Опубликовано в журнале Дружба Народов, номер 4, 2007
Сегодня тот или иной ответ на вопрос “что делать?”, имеющий для России абсолютно экзистенциальную подоплеку, может обернуться счастливым или роковым исходом. Причем по сравнению с теперешней ситуацией и ее огромным деструктивным потенциалом все, что хоть как-то будет отличаться от нее в лучшую сторону, покажется счастьем. Представить себе то, что будет отличаться в худшую, — занятие не для слабонервных. Но в большой политике им и не место. Там нужны те, кто способен смотреть в глаза любой правде и готов использовать самые жесткие способы предотвращения гибели страны.
Порой нет ничего страшнее иллюзий. В плену одной из них российская власть пребывала на протяжении 1990-х годов: считалось, что достаточно государству уйти из экономики и (в значительной степени) из политики, оставив одну олигархам, другую институтам (несуществующего) гражданского общества, — и все в России устроится само собой и наилучшим образом. И ведь действительно устроилось, но только для микроскопической части населения, за счет всего остального народа, веками создававшего неисчислимые богатства страны.
Сегодня есть надежда, что возрождение этого мифа невозможно. Однако незаметно мы можем стать жертвами другой, не менее опасной иллюзии — о том, что Кремль все делает правильно, доказательством чего якобы является рост экономических показателей и политического влияния России в мире. Если этот близорукий оптимизм и впредь останется основой нашей долгосрочной стратегии, то следует быть готовыми к тому, что более чем вероятное стечение неблагоприятных для России глобально-конъюнктурных обстоятельств неизбежно приведет нас к новому краху.
Этот печальный прогноз будет иметь все шансы сбыться, пока мы не перестанем вести себя так, как вынуждены вести себя страны-рантье, у которых нет ничего, кроме сырьевых ресурсов. И пока мы не научимся всем своим нутром осознавать преходящий характер благоприятных исторических моментов.
Столь же важен еще один принципиальный посыл: даже если предположить, что кремлевская власть нашла или найдет единственно верный путь, то в условиях “всенародного одобрения” должны быть непреложно гарантированы права для племени “усомнившихся макаров”. Прежде всего — право иметь свое мнение, право быть услышанным наверху, право вступать в конструктивную полемику с властью, побуждая ее либо к корректировке курса, либо к предъявлению убедительных контраргументов в его защиту.
Подчеркнем еще раз: ни в коем случае нельзя дать себя убаюкать тем позитивным, но внутренне крайне неустойчивым и легко обратимым вспять тенденциям, наблюдая которые многие торопятся сделать далеко идущие и непременно приятные выводы. Перед Россией остается Монблан проблем, в том числе еще не видимых из сегодняшнего дня, и дорога, усеянная банановыми корками.
Убеждение в том, что спасти нас могут лишь “самонастраивающиеся” и “саморегулируемые” общественно-экономические институты, — пагубная химера. Таких институтов в России (да и не только в России) никогда не было и, возможно, не появится. Пока мы будем их выращивать или дожидаться их “естественного” вызревания снизу, от России ничего не останется.
Совершенно бессмысленно надеяться на самопроизвольное решение жизненно важных для нас проблем. Не больше проку и в уповании на добрую волю и соответствующие действия людей. Нужен механизм, способный аккумулировать и направить это в русло системной, массовой, творческой работы по предотвращению катастрофических сценариев, как минимум, и построению процветающего, во всех отношениях хорошо защищенного общества, как максимум.
Это есть главный механизм решения макро- и мегапроблем. В качестве такового он должен обладать структурной цельностью, высокой эффективностью, запасом прочности, именуется он Государством или Властью, которые сегодня в России пока еще далеки от функционального состояния, необходимого для обеспечения гарантий сохранения и развития страны. Нельзя назвать нормальной ситуацию, в которой едва ли не единственным фактором, страхующим государственную систему от опасных сбоев, является личность Путина. С этим можно было бы смириться, если бы мы собирались жить только до 2008 года.
Для всех остальных случаев нужно непременно обзаводиться такой властно-управленческой машиной, которая бы исправно работала в интересах всего общества, вне зависимости (или при минимальной зависимости) от того, кто в ней “рулит” на данный момент — либералы или консерваторы, демократы или авторитаристы, рыночники или плановики. Структурно-технически она должна быть устроена таким образом, чтобы, попадая в руки к любым политическим силам, оставалась действенным инструментом защиты всесословных и надсословных интересов.
Все, кто получил право сесть за руль этой машины, обязаны исходить из того, что они везут не столько себя, сколько пассажиров, доверивших им свою жизнь и благополучие. И пока команда избранных профессионалов выполняет эту сверхответственную миссию, она должна отречься от всяких “партийных” соображений в пользу общенациональной идеологии, в основе которой может быть только одна
цель — гарантия будущего страны. (Ведь не приходит же в голову пассажирам океанского лайнера-гиганта интересоваться политическими взглядами обслуживающего их экипажа во главе с капитаном, задача которых доставить судно с его обитателями до места назначения.) Другого в современном усложняющемся и ожесточающемся мире просто не дано. России — уж совершенно точно.
Кроме эффективности государственному механизму необходима защита от случайных (fool proof) и, тем более, преднамеренных поломок, какая есть в США, Китае и других державах, исповедующих разные политические и цивилизационные идеалы, но абсолютно одинаково понимающих проблему собственной безопасности и собственного будущего.
Без приведенного в порядок института Государства Россия обречена сначала на поражение в жестком глобальном состязании, а затем на вкушение всех последствий действия известного принципа “горе побежденным”. В такой уникальной во многих отношениях стране, как наша, не было и нет более реального и более мощного рычага для решения (и, если уж на то пошло, для создания) собственных проблем, чем государственная власть.
Здесь так и подмывает повторить расхожее: “Это ни хорошо, ни плохо, это — то, что есть в действительности”. Между тем именно к действительности данное заключение не имеет никакого отношения, поскольку в истории России наблюдается одна закономерность: периоды крупных державных успехов и народного благополучия, как правило, совпадают со стабильным состоянием государства и с пребыванием у власти волевых людей, мыслящих упреждающе-стратегическими категориями.
Утверждать, что сегодня эта закономерность уже не действует, нет оснований. К счастью или к сожалению, она — сверхактуальна, ибо может и спасти, и погубить нас. Шансы на худший вариант останутся весьма высокими, пока в государстве российском будет преобладать тот кадровый материал, который вольно или невольно провоцирует в обществе справедливое негодование. А если сформируется критическая масса этого материала, то Россию ждет либо новая катастрофа, либо продолжение старой.
Трудно, конечно, требовать от служилого сословия, чтобы оно в условиях духовно-нравственного упадка и тотальной коммерциализации жизни было лучше и порядочнее представителей других социальных слоев. Но требовать нужно непременно, поскольку именно с этим сословием, с качеством предоставляемых им профессиональных услуг, с типом его поведения ассоциируется в общественном сознании образ государства. Этот институт и люди, его представляющие, наделены в России огромными полномочиями и, стало быть, несут львиную долю ответственности за все происходящее (и не происходящее) в стране.
Но если с полномочиями у нас все хорошо, то с контролем за их исполнением из рук вон плохо. Нет слаженной системы инстанций (одной Счетной палаты явно мало), способной эффективно справиться с этой важнейшей задачей. Их нужно создавать повсеместно, в том числе и на неправительственном уровне. Причем делать это самим, не скупясь, как не скупится Запад, на развитие в России “институтов гражданского общества”, деятельность и цель которых не имеют ничего общего с подлинными интересами этого самого общества.
В конце концов, дайте армии чиновников (если им все еще мало) дополнительные полномочия, высокую зарплату, ведомственные привилегии, но прежде вышколите ее до добротного профессионального уровня, воспитайте в ней чувство долга перед страной, живущими и будущими поколениями, перед собой, наконец! И, разумеется, спросите с нее по самому строгому счету за неумение и нежелание соответствовать высоким требованиям профессии.
Если кто-то увидит в этом призыв к целенаправленному, селекционному выращиванию меритократии, то не ошибется. Речь действительно идет о планомерном формировании кадровых элит в самом широком (а не только в формально-статусном) смысле слова. Это должны быть высокообразованные профессионалы, обладающие прагматическим мышлением и стратегическим видением проблем, преданные идее сохранения и процветания России как культурно-цивилизационной системы, обеспечивающей мир, стабильность и будущее всего евразийского пространства.
Сказать, что задача эта сложна — не сказать ничего. Она сложна до такой степени, которая позволяет вообще предположить ее принципиальную неразрешимость, тем более учитывая качество той кадровой наличности, что имеет страна на сегодняшний день. Но приходится повториться: у нас просто нет иного выхода, кроме как браться за решение этой проблемы, пока еще, быть может, не совсем поздно. Применительно к ней существует (если существует) не исчерпывающее, а лишь оптимальное — с точки зрения обстоятельств места и времени — решение. То есть такое, которое не гарантирует нам полного счастья, однако позволит создать в России государство, способное выдержать обостряющуюся конкуренцию с аналогичными западными институтами, где быстрыми темпами идет интеллектуально-кадровая эволюция (или революция?). Чтобы и здесь не остаться позади, Россия должна вспомнить классическое: “Кадры решают все!”
* * *
Девиз “Кадры решают все!” — отнюдь не партийно-советское изобретение.
Это — политическая прагматика и житейская мудрость, известные с тех пор, как первобытное человеческое стадо стало превращаться в общество. Правда, в истории не у всех, не всегда и не в надлежащей мере получалось реализовать эту логически простую установку. Когда совсем уж не получалось, возникали смуты, революции, другие катастрофы, нередко приводившие к исчезновению народов, государств, цивилизаций.
Однако само по себе понимание великой созидательной и социально-продуктивной роли “человека на своем месте” не утрачивалось людьми никогда. В некоторых философско-этических системах (к примеру, в конфуцианстве) этот принцип ценится настолько высоко, что он даже возведен в некую каноническую норму.
Значение кадрово-селекционной стратегии прекрасно понимают многие в современной России. Но этого совершенно недостаточно. Нужна системная, методическая, повсеместная и совместная работа в данном направлении. Иначе говоря, работа в общенациональном масштабе, которую должна вести не только высшая исполнительная власть, но и партийно-общественные организации, способные — независимо от своей “левизны”, “правизны” или “центризма” — стать питомниками для выращивания высокопрофессиональных управленцев и политиков.
Отметим, кстати, что уже наметилась плодотворная, хотя и едва пока заметная для невооруженного глаза, тенденция к рекрутизации в верхние эшелоны власти партийных воспитанников, придерживающихся разных политических взглядов. И в принципе это различие не должно мешать (и, как хочется надеяться, не мешает) им исповедовать сверхидеологию, суть которой проста: сохранение России, приумножение ее могущества и благополучия.
Будем реалистами: гарантировать стопроцентно надежную работу механизма, связанного с человеческим фактором, нельзя в принципе. Но свести к относительно безопасному минимуму негативную его составляющую можно и нужно. Поскольку эффективное функционирование государственного аппарата в центре и на местах в огромной степени зависит от людей, институционально и технически этот аппарат следует выстроить так, чтобы он автоматически освобождался от непригодных кадров, если уж нельзя полностью исключить их доступ к сложным и ответственным технологиям управления и власти.
Тонкие наблюдатели российской бюрократической субкультуры изнутри с беспощадностью онколога диагностировали в ней страшные метастазы, растущие в темпах расширенного воспроизводства и расползающиеся по всему государственному организму. Выясняется, что в истоках любых аппаратных решений сокрыты чьи-то реальные, абсолютно корыстные интересы, не имеющие никакого отношения к общенациональным. Существуют целые штаты виртуозных специалистов по стилистической и юридической маскировке этих интересов таким образом, чтобы комар носа не подточил.
Органичной частью этой реальности является нерушимый принцип служения начальствующим персонам, а не государству и народу. Отсюда вытекает негласное правило: то, что позволено вышестоящему, — заказано нижестоящим. Насаждается атмосфера, поощряющая в качестве самоцели стремление к статусности, неотразимыми символами которой становится наличие “ближнего круга”, охраны, роскошных автомобилей, мигалок (и т.д.), а также высокая степень недоступности для подчиненных и простых людей.
Угрожающе возросла паразитарная функция многочисленных посреднических звеньев, по сути блокирующих иннервационную систему госуправления. В этих недрах, населенных малокомпетентным персоналом, идущие с самого верху импульсы либо гаснут, либо преобразуются до неузнаваемости и доходят до низового исполнителя в таком виде, что он не в состоянии понять, чего от него хотят.
Разрастание и сгущение посреднической трясины происходит под прикрытием идеи модернизации и оптимизации управленческого процесса на основе современного менеджмента. Однако радетели подобных “инноваций” либо делают вид, либо действительно не знают, что термин “менеджмент” подразумевает высокую профессиональную квалификацию и доскональное знание дела.
Аналитики, изучающие особенности нынешней российской бюрократии, вывели нечто вроде закона: местоположение на служебной лестнице обратно пропорционально уровню компетентности. (Остается все же надеяться, что это не закон, а пока еще обратимая тенденция.) Один из таких аналитиков, усматривающий в этом не только сугубо российскую болезнь, привел великолепный своей парадоксальностью и в то же время жизненной достоверностью пример. В воспоминаниях Кима Филби цитируется резолюция, поставленная на одном из секретных британских документов: “Это дело исключительной важности, и поэтому его следует поручить низовым работникам”.
У осведомленных специалистов, хорошо разбирающихся в лабиринтах власти, есть серьезные претензии к профессиональным качествам многих представителей высшего управленческого состава. В этих людях жажда руководить зачастую пребывает в непреодолимом конфликте с умением это делать. Они не понимают, что в нынешних условиях компетентность начальника измеряется не количеством и “правильностью” отданных указаний, а глубиной знания вопроса и путей его решения. К сожалению, расхожие ныне представления о сути государственного менеджмента пришлись бы по вкусу тому типу бюрократа, который был блистательно выведен Аркадием Райкиным: не важно, кем и чем рулить, лишь бы быть при руле.
Современные аппаратные “менеджеры” признают — и то поневоле — только один вид подотчетности — восходящий. О нисходящем они не хотят и слышать, поскольку это предполагает прозрачность их деятельности.
Возможно, наибольшая опасность в данном случае кроется в том, что такое поведение свойственно среднему административному звену — в каком-то смысле самому важному, поскольку именно через него проходят командные сигналы от высшей власти к непосредственным исполнителям на местах. Среднее звено есть нечто вроде гидравлики, без которой невозможно управление государственной машиной. Исправное состояние этой приводной системы абсолютно необходимо не только для адекватной трансляции руководящих указаний сверху, но и для столь же адекватной передачи сигналов снизу.
Но именно тут возникают проблемы: створки ушей представителей среднего чиновничьего сословия наглухо закрыты для любой негативной информации “из глубин”, способной испортить настроение и им самим, и, главное, вышестоящему начальству. Отсюда неодолимая тяга к виртуализации или “позитивизации” действительности.
Послушайте благостные доклады Путину федеральных министров и других высших чиновников. Диву даешься от неожиданных открытий и стыдишься собственного непонимания того, что живешь, оказывается, в райском государстве, управляемом великими подвижниками, которые денно и нощно радеют о твоем благополучии. А ведь эти “потемкинские” картины — во многом результат вдохновенного письменного творчества профессионалов, специализирующихся на угадывании того, что именно хотят услышать наверху, — не правду-матку, а сладкоголосую оду во славу “прекрасного мгновения”, о вечном продлении которого мечтают люди, разграбившие общенародное достояние.
Еще один искусственно и зачастую искусно запланированный дефект, обеспечивающий пробуксовку аппаратного механизма, — хитроумные инструкции, обязательные для выполнения, но далекие от реалий жизни. В итоге для одних эти инструкции превращаются в “Отче наш”, а для других — в дышло, которое можно повернуть, куда душа пожелает. Благо, что мастера, умеющие оправдать любой поворот насущной необходимостью и нормативными актами, всегда под рукой.
Все это — питательнейшая почва для зарождения и процветания того, что можно назвать разного рода “кратиями” — “клонократией”, “элитократией”, “профанократией”, “опричнократией”, “свитократией” и т.д.
Внутри этих “кратий” действует официально или негласно прописанный кодекс поведения, запрещающий сомневаться в непогрешимости вышестоящего лица и выносить сор из избы (в этом, конечно, есть рациональное начало, но мало продуктивности). Подобные ведомственные структуры носят вертикальный, иерархический характер и располагают изощренной системой распознавания чужака и самозащиты от разрушения. Поэтому реформировать эту систему без помощи людей, прекрасно знающих изнутри все ее закоулки, профессиональные секреты и ухищрения, нельзя.
Слава богу, в этой сфере хоть что-то стало меняться. Конечно, наивно было бы слишком серьезно воспринимать показываемые на всю страну выволочки, устраиваемые для чиновников самого высокого ранга за их смехотворные отчеты о “проделанной колоссальной работе”: в Кремле — свой театр и свои сценические законы, где не обходится без лукавства. Однако даже в этом случае мы, похоже, имеем дело с симптомом того, что в отношении ряда совершенно пагубных явлений терпение президента иссякает. В реализации тех проектов, которые (не исключено, что опрометчиво преждевременно) названы крайне ответственным словом “национальные”, провалы настолько очевидны, что молчать уже нельзя.
А коли так, то нужно честно и громко сказать об одной, мягко выражаясь, весьма неприятной, но реальной перспективе: главным саботажником и могильщиком национальных проектов может оказаться государственно-управленческий аппарат — в том виде, в каком он пребывает сегодня. Приходится, как ни прискорбно, констатировать, что этот жизненно важный для страны орган остается насквозь пронизанным видимыми и невидимыми нитями, которые в искусных руках очень умных (и этим опасных) людей давно уже превращены в приводные рычаги для того, чтобы сказку сделать былью. Они, собственно, это уже сделали и будут отчаянно защищать плоды своего труда, в том числе с помощью государства, пока оно будет позволять им использовать себя в качестве тайного страхового агента российского филиала “золотого миллиарда”, точнее — “платинового миллиона”.
Один аналитик, досконально изучивший наши управленческие структуры и всю их сложнейшую начинку, сформулировал сверхзадачу, которая должна стать “девизом в рамочке”, висящим на стене у каждого чиновника, — “реприватизация и национализация государства”.
Совершенно ясно, что такая постановка вопроса — не для слабонервных. За это общенародное дело надо браться всем миром, не жалея сил, если мы хотим выжить. Но не менее очевидно и другое: народу нужен верный, сильный и последовательный союзник “на самом верху”, ибо без государевой воли преобразования в России не происходят либо происходят по сценарию, которого сегодня нельзя допустить.
Хороши все средства, кроме массового кровопускания. Почему бы, скажем, не проверить гипотезу о том, что очень богатые люди, имеющие все причины волноваться по поводу праведности своей фантастически быстрой и немыслимо крутой финансовой карьеры, способны все же демонстрировать инстинкт благоразумия, когда их ставят перед выбором. Нет, не между политической лояльностью и утратой собственности, а между неотвратимым наказанием и необходимостью унять свои аппетиты, щедро поделившись с теми самыми трудящимися массами, которые в свое время были обобраны и которых продолжают обирать.
С точки зрения высокой телеологии, не стоит, видимо, исключать, что человеческой природе присущи некие спасительные, целительные начала, проявляющиеся в разных вещах, в том числе — в чувстве меры. Ввиду наблюдаемого сегодня стремительного убывания целесообразности этого чувства его нужно рекультивировать — сверху и снизу, непременно жестко и целенаправленно. Тем жестче и целенаправленнее, чем агрессивнее будет навязываться обществу стяжательская, хищническая, воинственно-гедонистическая мораль и соответствующая модель поведения.
Если в российском общественном сознании давно уже запущенный процесс нравственно-ценностной перекодировки принял необратимое направление, то разговор на тему возрождения России лишен смысла. Если же есть хоть какой-то шанс, то из него необходимо выжать по максимуму.
Главный инструментальный рычаг тот же — государство. Но не то, что мы имеем сегодня, а реформированное и переукомплектованное под принципиально новые задачи. Нужна не очередная перетасовка номенклатурной колоды, а тотальная, хотя и не одномоментная, чистка кадрового состава. Срочно требуется новое поколение, новый творческий тип чиновника, освобожденного от необходимости прислуживаться и готового к служению людям, отечеству.
Этот чиновник, среди прочего, должен хорошо понимать физические и математические законы: сверхжестко построенные конструкции при перегрузках разрушаются, и ни одна сложная система не поддается стопроцентному регламентированию. Российское государство, безусловно, относится к наиболее сложным разновидностям таких систем. Поэтому если управление им осуществлять исходя из идеи абсолютного доминирования инструкции над рациональностью, то государственная машина будет давать серьезные сбои. В масштабах страны — возможно, катастрофические.
Подобного рода инструкцией по эксплуатации в конечном счете является Конституция. Превращение ее в священный тотем на все времена чревато — особенно в условиях современной России — тяжелыми последствиями. В том числе и потому, что писалась Конституция в определенной ситуации, под определенный заказ, определенными людьми, никогда не застрахованными от ошибок — случайных или преднамеренных.
Из выбранных наугад тысячи россиян едва ли наберется один процент тех, кто когда-либо открывал текст нынешней Конституции и знает суть Основного закона, по которому живет Россия. Не потому ли это именно так, что мы и Конституция заслуживаем друг друга?
Идея о необходимости всеобщей меритократизации властно-чиновничьих структур у многих вызовет саркастическую улыбку. Не станем скрывать: мы тоже допускаем, что предлагаемое нами — утопия, но с одной оговоркой. Прежде чем заведомо признать это и смириться, лучше все же на практике проверить — так оно или нет. Во всяком случае, осознанный отказ от позитивного целеполагания, обращенного в будущее, увеличивает шансы лишиться этого будущего вовсе. Сколько раз в истории казавшееся недосягаемым со временем воплощалось в привычную реальность.
Что касается социальной жизни, то применительно к ней высшие, абсолютные идеалы постулируются не для того, чтобы их достичь, а для того, чтобы к ним стремиться. Это — лишь приблизительный ориентир для движения вперед, некий ignis fatuus, но никак не конечный пункт назначения. Восхождение к идеалу есть, возможно, главный смыслообразующий вектор развития общества, оптимальный и наиболее упорядоченный способ его существования, выживания и защиты от многих угроз.
Если позволительны аналогии с естественными науками, то первое, что приходит на ум, — это вечный двигатель и квадратура круга. Можно бесконечно приближаться к решению этих задач, но окончательно решить их нельзя в принципе. Они и подобные им задачи всегда будут востребованы как великий вызов человеческому интеллекту и как великий стимул к его совершенствованию.
То же с философско-политическими и социальными идеалами — коммунизмом (с атеистической или конфессиональной начинкой), социализмом, капитализмом, демократией, либерализмом и т.д. Они были, есть и будут скорее идеальными типами (если по Максу Веберу), умозрительными конструктами, более или менее удобными опять-таки в качестве смыслополагательного ориентира, выбранного в соответствии с цивилизационно-историческим опытом данного общества.
Один философ обещал перевернуть Землю, если ему дадут точку опоры. Сегодня нам в России, как, быть может, никогда, нужна точка опоры. И не одна, а множество: в политике, экономике, обществе, культуре, нравственности, вере, исторической памяти. Для того чтобы не переворачивать, а заботливо рекультивировать Землю российскую и оставить ее нашим детям и внукам, а не мировому глобализованному сообществу или “платиновому миллиону”.
Безоговорочная приверженность этой философии и умение творчески воплотить ее в практику должны стать стандартными требованиями для людей, претендующих на доступ к любому уровню власти. Прежде всего именно в этом принципиальное отличие политической меритократии и от среднестатистических обывателей, и от гамлетовского племени рефлексирующих индивидуумов, и от маргиналов разных мастей, тяготеющих ко всевозможным видам деструкции как способу существования и публичной самореализации под светом софитов.
Сегодня в России такой идеальный тип меритократии представляют единицы. И больше пока неоткуда взяться из-за продолжающегося процесса депрофессионализации, деидеологизации и моральной деградации нашего политического класса. Что из этих трех “Д” страшнее — сказать трудно. Более очевидно другое: их слияние в критическую массу разнесет страну под названием Россия в клочья, оставив от нее одни воспоминания и исторические реликты, которые грядущими поколениями, возможно, даже будут уважительно именоваться шедеврами мировой культуры… прошлого.
А настоящее будет принадлежать культуре иного происхождения, иного содержания, иной языковой среды. Культуре, выращенной или искусственно (точнее — искусно) трансформированной для соответствующего по своему генотипу потребителя.