Опубликовано в журнале Дружба Народов, номер 1, 2007
Когда СМИ в последнее время говорят мне о “проблемах молодежи”, я не знаю, как на это реагировать: то ли смеяться, то ли матерно ругаться. Словосочетание “проблемы молодежи” в сегодняшней России, строго говоря, утратило смысл и превратилось в такое же ритуальное выражение, как “стабильность” или “удвоение ВВП”.
Дело в том, что сейчас в стране нет просто молодежи. Предполагать, что люди, входящие в одну и ту же возрастную категорию, уже в силу одного этого факта сегодня сталкиваются с одними и теми же проблемами и вопросами, — ненаучно. Это еще мягко сказано. Смело можно сказать и по-другому: это демагогия.
В позднесоветский период можно было говорить о молодежи вообще и с большим или меньшим основанием употреблять выражение “проблемы молодежи”. Тогда даже с учетом всех различий между молодежью сельской и городской, столичной и провинциальной, вузовской и невузовской и т.д. существовало единое социальное пространство, в которое эта молодежь была включена: она училась в единой школе по одним и тем же учебникам, находилась в едином пространстве СМИ, “потребляла” одни и те же (с минимальными вариациями) культурные продукты, имела единообразный социальный статус по отношению к “взрослому миру”, искусственно скреплялась единой идеолого-политической скрепой (ВЛКСМ), ставилась в однотипное положение социальной ответственности перед обществом и государством (армия для юношей; необходимость учебы и работы — под угрозой наказания за “тунеядство”; поощрение моногамных семейно-брачных отношений и наказание за отклонение от стандарта — налог на бездетность, ограничения в карьерном росте, “общественное воздействие” в форме “товарищеских судов”, рассмотрения “персональных дел” в ВЛКСМ и КПСС и т.п.; единые институты вертикальной социальной мобильности: через получение образования, демонстрацию идеологической лояльности (партийность) и лояльности государству — например, обеспечение вертикальной мобильности сельской молодежи с помощью службы в армии или оргнабора на “комсомольские стройки”).
В современной России молодые люди находятся в несопоставимых стартовых условиях. Во-первых, они жестко конкурируют друг с другом, а во-вторых и в-третьих (и в самых главных), экономические, социальные, имущественные, политические интересы разных групп молодежи зачастую не просто противоречат, а прямо враждебны друг другу. В таких условиях у них не просто нет общих проблем, но они часто являются не только проблемой, но и угрозой друг для друга — как индивидуально, так и на уровне социальных групп. В сегодняшней молодежной среде существуют не просто объективные противоречия между разными группами молодежи, но противоречия непримиримые, антагонистические, причем одни группы молодежи могут рассчитывать при утверждении (защите) своей позиции на помощь “старших” и даже прямо властных структур, а другие — не могут и, более того, подвергаются дискриминации и даже репрессиям со стороны властных структур.
Эта ситуация классового расслоения — типичного для капиталистического общества — давно описана в русской пословице “У одних щи жидки, у других жемчуг мелок”. Но поскольку большинство нашей “пишущей братии” — люди благополучные (еще с советского периода) и вращаются в благополучных кругах (среди себе подобных либо среди спонсоров, чьи интересы они — не бесплатно, естественно, — отстаивают в “публичном пространстве”), то разумеется, этим людям и самим кажется, что в целом “все не так уж плохо” — и они пытаются в этом убедить читателей, зрителей, слушателей. Та же молодежь, которая в результате политики властвующей элиты сброшена на дно общества и лишена социальных перспектив, не имеет институтов и каналов, посредством которых она может донести свое мнение до “публичного пространства”, контролируемого “большими СМИ”, практически сплошь купленными правительством и большим бизнесом.
Не так давно я беседовал с двумя вроде бы вменяемыми людьми, профессорами МГИМО, которые говорили мне, что с молодежью у нас все хорошо, и ссылались на своих студентов: как, мол, студенты хорошо выглядят, как хорошо одеты, на каких машинах ездят, на каких иностранных языках говорят и какие замечательные письменные работы пишут. Одним словом, все прекрасно. Вообще-то у МГИМО еще с советских времен — отвратительная репутация, репутация гэбэшного вуза, где учились растленные детки советской номенклатуры. Вуза, воспитывающего в своих студентах конформизм, двуличие, клановость, стукачество, карьеризм и рвачество. В приличных интеллигентных семьях существует коллективное мнение, что порядочные люди в МГИМО не учатся. Но я все это говорить профессорам не стал, поскольку осознал, что понят не буду: заработки в МГИМО высокие, так что материальная заинтересованность все равно заглушит мой голос (и голос совести, если она у них есть). Не стал я им говорить и того, что знаю группу докторов и кандидатов наук, которые давно уже содержат себя и свои семьи тем, что пишут за студентов МГИМО те самые “замечательные письменные работы”. От этих людей я знаю, что МГИМО обслуживают три такие бригады, что между ними разделена “территория” и существует соглашение о расценках (самая мелкая и плохонькая работа не должна стоить меньше 200 долларов).
Не стал я им рассказывать и о том, как совсем недавно я лично наблюдал (если угодно, изучал) одного такого со всех сторон замечательного студента МГИМО, у которого денег куры не клюют — вплоть до того, что он даже ленился сам водить машину (точнее, машины, их у него несколько), а пользовался услугами шофера, по совместительству телохранителя. Проблем у него действительно не было, кроме одной (и, безусловно, преходящей): он не понимал, от какой из двух блондинок он заразился гонореей, и, следовательно, не понимал, какой блондинке надо бить морду. А бить сразу обеих он считал, видимо, неправильным…
Или другой пример: выпускница психологического факультета МГУ, наследственный психолог (а сейчас едва ли не большинство студентов психфака МГУ — это наследственные психологи, что само по себе наводит на размышления о доступности этого факультета для человека “со стороны”). У нее тоже нет никаких проблем: она работает в крупной западной корпорации в Москве, возглавляет службу по подбору кадров, то есть отсеивает тех потенциальных работников, которые в силу индивидуальных особенностей не могут приносить хозяевам максимальную прибыль. Строго говоря, эта девица предала психологию, опорочила высокое звание психолога как человека, призванного помогать людям, а не мешать им. Но, отмечу, большинство выпускников психфака занимается сегодня именно этой подлой жандармской работой.
Получает девица бешеные деньги и живет припеваючи. Правда, книг она уже давно не читает (и уж тем более — “толстых” литературных журналов, считая, что это — по недоразумению не вымершие “мастодонты” “совка”), в лучшем случае просматривает гламурные журналы и следит за литературой по специальности. А свободное время тратит на ежевечерние посещения со своим бойфрендом клубов и прочих модных и дорогих мест московской тусовки. “Проблемы молодежи”? Для указанной девицы это словосочетание — пустой звук.
Собственно говоря, даже в среде богатой и “элитной” молодежи, конечно, возникают определенные проблемы, но говорить о них скучно, как скучно говорить и о самой этой молодежи.
Всякая социальная система отбирает и воспитывает некоторое количество молодежи, призванной поддерживать и укреплять существование именно этой социальной системы — и такая молодежь получает от системы поощрения и привилегии. В нацистской Германии молодые люди, отобранные в “элиту элит” — СС, — тоже не сталкивались с какими-либо особыми проблемами.
Возможно, есть люди, которым интересно говорить именно о такой молодежи. Мне — нет. В частности, и потому, что паразиты и угнетатели никогда не были той частью социального организма, которая способствовала бы развитию и прогрессу общества.
Реальные проблемы сосредоточены по другую сторону баррикад — среди бедных, угнетенных, ущемленных в правах, отверженных. Кстати сказать, таких — большинство, что бы нам ни рассказывали вальяжные московские профессора и прочие идеологические проститутки. Во-первых, это проблемы социально-экономические.
И самая первая и главная: социальное неравенство, бедность, нищета. Вопреки сказкам о “стабилизации” и “экономическом росте”, которыми нас пичкают оплаченные Кремлем и администрацией президента СМИ, социальное расслоение не уменьшается, а нарастает. Это иногда — сквозь зубы — вынуждены констатировать даже высшие чиновники; даже Путин как-то обмолвился о возникновении “застойной” — то есть переходящей из поколения в поколение — бедности. Возможность развития ребенка, подростка, молодого человека сегодня напрямую зависит от материального положения его семьи и места проживания (те, кто живет в деревне, практически уже лишены социальных перспектив — вплоть до того, что сегодня в деревнях вовсю начали закрывать школы). Бедность — и тем более нищета — влечет за собой множество проблем: не только невозможность полноценного развития — интеллектуального, физического, психического, эстетического и т.п., не только невозможность получения качественного образования, отсутствие доступа к эффективной медицинской помощи (а больной ребенок всегда находится в неравном положении по сравнению со здоровым), отсутствие доступа к достижениям культуры, но и просто существование в условиях хронических дистресса и фрустрации. Это означает, что молодежь из бедных семей обречена жить в атмосфере постоянных семейных скандалов, семейного насилия и семейного пьянства (поскольку алкоголь — это самый дешевый способ снятия дистресса и временного ухода от фрустрации). Я уже не говорю о том, что голодный ребенок не может нормально учиться, а нищета убивает в человеке чувство достоинства, самоуважения. Профессорам из МГИМО этого не понять: их дочери никогда не сталкивались (и не столкнутся) с ситуацией, когда работодатель ставит условием приема на работу сожительство — и отказаться невозможно, так как отказ означает голод. Кстати, жаль, что не сталкивались — может быть, это раскрыло бы профессорам глаза на реальность.
Эту проблему, однако, молодежь не сама для себя создала. Социальное неравенство, бедность, нищета порождены действиями власти. И решить эту проблему наша власть не в состоянии — и не собирается ее решать. Поскольку именно представители власти и есть те люди, которые извлекают прибыль из социального неравенства, бедности и нищеты части общества. Они и есть те работодатели, которые берут на работу молоденьких девушек только при условии, что те будут удовлетворять их сексуальные запросы. Не было бы нищеты и социального неравенства — девушки послали бы их с их сексуальными запросами куда подальше.
Связанной с этой проблемой является и проблема беспризорности и безнадзорности. Очевидно, не дети банкиров, топ-менеджеров или генералов становятся беспризорниками: даже если они лишатся родителей — найдется кому взять их под опеку. Беспризорники — это дети из бедных семей, из социально неблагополучных регионов, где особенно высока смертность, в том числе криминальная и от наркотиков и алкоголя, и где значительная часть населения уже практически лишена нормальной (не бутафорской) медицинской помощи. Да, число беспризорников в последние годы сократилось, но не в результате усилий власти, а потому что пик беспризорности пришелся на середину 90-х годов — на годы гайдаровско-чубайсовских “реформ”, — и беспризорники этого периода частью выросли (и пополнили население тюрем), частью погибли.
Эта проблема тоже создана не молодежью, а властью. И власть эту проблему тоже не собирается решать. Это видно уже из того факта, что по нынешнему законодательству все, что можно сделать с беспризорником, — это поместить его на месяц в пункт временного содержания. После чего беспризорного ребенка вновь выталкивают на улицу.
Следующая проблема этого круга — преступность. Известно, что детская и подростковая преступность растет и вообще преступность у нас практически поголовно молодежная, вызванная социальным неравенством, бедностью, нищетой и предельной доступностью алкоголя и наркотиков. Поскольку официальная идеология, идеология капитализма, ориентирует всех на материальный успех, а материальных средств на всех не хватает, поскольку распределены они более чем неравномерно и значительная часть населения ими обделена и не может их получить легальным путем (“от трудов праведных не построишь палат каменных”), то эта проблема, порожденная властью, властью решена быть не может. В таких условиях дальнейшее омоложение преступности и увеличение числа жестоких и тяжких преступлений, совершаемых подростками и молодежью, — явление естественное и неизбежное.
Разумеется, власть не собирается ничего менять. Существующая сегодня “правоохранительная” система — это огромный пылесос, высасывающий деньги из бедных и не облеченных властью и перераспределяющий эти деньги в пользу богатых и властью облеченных. Семьи преступивших закон молодых людей — источник постоянных доходов для адвокатов, милиции, прокуратуры, судейского аппарата, сотрудников ГУИНа. Никто из них поэтому не заинтересован в снижении преступности, сокращении числа преступников, борьбе с преступностью. Какой же дурак будет резать курицу, несущую золотые яйца?
С упомянутыми явлениями связана и такая острая проблема, как взрывной рост социальных болезней (включая СПИД). Безусловно, социальные болезни — туберкулез, чесотка и другие паразитарные заболевания, гепатиты, желудочно-кишечные инфекции, кожные и венерические заболевания — поражают в основном не детей богатых, а являются порождением нищеты и бездомности. Рассадником этих заболеваний стали, в частности, тюрьмы. Бытовая нищета и беспризорность влекут за собой “болезни грязных рук”, туберкулез, кожные и паразитарные заболевания, наркомания — гепатиты и СПИД, детская и подростковая проституция — венерические болезни и заболевания, передающиеся половым путем.
Разумеется, эту проблему тоже не дети и не молодежь специально сами для себя создали, поскольку не они проводили пресловутые “экономические реформы”. И, разумеется, власть не собирается эту проблему решать. Социальные болезни все более скапливаются в социальном низу общества, а власти на бедных давно плевать. Больные, кстати, более зависимы от власти и не склонны к бунтам. Угроза лишить пусть эфемерного и паллиативного, но лечения хорошо действует на больного туберкулезом или СПИДом, заставляет его делать то, что от него требуют: работать за еду и “лечение”, давать ложные показания в суде и т.п. Поэтому руководство ГУИНа никак не противодействует чудовищному, никогда прежде не виданному в истории отечественных тюрем разрастанию числа “опущенных”: пусть это — рассадник
СПИДа, но зато это — самый зависимый и потому самый управляемый “контингент”.
Напрямую с этими же проблемами связан и грандиозный расцвет индустрии сексуальной эксплуатации детей и подростков, детской и подростковой проституции и порнографии (да и вообще проституция — молодежная проблема, бабушки-проститутки уж точно — не массовое явление).
Разумеется, секс-индустрия, порно-индустрия и организованная проституция тоже не детьми и подростками созданы. Разумеется, это — порождение политики власти, раз в стране действуют законы, не запрещающие занятие проституцией, ограничивающие — очень условно — лишь незаконный оборот порнографии и до сих пор не желающие вообще всерьез рассматривать понятие сексуальной эксплуатации. Конечно, не дети из богатых семей, не дочери Путина, например, подвергаются сексуальной эксплуатации, принуждаются к проституции или вовлекаются в порнобизнес. Разумеется, жертвами в данном случае вновь становятся выходцы из бедных семей. Поэтому власти на все это плевать. Да, конечно, это — источник крупных нелегальных доходов, одна из составляющих организованной преступности, рассадник наркомании и венерических заболеваний, да, это сфера, прямо связанная с тяжким криминалом, вплоть до убийств (это ведь российский порнобизнес прославился поставками на Запад кассет с записью издевательств и убийств, в том числе детей), но богатым это не угрожает и вообще, с точки зрения власти, отвлекает население от политики.
Поэтому хотя международное законодательство квалифицирует проституцию как форму работорговли (а Россия входит в число стран, где работорговля запрещена), никто с проституцией в России бороться не собирается, а напротив, не раз ответственные лица, начиная с Жириновского и Аяцкова, выступали публично за ее легализацию (позже Аяцков сменил точку зрения на прямо противоположную, но, как рассказывают, после того, как прилюдно получил предложение “начать с себя”, то есть открыть в Саратове дом терпимости, где бы работали его жена и дети). Поэтому активно — через “большие СМИ” — насаждается идея, что проституцию “невозможно победить”, и замалчивается шведский опыт (запрет не на предоставление услуг проституток, а на получение их, то есть наказание клиента; между прочим, хорошо действует). Проститутки обоих полов обеспечивают не только бесперебойное удовлетворение самых экзотических сексуальных потребностей криминального мира и представителей власти (что в значительной степени одно и то же) — и это касается, конечно, не одной лишь России (вспомним громкий гомосексуально-педофильский скандал в Латвии, в который оказались вовлечены латвийское правительство и руководство прокуратуры), — но и, с точки зрения властей, разрастание индустрии проституции “сглаживает” социальные проблемы, так как эта индустрия “дает работу” части безработного населения, предупреждая тем самым “социальный взрыв”. То, что проститутки долго не живут, власть тоже вполне устраивает — снимается проблема их пенсионного обеспечения.
Поскольку имморализм и примитивный гедонизм являются сегодня подлинным мировоззрением российских социальных верхов (показная религиозность — это не более чем ханжество, требование “правил игры”, какими бы абсурдными они ни выглядели, а эстетические и интеллектуальные запросы социальных верхов крайне примитивны и не идут дальше Церетели и Пугачевой), секс-индустрия и, в частности, порнография вполне нашу власть устраивают и идеально соответствуют ее запросам.
Следующей проблемой является наркомания и алкоголизм. Разумеется, не подростки и не молодежь сами построили спиртозаводы и изобрели наркотические препараты. В 90-е годы российская власть сначала отменила государственную монополию на алкоголь и создала грандиозный нелегальный и полулегальный алкогольный рынок, а также провела такие законы, которые фактически легализовали “пушерство”. Позже гайки были закручены — но лишь после того, как нелегальная алко- и наркоиндустрия была создана и расцвела. Нетрудно догадаться, что само “закручивание гаек” объяснялось стремлением распространить государственный рэкет на новосозданную грандиозную отрасль криминального и полукриминального бизнеса.
Очевидна прямая заинтересованность власти в алкоголизации и наркотизации молодежи как потенциально наиболее мятежной группы населения: известно же, что алкоголики и наркоманы не бунтуют, не устраивают революций: их интересы находятся в другом, иллюзорном мире, наркомания (в том числе и алкоголизм) — форма социального эскапизма. Наша власть достаточна грамотна и знает, что в XX веке в России всего два раза вводили “сухой закон” — в связи с русско-японской войной и в связи с Первой мировой. И оба раза протрезвевшее население устраивало революции.
Существует, разумеется, и прямая материальная заинтересованность властей: начиная с “водочного бюджета” и кончая прямой связью тех “правоохранительных” подразделений, которые призваны бороться с распространением наркотиков, с наркобизнесом. Поэтому у нас громкие дела “борцов с наркотиками” выглядят так странно: то преследуют издательство “Ультра.Культура”, то судят ветеринаров за то, что те делают операции собакам и кошкам с обезболиванием. А наркомания молодеет и растет. А ответственные лица развлекают публику — вроде бывшего министра образования Филиппова, который однажды поведал общественности, что стоило только президенту Путину обратить внимание на проблему подростковой наркомании, как эта наркомания тут же сократилась на 30 процентов (сама, видимо, Путина испугалась!).
Наконец, существует прямая заинтересованность как “правоохранительной” системы, так и наркологических служб в существовании и развитии наркомании. Первая получает с наркоманов деньги и обеспечивает себя “преступниками”, согласными за дозу взять на себя какую угодно вину, а вторые выманивают бешеные деньги у наркоманов и их родственников. Чтобы этот конвейер работал бесперебойно, обществу настойчиво внушается, что наркомания (включая алкоголизм) — это “болезнь”, которую можно вылечить. Между тем наркомания — это не болезнь, по крайней мере до момента, пока наркотик не встроился в систему обмена веществ организма, это вид зависимости от измененной формы сознания. Измененных форм сознания известно много: гипноз, азарт, религиозный экстаз, вдохновение, изменения питания (религиозные посты), секс, кислородное голодание, чувство опасности и т.п. Зависимость от них заложена в природе человеческого сознания, так как это прямо связано с познавательной способностью мозга. Говоря иначе, вылечить от наркомании (алкоголизма) нельзя, можно переориентировать наркомана — при условии, что он сам этого хочет и наркотик еще не разрушил физически его организм, не стал ему химически необходим, — на другую, общественно безвредную или общественно полезную форму зависимости (такую, как спорт или творческая деятельность).
Кстати, сам тот факт, что спиртные напитки и табачные изделия — притом что и алкоголь, и никотин официально признаны наркотиками — легально продаются в России, выдает власть с головой: социальные верхи не препятствуют распространению этих двух наркотиков — и получают с этого немалый доход. А “борьба” с другими наркотиками связана всего лишь с тем, что в отличие от алкоголя и никотина, к которым в процессе эволюции большинство населения России частично приспособилось (как к неблагоприятным “природным” факторам), другие наркотики быстро делают своих жертв нетрудоспособными, то есть не дают социальным верхам (большому бизнесу и государству) извлекать из них как из наемных работников прибыль в процессе производства.
Еще одной такой же — и связанной с предыдущими — проблемой является произвол власти, и в первую очередь “правоохранительных” органов, особенно распоясавшихся при президенте Путине, офицере КГБ, окружившем себя офицерами КГБ, и в условиях “борьбы с терроризмом”. Власть систематически демонстрирует всему обществу, что в стране главенствует право сильного, это откровенно показали массовые избиения в Благовещенске и серия аналогичных событий в других местах. Проходящий сегодня в России передел собственности — в том числе с помощью рейдеров — в пользу “силовиков” лишь подтверждает легализацию этого “права сильного”. Необоснованные задержания и аресты, избиения, пытки и издевательства стали у нас нормой. Основная жертва действий “правоохранительных” органов, как известно, молодежь из небогатых семей, социально не защищенная и не имеющая возможности (в первую очередь финансовой) постоять за себя.
Это, кстати, проблема не только социально-экономическая, но и прямо политическая. “Латиноамериканизация” наших “правоохранителей”, то есть превращение их, как в Латинской Америке в 60—70-е годы, в узаконенные банды, демонстрирует всем, что в сегодняшней России собственность и власть у того, у кого автомат и мундир, и обрекает не одетую в мундиры и не вооруженную автоматами молодежь на роль неравноправных, лишенных законодательной защиты наемных рабов, принуждаемых к покорности силой. Так молодежь из небогатых семей ставится перед выбором: либо уход в банды (в том числе в банды в мундирах), либо существование без социальных перспектив. Латиноамериканский опыт, кстати, показывает, что только там удавалось заставить правящие элиты свернуть произвол полицейских банд, где ответом на этот произвол становилось возникновение партизанских движений.
Отмечу последнюю проблему социально-экономического блока: закрытие каналов вертикальной социальной мобильности, превращение российского общества в сословное и даже в кастовое. Недоступность для бедных качественного образования оставляет их пожизненно в социальном низу. Непричастность к кланам, пробившимся к власти, препятствует социальному продвижению даже тех, кто талантлив от природы или смог чудом (в силу настойчивости и по другим аналогичным причинам) получить достойное образование: хорошие рабочие места зарезервированы за своими, “чужих” туда не берут (у меня перед глазами пример молодого человека, окончившего с “красным” дипломом Ярославский госуниверситет и работающего на “Ярославских моторах” простым рабочим, поскольку он не “свой”).
Власть даже не воспринимает это как проблему, поскольку это не ее проблема, то есть не проблема богатых, не проблема правящего класса России — бюрократ-буржуазии. Хотя, безусловно, власть знает о реальном положении дел — именно этим объясняется демагогия лидеров “Наших”, вовлекавших в организацию провинциальную молодежь без связей и денег обещанием сделать из нее “будущую элиту”.
Я перечислил лишь социально-экономические проблемы, с которыми сталкивается современная российская молодежь из социальных низов, то есть не принадлежащая к бюрократ-буржуазии или к слою “интеллектуалов”, обслуживающему интересы бюрократ-буржуазии и находящемуся у нее на содержании.
Есть еще и политические, и культурные проблемы, которые я, ограниченный размерами выступления, даже просто не могу сколько-то подробно разобрать. Могу лишь перечислить. Это:
— культурная деградация (общества в целом и деградация молодежной культуры в первую очередь);
— “реформа образования”, которая в ближайшем будущем приведет к тотальному внедрению платного образования, резкому падению качества образования и образовательному социальному апартеиду: “элитному” образованию для социальной верхушки и видимости образования (на уровне ПТУ, если не церковно-приходской школы) для всех остальных;
— тотальное наступление на культуру со стороны “поп-культуры”, “массовой культуры”, а также продажных и “желтых” СМИ — с их примитивным интеллектуальным, эстетическим и моральным уровнем, погоней за сенсациями и эксплуатацией ограниченного набора тем, таких, как деньги, насилие и секс;
— разрушение семейного и социального пространства, деградация семьи как института воспитания и эмоциональной поддержки, превращение неполной и неблагополучной семьи в социальную норму;
— насаждение обскурантизма, мистицизма, религии; агрессивное наступление на науку и навязывание молодежи клерикально-ксенофобской картины мира; антиконституционное насаждение религии в школе и фактическое сращивание церкви и государства (по Конституции — светского);
— насаждение воинствующего индивидуализма, воспевание эгоизма и “культа успеха”, что создает в молодежной среде атмосферу цинизма и тотального недоверия друг к другу; следствием этого являются растущая асоциальность и психопатизация, неспособность к установлению длительных доверительных межличностных отношений (в том числе и в интимной сфере);
— стремительное исчезновение единого культурного пространства; фрагментаризация и атомизация общества, что делает невозможным взаимопонимание среди молодых и, следовательно, коллективную защиту своих прав и интересов;
— углубление морального кризиса; исчезновение целей (кроме личного обогащения любой ценой) и независимых общественных (не навязанных властью под угрозой репрессии) авторитетов; неспособность потому к критическому восприятию информации, усиление зависимости от правительственной пропаганды и манипуляции сознанием; развитие в связи с этим конформизма;
— насаждение ксенофобии (в первую очередь кавказофобии и исламофобии); фашизация общества и — особенно — молодежной среды;
— отсутствие на практике (а не формально) основных политических свобод; превращение политики в закрытую ритуальную сферу; превращение властных структур в непрозрачные для общества корпорации по типу мафии или спецслужбы; внедрение закрытого принятия решений как метода управления;
— полная дискредитация представительной демократии, в частности института выборов и законодательной власти; превращение права на референдум в “мертвое право”;
— прямое подавление любой настоящей (а не бутафорской — наподобие КПРФ и СПС) оппозиции.
Все это — реальные проблемы, с которыми сталкивается большинство молодежи и с которыми не сталкивается ее меньшинство (вернее, это меньшинство выигрывает от существования для большинства этих проблем). И водораздел откровенно проходит по классовому признаку.
Власть эти проблемы решить не в состоянии. Напротив, власть их породила, и власть материально и политически заинтересована в наличии этих проблем. Власть (правящий класс) виновна в том, что эти проблемы вообще существуют.
В заключение хочу специально подчеркнуть: наше общество тяжело больно. От того, что проправительственные СМИ скрывают существование болезни, болезнь не исчезнет. Наоборот.
И лечение может быть только хирургическим.