Опубликовано в журнале Дружба Народов, номер 11, 2007
Стихи Сергея Чудакова (1937 — ?) включены во все главные поэтические антологии, он герой мемуарных очерков, его биография темна, время и точные обстоятельства смерти неясны. Его рукописи утеряны, и до недавнего времени лишь несколько блестящих стихотворений кочевали из одного издания в другое. Все изменилось, когда пользователь Живого Журнала galchi начала вывешивать в своем блоге неизвестные тексты, один за другим — так всплыл машинописный сборник, хранившийся у ныне покойного филолога Д.Н.Ляликова. Наконец вышла книга, составленная Иваном Ахметьевым и изданная Владимиром Орловым, и там к стихам из сборника добавлено еще некоторое количество, в том числе совсем, вероятно, ранние подражания Северянину, найденные в архиве “Мемориала”. Вероятно — потому что большинство текстов не датировано, в архиве “Мемориала” — так как Чудаков публиковался в легендарном самиздатском журнале Александра Гинзбурга “Синтаксис”, но самое интересное, что подражал Чудаков именно Северянину. Северянину — не запретному, но сомнительному поэту, асоциальному, аполитичному… можно предположить, что на мгновенье, на краткий миг советский юноша 50-х годов увидел в стихах прославленного эгофутуриста образец чистой лирики, но миг прошел, пролетел, и хотя следы увлечения Северяниным у Чудакова остались, лирику он искал у других поэтов, а в своих стихах испытывал лирическое слово на прочность. Основой для него становится романс:
В министерстве осенних финансов
Черный лебедь кричит на пруду
О судьбе молодых иностранцев
Местом службы избравших Москву
<…>
Франц Лефорт был любитель стриптиза
“Фсье дела” он забросил в сортир
И его содержанка актриса
Раздевалась под грохот мортир
<…>
Фотографии девушек взрослых
В письмах воинам на паспорта
Чёрный лебедь базарная пошлость
Неземная твоя красота
В ассамблею на верфь и на плаху
Не пошлет танцовщицы рука
Отчего же я морщусь и плачу
Не вдохнув твоего табака
Романсовую вульгарность Чудаков разрывает смысловыми сдвигами, а дешевизну расхожего слова пронзает неожиданностью настоящего чувства; он мог использовать канцеляризмы, вставлять в стихи синхрофазотроны и электронные облака (будучи все-таки шестидесятником), мог рискованно играть цитатами — природный лиризм побеждал. Нечто подобное Сергей Чудаков проделывал и со своей жизнью, как будто ставя сомнительный эксперимент.
После исключения из МГУ (обстоятельства которого до конца не понятны) Чудаков подрабатывал журналистикой, писал рецензии и статьи, был, по его собственному выражению, “псевдонимщиком и негром”, но основная “трудовая деятельность” поэта протекала на изнаночной стороне жизни. Сергей Чудаков был сутенером и шантажистом, воровал книги и снимал порнографические фильмы. Олег Михайлов, друг Чудакова, назвал его “русским Вийоном”1 , но, в отличие от Вийона, Чудаков выбрал свою судьбу сам. Мир для него был театром, населенным копошащимися насекомыми:
Этот бред называемый миром
Рукотворный делирий и сон
Энтомологом Вилли Шекспиром
На аршин от земли вознесён
Я люблю театральную складку
Ваших масок хитиновых лиц
Потирание лапки о лапку
Суету перед кладкой яиц —
и в этом театре он нашел для себя роль:
амплуа сутенёра
продолженье отбора
положенье актёра
на подмостках позора
Амплуа сутенера давало лирическому герою возможность до конца отыграть романтическую партию изгоя; в жизни игра закончилась катастрофой: Чудаков был арестован, по суду признан невменяемым, помещен в психиатрическую клинику и впоследствии, говорят, неоднократно попадал в больницу. Но, быть может, не стоит обращаться к биографии поэта, какое она имеет отношение к собственно поэзии? В данном случае самое прямое, и не потому, что объясняет конкретные детали в отдельных стихотворениях, а поскольку позволяет явственнее ощутить в стихах Чудакова привкус яда. Этот яд в русской поэзии не есть что-то новое, он был подмешан к кабацкому циклу Есенина, он буквально сочился из стихов Александра Тинякова — сей третьестепенный символист, когда не подражал Брюсову и Бальмонту, писал стихи, проникнутые искренним презрением к человеку и человечеству. У Чудакова с ним есть выразительные совпадения: “Этот мир простой и страшный обреченно обтекая/ Как плевок на сотню брызгов я разбился об него” (Чудаков); “Любо мне, плевку-плевочку,/ По канавке грязной мчаться,/ То к окурку, то к пушинке/ Скользким боком прижиматься” (Тиняков)2, — но Сергей Чудаков был несравненно талантливее, масштабнее и умнее.
Вопрос: откуда этот яд? В том же стихотворении “Этот мир простой и страшный…” Чудаков дает ответ, найденный у Достоевского: “Бога нет и вместо бога не придумали протеза/ Чтобы в рамках джентльменских это быдло удержать”3. И никакого “если”, бога просто нет. Чудаков, писавший “Не признаю судьбы и христианства”, Чудаков, сталкивавший в одной строке бога и черта, остро переживал отсутствие в расфокусированном, распадающемся мире смыслового центра. А что есть человек в этом мире? — “живой упругий прах”, экзистенциально одинокий, стоящий вне социума, один на один с богом, которого нет: “Я законный я исконный/ Ультралюмпенпролетарий/ Кроме секса кроме страха/ Я лишен гражданских чувств”.
Достаточно легко приплести сюда советскую власть, тем более что родился Сергей Чудаков в семье начальника лагеря, до 8 лет жил на Колыме, от каких-либо иллюзий был свободен:
если жить в стране насилия
бередить сомнения
то напрасны все усилия
самосохранения
Да и, конечно, советская власть здесь была очень при чем, поскольку влияла на все и на всех, но яд, яд был не связан с властью, режимом, диктатурой или демократией. Просто в ХХ веке Бог умер. Чудаков же легко переходил от конкретных обстоятельств к обобщениям, глядя как будто с птичьего полета, не отрываясь при этом от земли, от крови и грязи, но расширяя зрение и мысль:
И вот наша новая школа
Строкою в поток новостей
Расстрелян наследник престола
Почаще стреляйте в детей
На площади или в подвале
В нетрезвом матросском бреду
Мы раньше людей убивали
Теперь убиваем среду
Как сказочно гибнет принцесса
Реальная кровь на стене
Смертельные гены прогресса
Трепещут в тебе и во мне
Еще необходимо припомнить строки Пушкина: “Паситесь мирные народы…”, “На всех стихиях человек —/ Тиран, предатель или узник” — и поставить рядом с ними отклик Чудакова:
Образованы мы обеспечены мы
И без брода не кинемся в воду
Помогите укрыть беглеца из тюрьмы
Помогите борцам за свободу
Мой герой отвечает: какая борьба
Кто виновен и чья здесь заслуга
Раб за горло хватает другого раба
Два дракона сжирают друг друга
Пушкин присутствует в стихах Чудакова постоянно, он Пушкина вспоминает, цитирует, именем Пушкина перекликается с прошлым и настоящим. Пушкину посвящено его самое знаменитое стихотворение, названное Бродским “лучшей из од на паденье А.С. в кружева и к ногам Гончаровой”:
Пушкина играли на рояле
Пушкина убили на дуэли
Попросив тарелочку морошки
Умер Пушкин возле книжной полки
<…>
Небольшой чугунный знаменитый
В опустевшем от мороза сквере
Он стоит герой и заменитель
Горько сожалея о потере
Юности и званья камер-юнкер
Славы песни девок в Кишиневе
Гончаровой в белой нижней юбке
Смерти с настоящей тишиною
Эти стихи, написанные еще очень молодым человеком, зачаровывают ритмом и обещают великое продолжение. Обещание осуществилось лишь частично. Чудаков выжег себя, вытравил, но, вероятно, в “месиве триумфа и маразма”, когда “жизнь скучна словно очередь в аптеке” иного быть не могло. Ницшеанство (“человек лишь тот кто из пределов собственных выходит”) и показная богемность сочетались в Чудакове с искренностью и отчаяньем, жесткая ирония с нежностью, гениальная одаренность с видимым пренебрежением своим даром. Поэзия его — эскиз лирики второй половины XX века, какой она могла быть при идеальном совпадении всех обстоятельств, но Чудаков сам вывел формулу: “Шифром гибели стих возникает/ На полях недочитанных книг”. Он легко создавал поэтические афоризмы, в стихах был легок и интонационно естественен, обаятелен и трагичен, это был естественный, как дыхание, трагизм, звучащий даже в шуточных стихотворениях.
Последние датированные в книге стихи написаны были в 1973 г., уже после тюрьмы, суда и больницы. Что писал Чудаков потом и писал ли вообще, неизвестно. Его еще встречали в 90-х; он тогда сдавал свою однокомнатную квартиру каким-то кавказцам, сам ютился на кухне. По мнению Олега Михайлова, из-за квартиры его и убили, но достоверно никто ничего не знает. Сергей Чудаков исчез.
1 Все подробности биографии С.Чудакова взяты также из очерка О.Михайлова «Русский Вийон (Сергей Чудаков)» // («Родная Кубань», № 3, 2000, с.127—134), сокращенный вариант которого опубликован в книге в качестве предисловия.
2 Забавно, что в 1918—20 гг. Тиняков публиковал стихи и статьи под псевдонимом Герасим Чудаков.
3 Еще одно сближение с Тиняковым, посвятившим стихотворный цикл тени Ф.П.Карамазова. Только не было в стихах Тинякова ни боли, ни страсти, лишь злость, презрение и цинизм.