Стихи
Опубликовано в журнале Дружба Народов, номер 1, 2007
* * *
Судьба дарила в полной мере
Из рукава любой руки!
В пельменную на бэтээре
Меня возили мужики!
Виват, советская наука! —
В тот миг счастливейший сполна,
Где я рукой машу из люка,
Где — бауманцы и весна!
Виват — годам восьмидесятым,
Где начинается барьер.
Ещё не уступает Штатам
“Ракетный колледж СССР”.
Ещё не все ушли на рынок,
Ещё не проданы умы,
Ещё ведётся поединок
За то, что называлось “мы”.
…Они расстанутся навеки:
Уедет Глеб, сопьётся Стас,
Максим, чтоб выжить, за копейки
Две диссертации продаст…
Своей ненужные отчизне,
Высокопарно говоря,
Они мертвы уже при жизни,
Которая промчится зря.
Все их открытия откроют
В какой-нибудь другой стране…
Они “Столичные” докурят,
Они пельменей купят мне.
И под Высоцкого — по мосту —
До всех трагедий и обид…
… Там, за Лефортовским погостом
Ещё пельменная стоит.
* * *
Т.Жирмунской
Жизнью вновь задачка задана —
С неизвестною страной.
Ах, Тамара Александровна,
Приезжайте к нам весной!
Не зову зимой и осенью —
Там теплее, знаю я.
Но весною все же бросили б
Вы немецкие края.
Мы нашли бы чем заняться нам —
Пили б чай, вели бы речь
Про судьбу, про эмиграцию
И про неслучайность встреч,
Продираясь разговорами
К смыслу жизни напрямик,
К общей родине, которая
Называется — язык.
Так и слышу я заранее
“Тихий говор, звонкий смех”…
Хороша страна Германия,
А Россия лучше всех!
* * *
Он сравнивал её с женщинами
На картинах художника,
О котором она не знала.
Она кивала —
Типа в курсе.
А потом — на пятом, кажется, курсе
Вдруг увидела —
Когда забрела в Третьяковку с друзьями погреться.
Кольнуло в области сердца.
И мимо прошла.
И мурашки пошли по коже.
И подумала только:
“Надо же — не похоже”.
* * *
М.Угарову
Пойдём осваивать Висбаден —
Довольно в номере лежать!
Мне, в общем, ничего не надо.
Но нам же скоро уезжать!
Пойдём ходить по магазинам
И трезвыми, и подшофе,
К случайным припадать витринам,
Сидеть на улицах в кафе,
Пойдём дышать страной чужою
И впечатления беречь,
И нашей русскою душою
Осваивать чужую речь.
…Но чем-то на Россию малость
Похожи здешние края —
Средневековую усталость
На лицах женщин вижу я.
* * *
Паше Лукьянову
Ах, жить бы — по свету порхая!
Всё кажется — трудно живёшь.
Но этот звонок из Шанхая,
Где плюс восемнадцать и дождь…
Казалось бы — не разобраться
В своей очень сложной душе.
А Пашка сидит у китайцев
На двадцать втором этаже!
Он жизнь познаёт — как придётся —
Не только над белым листом.
Ну что ж, долетайте до солнца!
И мне расскажите потом.
* * *
АД в его 29 лет
Знаешь, после тридцати
Ты метаться прекрати.
Ты уже ведь будешь взрослый —
Не какой-нибудь пацан,
А вселенские вопросы
Нам, солидным, не к лицам!
Смысл жизни, всё такое —
Это надо было “до”
Всё решить и дать покоя
Близким и свивать гнездо
Образно и — так сказать —
Локтя больше не кусать!
Ты ничем себя не мучай,
Не кори себя ни в чём,
А на самый крайний случай
Стань кому-нибудь плечом —
Это, знаешь ли, полезно
За кого-то отвечать
И не позволяет в бездну,
Свесив голову, кричать,
Над судьбой своей рыдать
И в депрессию впадать!
Те, кому летать легко,
Улетают далеко.
А кого земная ноша
Тут притормозит слегка
(“Всё равно его не брошу,
Потому что он хороший!” —
В детстве мудрый был стишок) —
Доживёт до сорока,
Болевой проскочит шок —
В смысле, кризис возрастной —
В зимний холод, в летний зной —
Ну и втянется тихонько
В эту жизнь, наверняка.
И ответы всё найдём
Долгим опытным путём,
А не прыганьем из окон
И верёвочкой с гвоздём.
* * *
Спектакли все отыграны,
Прокручено кино —
Всё выбрано, всё выбрано,
Всё выбрано давно.
Плохое ли, хорошее —
Не стоит ворошить,
На то оно и прошлое,
Чтоб больше им не жить.
Там шилось платье летнее,
Кололись пальцы в кровь…
И первая, и третья,
И пятая любовь.
Ты то в разлуке таяла,
То в нежности цвела…
Ахматова, Цветаева
И прочие дела.
Зачем мне сердце трогаешь,
Так мягкой лапой зверь?..
Всё выбрано, но только лишь
Случайно скрипнет дверь…
* * *
В прежнем зеркале увидишь меня ли? —
Будешь вглядываться — не ошибись.
Очень долго мне стихи заслоняли,
Заменяли настоящую жизнь.
Ни за что — ни за высокие чувства,
Ни за вечность, ни за славу и хлеб…
Пусть искусство только ради искусства,
А не ради сотворенья судеб.
Ни за что — ни за создание мифа,
За божественное это враньё…
Но опять приходит в голову рифма,
И не скрыться никуда от неё.
* * *
Что от него осталось? “Дхамапада”,
Которую я так и не вернула,
И несколько счастливейших мгновений,
Когда идёшь в метро,
А он — навстречу —
Случайно, потому что так хотелось
Увидеться! Какой-то боевик
В “Ударнике”, где руку на плечо
Несмело… И студенческий спектакль,
Дипломный — МХАТа — “Зойкина квартира” —
Из тех, из гениальных однодневок,
Верней, трёхдневок — на разрыв аорты
Играют в них всегда выпускники.
Они последний раз играют вместе,
Они должны отлично показаться,
Чтоб разобрали по театрам их.
И вот мы на один такой попали.
И от него так веяло прощаньем,
Разлукой, невозможностью быть вместе —
Уже сейчас, уже в начале жизни —
А что же будет дальше и зачем?
И всё-таки инстинкт борьбы за счастье,
И молодой талант, и неуёмность
Безудержно захлёстывали зал.
И я потом рыдала безутешно —
Оправдываясь: “Сила, мол, искусства”.
Но он-то… Он-то понял отчего.
Ещё осталась песня про таверну,
Пиратская, где “Мы сегодня платим”,
Которую я на магнитофон
Забыла записать. Она осталась
В моих ушах — и голос, и слова…
Всё думала — потом… И вот однажды
“Потом” не наступило…
Норд-вест
Ну и что? Ну и вот вам верлибр,
если он вам доступнее, ближе…
Ох, без рифм говорить ненавижу!
Ну, да ладно.
Со своим уставом в чужой монастырь не ходят.
А мне нравятся ваши холодные страны.
Даже ритм ради вас предаю.
Мне нравится ехать в автобусе,
когда за окнами меняют пейзажи.
Мне нравится город Порво,
где на узенькой улочке
старушка в чепчике,
словно бабушка Герды,
обметает метёлкой каждый камушек
и без того ослепительно чистой булыжной мостовой
у ворот своего почти игрушечного домика.
Мне интересно узнать,
что думают шведские мальчики
об индеанском Нью-Йорке
и как представляет себе счастье
латышская девочка Анна…
И стихи набегают внахлёст,
как волны Балтийского моря —
и “белка, милая, лё-лё-лё…”,
и “раби Зуся”, и “Папа учил меня разным вещам…”,
и “Колыма, уколы, тиф”, и ещё, и ещё,
и вбираешь всё это,
словно дорвавшись до свежего воздуха.
И взлетая над черепичными крышами Таллина,
видишь селёдочную ярмарку в Хельсинки
и успеваешь разглядеть
самый красивый гриб под ёлочкой в Ниде,
и не важно — растёт он верлибром или в рифму.