Стихи
Опубликовано в журнале Дружба Народов, номер 4, 2007
Белая астра в руке — будто пуховка,
будто припудрить готова блестящие речи,
будто жужжат мотоциклы,
и красной мулетой
снова прикрыта трава,
и на цыпочках, тихо,
кони, привстав на носочки, уходят,
уходят, уходят.
Негр расправляет чугунную жадную руку
и прижимает к горящей конфорке, и губы
алые вдавлены;
белое сало —
будто бы баба спросонья из дома в исподнем
кинулась с криком —
убили, убили, убили!
— Будешь яичницу?
Мама сидит в уголочке
с нижней подвязанной челюстью
(сколько лукавства!),
спряталась,
луковичку
обмакнула в солонку.
— Нет, не хочу!
Ты меня похоронишь?
— Похороню, и найду, и укрою.
Жесть цикламенов и мякоть бетонная строек.
Стекол зеленых осколки, летящие строем.
Нет, не могу, не могу, не могу успокоить.
Талой голубки,
на цыпочки вставшей для пенья,
клекот счастливый,
и перья, подвластные тленью,
пишут, и каждое пишет отдельно:
крестик нательный,
режим постельный,
на ужин
стерлядь.
Стереть.
Мой пьяненький, дорогой, ненаглядный,
у тебя на груди лист багряный,
да и я померла, и курчавою черною буркой
в корневищах деревьев прикрыта, играю побудку, —
потому что в твоей бороде деревянные крошки
отыскал воробей.
Ненаглядный, несчастный, хороший, —
пей.
…………………………………………………………………….
Там, где сабо гондол пробивает паркет
навощенной воды, блестящей как день,
а на дне гондолы пригоршня крови
лежит, замерев, как ртуть…
Даже там — из стеклянного брюха коня
стеклодув, обжигаясь, разбег достает,
и копыта, клеймящие лоб. И меня
с отпечатком на лбу отпускают в канал.
Под водой проплывают две рыбы — глаза.
Детские рыбины в мутной воде.
Или сядет у Данта в ногах, будто пес,
ненавистный орел, обнимающий смерть,
во Флоренции или где-то еще,
в Ватикане, где смерть наставляет на путь,
будто кто-то осмелится сбиться с пути.
Заблудился мой миленький, пьяненький мой.
……………………………………………………………………
Покрывало из теплого мрамора, мне —
холодней, чем во сне.
Под столом, где теперь для меня половик
расстилает зима, виден горестный лик,
проступивший сквозь все потолки или крыши.
Вырывают в овраге деревья, чтоб рот
между снегом и небом раскрылся, а свод
прикрывал бездыханное тело,
обведенное следственным мелом.
Неужели не слышишь?
На черный день прикопленное небо,
И эту землю, сдобренную взглядом,
И даже воздух, сложенный в копилку,
Ты можешь все с собою унести.
И мы не встретимся тогда не только в небе,
И на земле — где вырастет подсолнух
И будет солнце взглядом провожать,
И даже воздух разделить не сможем,
Как разделяют хлеб или столетье,
Как делят кров и кровью обновляют
Потоки жизни под небесной кровлей,
Как поминают мертвых и смеются,
Прощаясь с тем, что нам всего дороже,
И в землю зарывают обещанья
Любить навечно до конца веков.
Возьми с собой прикопленное небо,
И ту звезду, что нам в окне светила,
И ту судьбу, что нам наворожила,
Друг друга, словно эхо, повторять.
И мы не встретимся тогда не только в небе,
Где купол тверди в праздничной лепнине,
Где провожатые снимают на ночь нимбы,
Где солнце будет взглядом провожать
Тобой вчера посаженный подсолнух,
Где море посыпает раны солью
И поворачивает время вспять.
Возьми с собою день, и ночь и утро,
Возьми всю явь и то, что брезжит смутно,
Подвалы, этажи, блестящий купол, —
Накопленное небо поднимать.
Граненый гранат стоит на столе,
Селедочный хвост нарисован в фарфоре,
Любовник, вчера утонувший в Босфоре,
Уже не оставит свой след на земле.
Граненый гранат и еще на столе
Есть фото невесты с отстриженным мужем,
Чей профиль и глаз был для мрамора нужен —
С ее завитком на небритой скуле.
Граненый гранат и еще за окном
Лягушечьей лапкой кленовая ветка
От стен оттолкнулась, плывет против ветра,
И лист запыхавшийся пущен вдогон.
Бежит запыхавшийся лист и еще
Внутри у граната молочные зубы
Растут, пробираясь сквозь мякоть,
И с зудом
не справиться
глиняной
кожуре.
Граненый гранат на зеленом шнуре…
Таежный Босфор, Магадан Дарданеллов,
Октябрьская ржа на испуганном сердце,
Пролив, уползающий мерно на дно,
И волны за берег хватаются, сжавши
Песок побелевшими гребешками,
И тонут, и снова кусают песок,
И пена в губах, как невинный цветок.
В окне вздыхала занавеска,
Жара, умаявшись за день,
Слегла. У серого репейника
Родился красный сын.
Черновики огня —
Опавшие за лето листья
Внимательно читала кошка,
Прихлебывая молоко.