарить тебе апрель —
Талый снег, ручьи, мокрель —
Месяц радости твоей,
Где смешны зимы угрозы
И опутаны березы
Сетью тонкою ветвей.
Где отсутствуют листочки,
Их в помине даже нет,
Только лопаются почки,
И зеленый брезжит свет.
Отряхни свои заботы,
Я вплету тебе в венок
Одуванчик желторотый —
Детства вольного цветок.
Где дубрав тенистых шум,
Белоснежный ландыш светел —
Целомудренный свидетель
Гордых отроческих дум.
Там, где нежность, нега, лень,
Там, где юность — ближе к маю, —
Я в окно тебе бросаю
Ливня пленницу — сирень.
В август, самый сенокос,
Я приду с букетом роз.
Запах сена, скрип телег…
Розы пламенного цвета —
В них и страсть, и зрелость лета,
И слиянье бурных рек.
Это образ благородный
Завершения трудов,
Ожидания плодов.
А придет ноябрь холодный,
Ляжет наземь белый пласт,
В день унылый и прощальный
Принесу осенних астр —
Символ мудрости печальной.
1980
* * *
Я не знаю, кто я, что я,
И живу я, чем дыша,
Я вместилище пустое,
Или есть во мне душа?
Знаю, даден мне от Бога
Удивительный талант —
Ощущаю боль как Гоголь,
Или Пушкин, или Дант.
Ощущаю, но не боле —
Почерк скверный, слог хромой,
А еще в какой-то роли
Хмырь я или домовой,
А всего точнее — леший,
Чащ дремучих божество,
Собутыльник забалдевших
Пьяниц в ночь под Рождество.
1994
В начале жизни
Часть жизни занимали споры
И им присущие слова.
Часть жизни занимали горы,
На них растущая трава.
Часть жизни занимало поле
И запах лета и лугов.
Часть жизни занимало море,
А остальное все — любовь.
2005
* * *
Докучный бумагомарака
Строчит целый день за столом,
И тако строчит, и инако,
Однако всегда ни о чем.
А как совершается чудо,
А как получается стих?
Во-первых, услышать оттуда,
И здесь полюбить, — во-вторых.
2005
Пушкин в Михайловском
Земля выбрасывала корни,
Его пытаясь удержать —
Пусть ляжет на диван из дерна
И не захочет уезжать.
И он лежал, на солнце млея,
В берестяной рожок дудел,
Бродил по дедовским аллеям,
На Сороть милую глядел.
Смотрел на древних лип морщины,
Похожие на письмена…
А где-то в питерских гостиных
О нем судачила шпана:
Стихи вторичны! Стиль хромает!
Он исписался и угас!
Фонтанами Бахчисарая
Поэт не очарует нас!
Он знал, что травят так, от скуки,
И думать не хотел про них.
Его влекли иные звуки,
Он в тайну времени проник,
И растворился в этих липах,
И обратил себя в покой,
Он там, в тени и солнца бликах,
В туманной дымке над рекой.
Смотритель выйдет ночью душной,
Захочет посидеть в саду,
И только крикнет: “Пушкин! Пушкин!”
А он уже в ответ: “Иду!”
2006