Праздник, который всегда без тебя
Опубликовано в журнале Дружба Народов, номер 4, 2006
I
В распахнутый лючок вливался свежий пахнущий хвоей ветер и ласковое майское солнце, еще не жаркое, не постылое, играло зайчиком на страницах русско-английского словаря, мешая сосредоточиться. И все бы ничего, но соловьи! “Соловьи — это конец!” — недовольно проворчал про себя Сергей и, захлопнув книгу, сладко потянулся. “Ну, черта ли батя тянет резину?!” — отбросил он мысль про соловьев, невольно покосившись на радиостанцию, и уж совсем было собрался выбраться наружу, как в наушниках нетерпеливо захрипело: “Тула! Тула! Я Орел! Как меня слышите? Прием!”
Слово Тула батя произносил как-то по-особому, по-идиотски, ударяя на последний слог, отчего выходила какая-то неведомая “Тулa”, а вовсе не известный всем город-герой. Особенно смешно получалось в склонениях, когда где-нибудь на марше в наушники врывался его раздраженный окрик: “Тулa?! Тулa?! Орел — Тулe, как слышите, мать вашу?! Сдать вправо!” Вообще-то батя был человек не злой, старики говорили — таких комбатов еще поискать! Батя, например, никогда не сдавал своих, никогда! Затрещину — это запросто, на губу — легко! Но так, чтобы заложить — ни за что! Сам комполка в самоволке поймает — батя отмажет. Костьми ляжет, но своего не отдаст! А уж балагур!.. На поверке, бывало, примет доклады ротных, хрустнет ремнями, сощурится: “Ну, что, орлята, все слетелись? Погода-то шепчет, а?” И кто-нибудь смелый из задних рядов обязательно откликнется: “Займи и выпей”. “Разговорчики! — рявкнет батя и, заложив едва ли не минутную паузу, отпустит: — Вольно! Разойдись по гнездам!”
Сергей торопливо напялил шлемофон, отчитался: “Орел, я Тула. Слышу вас хорошо”. “Не спать там, мать вашу!” — прохрипел в ответ комбат, и на этом связь оборвалась. Сергей, позевывая, выкатился на броню. Глаза сразу же резануло солнцем, заставив на мгновение зажмуриться, а голова так и вообще пошла кругом, словно после первой затяжки. Лес звенел на все лады, но из всего этого многообразия Сергей распознал лишь знакомого соловья, да еще дятла, долбившего где-то рядом по сухой лесине. И сразу же потянуло домой, на родину. Вот только ждать этого счастья оставалось еще целый год, и лучше бы было не думать об этом вовсе. Только не думать, хоть ты тресни, не получалось. А потому он растянулся, привалившись спиной к башне, и погрузился в обычные для всякого фазана мечты.
Самого себя Сергей никаким фазаном, а также черпаком или помазком не числил — ему вообще претил весь этот армейский сленг. Но неуставной термин прилеплялся как школьная кликуха, не спрашивая на то твоего позволения, и спорить с этим было столь же глупо, сколь и бессмысленно.
Впрочем, толком помечтать ему так и не дали. Он еще только-только сел в поезд, разместившись в купе с приятной попутчицей, только откупорил запотевшую бутылочку пива, тихонько мурлыкая себе под нос “дорога, дорога, ты знаешь так много…”, как снизу его окликнули.
— Ну, чего там, Серый?! Связь была?
— Была, — нехотя откликнулся Сергей и добавил: — Ты давай там спи, Леха, дави на массу.
Но Леха уже проснулся и, судя по всему, более спать не собирался.
— А сколько на бампере? Два-то набило? — поинтересовался он. — Пора бы и пожрать. Солнце встало выше ели… Где наш гвардейский прапор?
— Почти три, — буркнул в ответ Сергей, взглянув на часы, и, рассудив, что ловить тут больше нечего, спрыгнул на землю.
Леха, зябко поеживаясь, поднялся навстречу. Рядом, свернувшись калачиком, сладко похрапывал Толик.
— Пойду, протрясусь по лесу пока чего… — бросил на ходу Сергей, — подежурите тут на связи. Обед привезут — стучи по железу.
— Валяй, понюхай цветочки, — согласился Леха, состроив подобие улыбки и хлопнув себя по карманам, уже в спину товарищу крикнул: — Слышь, Серый, плюнь на сигаретку! А то в броню лезть неохота.
В отличие от командира Леха был человек практический и никаким дурацким мечтам не предавался. Подругу надо иметь там, где служишь, — разумно полагал он. Но здесь, на чужом полигоне у самого черта на рогах, в какой-то неведомой Белоруссии, это правило не работало и Леха откровенно скучал. Спиртного в ближайшей округе тоже не предвиделось, а это — кто понимает — еще хуже, чем недостаток подруги. Словом, куда ни кинь — сплошной Шишкин. Потрепаться и то не с кем. Один весь день мордой в словаре, а из другого и русского-то слова клещами не вытащишь. Тоска!
Леха докурил, метнул бычок в канаву и от нечего делать обошел вокруг приземистый танк. На таком бы домой припылить не хило, мелькнула в голове шальная мысль, но других, ответных мыслей она не вызвала. Еще полгода назад в учебке любая салага только что языком не облизывала этого зверя, фотографируясь и в командирском лючке, и на месте механика-водителя, и в обнимку со стволом, и даже сидя на нем верхом, облепив броню точно мухи — сахар. Нынче от тех времен остались лишь смешные воспоминания. Единственное, что радовало, — это редкие стрельбы, но и они по большому счету давно уже потеряли свежесть и нетерпение первого выстрела. Во всяком случае, на родном полигоне, где каждую мишень, сколоченную из толстенного фанерного листа, таскали на собственном
горбу: устанавливали, проверяли механизм подъема, долбили 125-миллиметровой болванкой — и все начиналось по новой. Леха досадливо сплюнул и решил слазать за пачкой сигарет, но в этот миг его ухо уловило далекое урчание движка.
— Подъем, Толик! — радостно крикнул он. — Хавать везут!
Толик, щупленький парнишка, едва заслышав про обед, вскочил тут же. Был он по гражданке обычный тракторист, вечно в солярке и в масле, и это свое умение испачкаться с лихвой перенес на армейскую жизнь, поменяв одни рычаги на другие. Ибо что такое в итоге есть танк, как не трактор с пушкой? А еще, как и всякий имеющий дело с железом, отличался он крайней замкнутостью, и потому кличка “металлист”, которой его наградил батя, была скорее издевательством, нежели отражением его истинной сути. “Он и на дембель таким пойдет”, — ворчал Леха, будто бы ему и впрямь было дело до его дембеля.
Вот и теперь ему снилось, как неделю назад во время погрузки на железнодорожные платформы одна из машин едва не слетела на рельсы. Маневр был сложный, потому что ширина платформы лишь чуть-чуть превышала габариты танка. Сами ротные дирижировали погрузкой, матерясь и в крике срывая голоса. Толик покорно ждал своего часа и исподтишка крестил очередного страдальца, когда тот, слишком резко дав тормоз, предательски качнул платформу. Ротный кузнечиком перелетел на безопасное расстояние, но, убедившись, что платформа вернулась в исходное равновесие, выдернул антенну и отстегал бедолагу прямо по торчащему из лючка шлемофону. “Это тебе, сука, не “Беларусь” к правлению парковать!” — орал он.
Толик согласно неписаному правилу “сначала встать, а потом проснуться” наконец-то пришел в себя.
— “Урал” едет, — сказал он, прислушавшись к гулу машины.
“Тоже мне, умник, — произнес про себя Леха, — чему бы тут еще ехать?” Но вслух сказал:
— Прапор катит. Постучи Серому, а то он в лес подался.
И Толик послушно полез в бардачок за ключом.
За те пять суток, что торчали они в этом весеннем лесу, горячую пищу им привозили дважды. Условно горячую, потому как еда в термосах не слишком-то долго сохраняет свое драгоценное тепло. А дело было в том, что по мудрому распоряжению отцов-командиров, батальон был “расквартирован” по отдельным лесным точкам с расстоянием между отдельными машинами не менее полукилометра. Все это делалось с целью защиты от разведки вероятного противника. “И даже очень вероятного, — сказал на общем построении батя, — НАТО под боком!” По той же причине танки приказано было маскировать ветками с первой едва проклюнувшейся зеленью. “Спасибо еще, окопы рыть не заставил”, — ворчал Леха, вспоминая, как в учебке зарывали танк по самый погон так, что над землей торчала лишь одна едва приметная со стороны башня. Вот и приходилось старшине с утра пораньше колесить по всем неведомым дорогам и дорожкам своего обширного хозяйства, и первым на его непредсказуемом пути доставался горячий завтрак, тогда как последним вместе с холодным завтраком привозили и едва теплый обед.
Нельзя сказать, что такое положение дел совершенно никого не устраивало. Сергей, например, был искренне рад этой нежданно свалившейся свободе: казарма с ее занудным распорядком, с ее уставными и неуставными отношениями уже сидела в кишках. Здесь же, под открытым небом, ничего этого не было и в помине. А то, что номинально он числился командиром танка, ровным счетом ничего не меняло — какое же это командирство, когда призывались все в один срок?
Толик, тот весь был в железе: опорные катки, уровень масла, нормальный ход продольной тяги — ничто другое его не интересовало вовсе. И только Леха почем зря скучал по оседлой жизни.
Так или иначе, но день бежал за днем, а в их походной жизни ничего не менялось. Все ждали грядущего учебного боя. Еще в первый день по приезде комбат построил экипажи и, “пеший по-танковому”, они пробежали весь предстоящий маршрут, начиная от рубежа развертывания в ротные колонны. Искусство танковой атаки заключается в том, что вся армада, состоящая из многих десятков машин, при выходе на поле должна развернуться в идеально ровную цепь, где ни один из танков не отстает и не вырывается вперед. Для этого загодя назначаются рубежи, минуя которые батальон, до того двигавшийся единой колонной, делится на роты, а последние, в свою очередь, — на взводы так, что, если посмотреть сверху, получится известная всем корневая система. И лишь перед самым выходом на поле последняя компактная единица — взвод разлетается в стороны отдельными танками. Вероятный противник должен узреть все машины одновременно выходящими из леса по его трусливую душу и умереть от страха. Вот только прежде чем придет такое умение, не одну пару сапог стопчешь.
Старшина привез не только харч, но и боеприпасы.
— Ну что, орлята, соскучились? — весело бросил он, выпрыгнув из кабины. — Сперва болванки сгрузите, а уж потом и обедать! Снарядные ящики не ломать, — погрозил он, — на обратном пути заберу.
— А что, товарищ прапорщик, начинается? — обрадованно выдохнул Леха.
— Начинается, — улыбнулся в ответ старшина и таинственно подмигнул, — к вечеру ждите большой зеленый свисток.
— Ночью стреляем? — спросил вовремя подоспевший Сергей.
— Ночью! Там уже все большие звезды слетелись, даже два натовских генерала! Так что того… не ударьте в морду грязью.
— А как же ужин? — вставил свое слово и Толик.
— Какой тебе еще ужин?! Заслужи сперва! Ужин будет на завтрак.
Ящики выгрузили споро и поставили миски на раздачу. Солдатик-кавказец, что приехал со старшиной, нехотя помешивал бульон, с высокого кузова грузовика, как с горы, поглядывая на очередной экипаж.
— Эй, воин! — не вытерпел Леха. — Со дна пожиже черпай!
— Сам знаю, — гордо ответил священнослужитель кухни.
Через минуту потянулись за добавкой.
— Нэ положено, — отрезал солдат.
— Валяй, клади, — разрешил старшина.
— Э-э… другим нэ хватит, — обиделся тот.
— Сыпь, кому сказал! — рассердился старшина. — Всем хватит!
В выверенном, годами отстоявшемся солдатском мире это правило: если ты всегда в танке, то кто-то другой всегда на раздаче.
— Боекомплект снарядить, ходовую проверить! — крикнул напоследок старшина и упылил к следующему экипажу.
Время после обеда тянулось медленно. Набежала тучка, посыпала мелким дождем и сгинула. Приехал заправщик — и опять тишина. Уже смеркалось, когда в эфире пошла обычная перекличка и, наконец, прозвучало долгожданное: “Всем экипажам на исходную!” Толик привычно поурчал движком, погонял на холостых, набирая обороты, и отпустил сцепление. Машина вздрогнула, словно стряхивая с себя многодневную спячку, и рванулась вперед, разгоняя вечерний сумрак.
II
Полигон был обращен к северо-востоку так, чтобы снаряды ложились в сторону от границы — не дай бог чего — хлопот не оберешься! К середине он несколько понижался, пропуская мелкую речку-ручеек, и тянул на подъем к синеющему вдали лесу. Когда-то, еще в далеких тридцатых годах, в его восточной части был отсыпан высокий продолговатый курган. Возможно, служил он второй или третьей линией эшелонированной обороны рубежей. Теперь же на его вершине располагался бетонированный наблюдательный пункт. Все поле с чахлой купиной кустарников и редкими посеченными осколками деревцами просматривалось отсюда как на ладони. Закатное солнце било из-под туч, из-под нависающего бетонного козырька. Высокие звезды собрались в этот поздний час на вершине и говорили о высоком.
— Нынче-то что не воевать? — вздыхал, потягивая крепкий кофе, московский генерал. — Поймал цель — и уж она твоя, и никуда родимая не денется! А я-то сопляком еще тридцатьчетверки застал. Никакой тебе оптики. Лупили прямой наводкой. Прицелился через ствол — заряжай! И связь — сапогом: пнул механика в
спину — короткая! Пнул еще — поехали!
— И никакой техники безопасности, — вторил ему комдив. — У нас случай был еще на пятьдесятпятке. Ночью на марше врезались стволом в переднюю машину. Пушка — в самопроизвольный откат. Закидному левую руку так к погону и пришило.
— Спасли?
— Какое там! В лепешку! Ампутировали по самое плечо.
— Теперь уж такой службы не будет, — снова вздыхал москвич, — да и солдат нынче хилый пошел. Чуть что — строем в прокуратуру. А мы вот как-то надумали со взводным поговорить по душам, толчемся возле двери, войти не решаемся. А мимо — наш ефрейтор Грицук, как сейчас помню, морда — во! Грудь колесом. “Вы чего тут собрались, как три мужика в литровой банке?! А ну-ка разойдись!”…
Слушая через переводчика эти армейские байки, натовцы понимающе переглядывались, усмехались, кивая головами. Офицеры рангом пониже почтительно молчали. И дымился в чашечках крепкий кофе, и искрился в рюмках армянский коньячок, пропуская солнце. А где-то в лесу, невидимая отсюда, затаилась танковая колонна, изготовившись к бою.
Толик сощурился на раскрасневшееся солнце, на синюю, медленно поднимавшуюся над горизонтом тучу и деловито, по-крестьянски произнес:
— Гроза будет, успеть бы отстреляться.
Собственно в том, что начнется гроза, ничего страшного не было: ну, забрызгает оптику, засбоит в эфире. Куда хуже было другое. Частенько отсыревшие контакты мишеней отказывались фиксировать попадание. Стоит себе проклятая фанера и не падает или, как Ванька-встанька, упадет — и поднимется вновь. Доказывай потом, что ты не верблюд.
— Фигня! — отмахнулся Леха, мельком глянув на тучу. — Успеем!
В ожидании команды экипажи томились, развалившись, кто прямо на броне, а кто под боком, в придорожной травке. Курили, вяло переругивались и подначивали друг дружку да травили старые анекдоты.
— Ну что, Серый, дошел уже до буквы “зю”? — окликнули Сергея с соседней машины. — Прапор скоро в отпуск в Крым катит. Говорил, тебя переводчиком возьмет.
Сергей раздраженно захлопнул словарь. Безмятежная лафа кончилась, начинались будни, где все урывками: сон, еда, жизнь…
Неожиданно по колонне, наэлектризованной ожиданием, пробежала волна — давали отмашку флажками: комбат кличет к себе командиров. И значит, счет пошел уже на минуты. Сорвались, побежали, оправляясь на ходу, за последней вводной. И сердце билось уже в ином, запредельном ритме, сердцу было все равно, кто ты есть: бывший тракторист или будущий абитуриент иняза.
Батя в новеньком черном комбезе был краток. “Общий зачет батальону зависит от действий каждого экипажа. И не дай бог какая сука!.. — чуть ли не по слогам выговорил он и, оборвав себя, насупился, тяжелым взглядом придавил бойцов. — Никакой самодеятельности! Никакой болтовни в эфире! Работаем на третьей частоте. Время “Ч” — двадцать один тридцать. Вопросы будут?!” И не дожидаясь вопросов, он с картинной оттяжкой прокричал: “Па-а машинам!”
Перед тем как сорваться с места, Сергей мельком кинул взгляд на часы. Оставалось десять минут — только-только добежать до места, ни тебе отдышаться, ни.… Добежал. Толик уже гонял на холостых, прогревая двигатель, Леха, нахохлившись, торчал в своем лючке. Сергей едва успел подсоединить тангенту, а уж впереди взметнулся флажок ротного, дублируя головную машину. И колыхнулась, поползла гусеница колонны, взметая дорожную пыль. Вначале медленно, словно бы пританцовывая, плавно покачиваясь на торсионах, строго выдерживая дистанцию. Но вот уже миновали рубеж ротных колонн, и стремительней рванулся навстречу прохладный сумрак леса, еще светлого, еще озаренного гаснущими лучами. Вот и последний рубеж. “К бою!” — прохрипело в наушниках, и Сергей торопливо сполз внутрь, захлопнув за собой лючок, и машины — педаль в полик — взревев, рванулись навстречу распахнувшемуся впереди полю.
— Идут! — крикнул наблюдатель на вышке.
Офицеры, оставив недопитый кофе, прильнули к окулярам. Снизу уже доносились сухие короткие очереди пулеметов, падали первые мишени, а трассирующие пули, столкнувшись с невидимой преградой, рикошетом взмывали ввысь и опадали, вычерчивая в темном небе разноцветные дуги.
— Грамотно вышли! — похвалил московский генерал, не отрываясь от окуляров, и, выждав минуту-другую, щелкнул нетерпеливо пальцами. — Ну-ка мне связь с комбатом!
— Даю вводную! — закричал он, как только ему протянули провода. — Вторая рота, пятая машина подорвалась на мине! Третья рота, девятая машина уничтожена прямым попаданием противника! Выполняйте!
“Черт бы тебя драл!” — ругнулся на другом конце комбат и в свою очередь закричал:
— Борт полста три! Борт сорок четыре! Заглушить моторы! Из брони не вылезать! Как поняли? Прием!
Вначале Сергей долго не мог сосредоточиться. То ему казалось, что они слишком уж вырвались вперед, то — что отстают, и он беспрестанно поправлял Толика, давая противоречащие друг другу команды. В какой-то миг он неожиданно увидал впереди мишень и только тут, вспомнив, что надо ведь еще и стрелять, закричал:
— Пулемет справа, Леха! Гаси его!
— Уже! — деловито бросил тот, не отрываясь от прицела.
И мишень послушно упала.
— Танк прямо!
— Выстрел! — предупредил Леха.
Мгновение звоном повисло в ушах, и многотонная махина встала, будто наткнувшись на стену, но, качнувшись, упрямо двинулась дальше.
Леха бил расчетливо, как учили. То был высший шик — с трех пулеметных мишеней, на которые в учебке выдавался двадцать один патрон, восемнадцать привезти назад в обойме, затрачивая на каждый выстрел ровно одну пулю. Но сегодня количество мишеней не оговаривалось, и никто, включая самого батю, не знал всего объема поставленной им задачи.
— Вот тебе новая вводная, комбат! — кричали с вышки, усложняя обстановку, и батя вновь ругался и выполнял.
— Гранатометчик слева! — это уже Толик, соскучившись за рычагами, вошел во вкус, разглядев что-то в свой мутный тримплекс.
Сергей бросил быстрый взгляд в сторону.
— Не наш! — парировал он.
— Без разницы, — ворчал Леха и, довернув башню, посылал туда короткую очередь.
И он, очевидно, был прав, даже если все это была лишь игра.
Сергей совсем позабыл о времени. Он настолько увлекся сражением, что не сразу среагировал на грозную ругань в наушниках: “Тулa! Тулa! Оглох ты там, что ли?! Сорок пятый, твою мать, ответьте! Прием!”
— Я сорок пятый! Я Тула! — спохватился Сергей. — Слышу вас хорошо! Прием!
— Ну, наконец-то, уши тебе ершом прочистить! Принять влево на две дорожки, как понял? Прием!
— Орел, я Тула! Вас понял! Прием!
— Гаси все, что вокруг! И слева и справа! Как понял? Прием!
— Вас понял! Прием!
— Выполняй!
“Танковый взвод в наступлении занимает полосу шириной…”, — гласит боевой устав, не считаясь с тем, сколько этих самых танков осталось в строю. Уцелевшие должны восполнить пробелы.
— Сдай влево, Толик! — скомандовал Сергей. — На две дорожки влево!
— Зачем это? — недоуменно переспросил Толик. “Разве не по своей едем?” — обиженно подумал он.
— Приказ комбата, дурень! Влево давай!
— Так бы и говорил, — смирился Толик, доворачивая машину. — А на две дорожки, это как? Через одну на вторую или через две на третью?
Но Сергей и сам не знал этого, а нарываться снова на батину грубость ему не хотелось.
— Хрен его знает, давай на третью, — решил он.
Толик в отличие от Сергея и Лехи хорошо помнил, что где-то перед самым ручьем слева было небольшое болотце. Их родная дорожка шла мимо, а соседняя, делая значительный изгиб, забирала влево, обходя препятствие с другой стороны. Причем, если не знать этого, можно было запросто угодить прямо в него — поди, разгляди там ночью, болото это или лужок. Толик еще подумал тогда, что соседу с дорожкой явно не повезло. И вот теперь доставалось ему совершить этот обходной маневр. Сколько еще до этого места, он не знал, но думалось, — уже близко. И он для верности дожимал левее.
Дождь хлынул неожиданно, повесив перед оптикой серую, почти непроницаемую пелену. Время, которого еще недавно не замечали, вновь обрело и длительность, и смысл.
— Леха, ты чего-нибудь видишь? — спросил Сергей.
Он уже минут пять пытался разглядеть хоть какое-то подобие мишеней.
— Не-а, ни хрена! — буркнул тот.
— Может, они все отсырели?
— Не должно бы так скоро. Разве только электричество молнией вырубило?
— А соседей видишь кого?
— Разглядишь их, как же!
— Может, лючок открыть, проверить?
— Дурной, что ли, под пули-то лезть ?! — ухмыльнулся Леха. — Ладно, чего тебе неймется? Едем и едем!
В эфире тоже творилась какая-то чепуха. Сухой треск, как от разрядов электричества, забивал разговоры, и разобрать можно было лишь отдельные слова. Комбат опять кого-то куда-то посылал, распекал ротных, но про них словно забыли. “Да и черт с ним со всем! — подумал Сергей. — Ну, нет мишеней и нет, — родишь их, что ли?” Сколько раз и прежде бывало: забыл оператор поднять вовремя, задумался о чем-то своем, а ты ждешь, глаза пялишь.
Его размышления перебил Леха.
— Слышь, Серый, а слева у нас кто теперь?
Сергей задумался. Про сорокачетверку он помнил, батя застопорил ее еще в самом начале. А вот было ли что про сорок шестую, он забыл. Может, что-то и было. Иначе, зачем бы их гнать на чужую дорожку?
— А, может, Леха, там и нет никого, запросто может быть! — ответил он. — И тогда мы самые левые!
Прошло еще несколько минут непонятного ожидания.
— Ну, а ты чего молчишь, Толик? — снова занервничал Сергей.
— А чего?
— Чего думаешь-то?
— Ничего я не думаю. Ручья долго нет.
— Какого еще ручья?! — вмешался Леха.
Но Толик промолчал, и вместо него ответил Сергей.
— Там ручей был посередине, не помнишь?
— Ну и чего? Так еще не доехали, значит.
— Значит, значит… — пробубнил Сергей. — Ерунда какая-то, значит.
Сергей знал, что случись чего — отдуваться придется ему одному. И дело даже не в том, что он старший по должности — плевать было бате на должности. А дело в том, что батя, как считал Сергей, страсть как не любил “умных”. “В армии уставы надо читать, товарищ боец, — заявил он однажды Сергею, застав его за словарем, — а не художественные книжки!” И еще долго после того случая он зудил на любимую тему: “Ты можешь вообще сидеть дома и смотреть телевизор, но твой танк должен быть помыт, заправлен и выполнять боевую задачу!”
— Есть! — радостно воскликнул Толик.
— Чего?! Чего есть?! — почти одновременно выкрикнули Сергей и Леха.
— Ручей есть, — сообщил Толик, — правда, глубокий, собака. Меня по самый тримплекс залило.
— Подумаешь! — осадил Леха. — От дождя, наверное.
А Сергей, прильнув к окулярам, мучительно пытался разглядеть хоть что-то знакомое, но в приборе ночного видения висела все та же дождевая пелена, окрашенная мерзким зеленоватым цветом.
— Попробуй, может, с батей свяжись, — буркнул Леха.
— Ну и что я ему скажу? — огрызнулся Сергей. — Что мишеней давно не видел? А он ответит — глаза банником прочисти. Будто батю не знаешь?
Сергея даже передернуло от одной только мысли, что бы он такое мог услышать в ответ от бати.
— К тому же он запретил трепаться в эфире, — словно оправдываясь, произнес Сергей.
— Ну, как знаешь… — то ли согласился, то ли остался при своем мнении Леха, но его голос уже потерял прежнюю беспечность. — Чего там у нас со временем-то?
— Одиннадцать почти…
— Ни хрена себе! — присвистнул Леха.
Сергей и сам понимал, что со временем получалась какая-то ерунда: давно бы уж должны были приехать. “А может, и не давно? — засомневался он. — Ведь в прошлый раз только пешком ходили”.
— Слышь, Толик, как по-твоему, сколько на все поле нужно?
— Час, может, не больше, — прикинул Толик.
— Черт с ним, давай, прибавь обороты, — решился Сергей. — Может, нас уже ждут давно?
И еще с полчаса гнали, разгоняя тягучий сырой мрак, но ничего, кроме новой тревоги, это им не прибавило. Наконец Сергей не вытерпел.
— Была не была, — отчаялся он, — свяжусь с комбатом.
Но поиски Орла ничего не дали, в наушниках стоял сплошной треск, перемежаемый отдельными грозовыми разрядами.
— Попробуй на запасной, — посоветовал Леха.
— Без разницы, — грустно откликнулся Сергей, — уже пробовал. Полный облом.
Не хотелось и думать о том, как после всего этого объясняться перед батей. “Живьем сожрет”, — единственное, что лезло Сергею в голову. Но он и представить себе не мог, что в действительности происходило в этот поздний час на полигоне.
Давно уже отгремели последние выстрелы и вернулись остановленные в поле “подбитые” танки, и комбат — благо бегать далеко не надо — стоял навытяжку перед высоким московским начальством.
— Ну что ж, капитан, прими поздравления! — ласково хлопал его по плечу генерал. — Видели твоих орлов! Лихо! Лихо! Тут вот у нас некоторые даже того… — скосил он глазами в сторону натовских офицеров и, припав к самому уху комбата, чтобы не слышал переводчик, зашептал: — В общем, запашок стоял тот еще! — Он крякнул, рассмешив самого себя, и заключил: — Одним словом, с новой звездой тебя, товарищ майор! — и, обернувшись к комдиву, скомандовал: — Давайте там у себя, не тяните — пишите представление!
Но нынче комбату было не до поздравлений. Тот факт, что одна из машин до сих пор не вернулась с поля, никак не шел у него из головы. Конечно же жизнь не без случайностей. Бывало, терялись и раньше, тычась, как слепые котята на ровном месте в поисках мамки, но то ж у себя, под боком, в пределах связи. Этих же унесла
нелегкая — не докричаться! “Ну, Тулa! Ну, сукины дети! — разве что не слюною исходил комбат, изобретая наказания одно страшнее другого. — Только попадитесь мне, а особенно этот умник со словарем!” Самое же противное для него заключалось в том, что он обязан был доложить — не мог не доложить об этом!
— Товарищ генерал-лейтенант, — собрался он с духом, — разрешите доложить?
— Ну, что там у вас еще? — улыбнулся москвич. — Докладывайте.
— Дело в том, что один экипаж до сих пор не вернулся с поля.
Генерал невольно скривился.
— Ну, не при этих же! — еле слышно пробормотал он, кивнув опять в сторону натовцев, и уже не таясь, широко улыбнувшись, проговорил: — Полагаю, ничего страшного! Может, движок у ребят заглох? С кем не бывает!
Он на минуту задумался, словно бы вопрошая незадачливого комбата, — чего, мол, тебе еще? — и уже более нетерпеливо произнес:
— Ладно, дружок, ступайте! Нам еще завтра десантников смотреть! После напишете докладную.
В расположение батальона батя вернулся не в духе. В штабной палатке офицеры доедали остывший ужин, возле печки дымились мокрые комбезы.
— Проходите, товарищ капитан, присаживайтесь! Сейчас и ужин подогреется! — затараторил дежуривший солдат.
Но комбат, не обратив на него ни малейшего внимания и ни к кому особенно не обращаясь, устало произнес:
— Третью роту на построение. Времени — три минуты. Исполняйте, — и, откинув полог, шагнул наружу под непрекращающуюся завесь дождя.
А через эти самые три минуты при свете фар батальонного “Урала” он уже распекал недовольных, только что приготовившихся к отбою солдат.
— Прочесать все крайние дорожки! Каждую воронку, каждый кустик! Особое внимание на следы!
— Танк за кустик не спрячешь, — вполголоса проворчал кто-то в заднем ряду.
— Кто там у нас самый умный? — сердито бросил комбат. — Выйти из строя!
В луч света шагнул худосочный парнишка.
— Небось, тоже словари почитываешь? — проговорил батя. — За разговоры в строю три наряда вне очереди! Встать в строй!
Но зла не было в его голосе, а была лишь одна усталость. Напоследок он выговорил ротному:
— Возьмешь мой БТР — и ходом на тот конец поля, а уж обратно пешочком. Да особенно возле середины смотри, там я их влево завернул. Если что — я на связи. — Он задрал кверху голову, глянул в темное беспросветное небо и добавил: — Глядишь ты, как льет, зараза! Спешить надо — завтра никаких следов не найдем.
— Их уж и теперь вряд ли осталось, — зевнул ротный.
— Посмотрим… — мрачно произнес комбат.
Вылезти из лючка Сергей решился не сразу. Некоторое время он еще настороженно прислушивался к ровному шуму дождя, барабанившего по башне, но не найдя в этом мирном звуке ничего подозрительного, выбрался наконец наружу. То, что он увидел вокруг, мало обрадовало его. Унылая ровная местность с темными пятнами кустарника, да едва приметный лес черной полоской на горизонте, и ни огонька, ни намека на присутствие человека.
Сергей постучал по броне, окликнул:
— Эй, давай все наверх!
— Ни фига себе! — присвистнул Леха, оглядевшись. — Куда завез ты нас, Сусанин?!
Толик растерянно хлопал глазами в ответ.
— Откуда мне знать? — пробормотал он. — Все по дороге ехали.
— По дороге, по дороге! — передразнил Леха. — По дороге-то можно куда угодно доехать!
— Все дороги ведут в Рим, — отрешенно пробормотал Сергей.
— А у нас в Жуковке на ферму, — вполне резонно заметил Толик, не оценив его пассажа.
— Вот именно! — подхватил Леха. — То-то я и смотрю, мишеней давно не было! Скоро тут у нас живые мишени замычат!
— Ладно, хорош трепаться! — оборвал их Сергей. — Чего делать будем?
— А хрен его знает, товарищ командир! — впервые обратился к нему по должности Леха, но в этом его “командир” было конечно же куда как больше иронии, нежели уважения.
— Сколько у нас горючки? — обернулся Сергей к Толику.
— Вечером по горлышко залили.
— Ну и погнали обратно! — рассудил Леха. — Чего тут ловить?
— А ты знаешь, куда обратно?
— Чего там знать-то? По своим следам вернемся!
— Там лужа на луже, — вставил свое умное слово Толик, — никаких следов не увидишь.
— А развилки были? — спросил Сергей.
— Были, кажись, — пожал плечами Толик.
— Кажись, кажись… — снова передразнил Леха.
— Хреново!
— Все равно попробовать надо, не здесь же куковать! Батя там уже, наверное, завелся, седьмую передачу врубил!
— Черт с ним, — согласился Сергей. — Разворачивай!
Третья рота вернулась часа через полтора злая, мокрая и по уши в грязи. БТР выглядел не лучше.
— Ну, что там у вас? Выкладывайте! — насупился комбат, хотя уже по одному только виду солдат понял, что затея прошла впустую.
— Там болотце между дорожек, — устало доложил ротный, — думали, там сперва. Палками потыкали — неглубоко. Застрять, конечно, может, но так, чтоб утонуть, — вряд ли. Потом просеку нашли, влево тянет. Дальше вырубка. Наверное, слеги для мишеней таскали. Просека накатана, и следов всяких много. За ней дорога идет примерно на северо-запад. Я на бронике сгонял километров пять до первой развилки — следов не видно. Но там глина повсюду — сплошное месиво. Думаю, надо на той дороге искать — больше негде. И по всем развилкам проехать.
— Ясно, — обреченно выдохнул батя, — значит, до утра. Распорядись там бойцам чего-нибудь горячего — и отбой.
— Сам-то как? — участливо спросил ротный.
— А… — отмахнулся комбат, — не спрашивай лучше. Докладную вон сочинял, а надо бы сразу рапорт. Чую, выдерут завтра, как дедушка Сидор свою козу.
И глянув пустыми глазами в беспросветное небо, он вздохнул и обреченно махнул рукой:
— Ладно, чего теперь… Пошли спать.
Толик так резко тормознул, что задремавший было Сергей врезался лбом в оптику.
— Чего там у тебя?! — спохватился он. — Чего встали?
— Река тут, — буркнул в ответ Толик.
— Стой тогда, сейчас поглядим.
И Сергей, а следом за ним и Леха выбрались наружу.
Место было опять незнакомым. Речка метров тридцати, а может, и того меньше, пересекала дорогу. Накатанная колея смутно просматривалась на том берегу. Леха, все более раздражаясь, обернулся к Толику.
— Ты тут раньше-то ехал, тракторист?!
— Не помню я, — пожал плечами тот. — Был ручей какой-то.
— Ну, так чего, опять обратно поворачивать, что ли? Так и будем всю ночь мотаться?
— Давай прямо помалу, — скомандовал Сергей. — Черт его знает, чего тут за речка!
Толик опасливо подал вперед, но брод оказался неглубоким.
За рекою снова пошли поля и перелески, от которых веяло какой-то безысходностью и тоской. Сергей сидел на броне — по-походному — и смолил одну сигарету за другой. Дождь сник, пошел на убыль, но легче от этого не стало. В голову лезли самые мрачные мысли: “А что если эта гонка никогда не кончится? Если не найдем своих?” Он отгонял их, стараясь думать о другом, но все возвращалось на круги своя. Как так могло получиться, что они съехали с полигона, сами того не заметив? Как теперь объяснять все это комбату?
Время от времени он спускался в башню, пытаясь установить связь, но все было впустую. “Глухо, как в танке, — пытался отшутиться он, — это точно про нас”.
Часа через два опять выскочили к реке, через которую был перекинут деревянный мост. Нет, моста прежде они точно не проезжали, и Толик, не дожидаясь команды, повернул обратно. Постепенно раздражение овладевало и им, и он до отказа выжимал из машины все, на что она была способна. Танк ревел, взбрыкивал на передачах, как загнанная лошадь, и упрямо пожирал ночное пространство.
Когда Сергей в очередной раз посмотрел на часы, была уже половина третьего. Все тело ныло, затекли от долгого сидения ноги, а на заднице, казалось, была одна сплошная мозоль. У Лехи тоже стали сдавать нервы.
— В гробу я видал эту железяку, — ворчал он. — Торчишь тут, как папа Карло на свадьбе у Буратино — весь в занозах!
Пора было бросать эту бессмысленную затею. “Все равно до утра ничего не найдем”, — смирился Сергей.
— Ладно, — скомандовал он Толику, — глуши моторы!
— Чего так?
— Спать будем, вот чего! Сколько ж можно?!
Но спать в танке никто не хотел — тело требовало настоящего отдыха.
— Давай уж в лесочек свернем, что ли? — предложил Леха. — Десять минут погоды не делают.
— И костер бы неплохо, — согласился с ним Толик.
— Валяйте! — отрешенно махнул рукой Сергей.
Место было выбрано удачное, вдали от посторонних глаз под могучими редкими соснами. Леха вместе с Толиком притащили какую-то валежину, намочили в горючке ветошь, и уже через несколько минут на опушке весело потрескивал огонь, призрачно озаряя высокие кроны.
— Пожрать бы еще! — мечтательно протянул Толик, развалившись около костра.
— А чего, в самом деле, Серый, давай НЗ распотрошим? — подхватил эту идею Леха.
— Ага! Прапор потом удавит за свой НЗ! — огрызнулся Сергей.
— Да ладно — удавит! Один черт, он нас без завтрака оставит, вот увидишь!
— А может, и без обеда, — поддакнул Толик.
— Да идите вы… Делайте, что хотите! — плюнул на все Сергей. — Что я вам, нянька, что ли?
В конце концов есть хотелось и ему.
— Так бы сразу и пел! — радостно вскочил Леха и нырнул в башню.
После разогретой на огне тушенки и сухих галет сон навалился как внеочередной наряд на молодого. Сергей уснул, не докурив сигарету. Леха храпел, по привычке прибившись к Толику, а тот еще некоторое время дергал во сне рычагами, но вскоре угомонился и он.
Немного спустя небо очистилось, и высыпали звезды. Грозу сносило куда-то к востоку. Но ничего этого друзья уже не видели.
III
Комбат проснулся ни свет ни заря. Сам на БТРе да двое ротных на танках прочесали весь район, в котором предполагали обнаружить пропажу, но все впустую — танк будто сквозь землю провалился.
— Да, дела-то наши хреновые! — тяжко вздохнул московский генерал, выслушав его подробный доклад. — Не было такого на моей памяти, не припомню! И ладно бы еще утонули в какой речке, а если за кордон подались?! Тут знаешь, чем пахнет?! Тут уж точно хлопот не оберешься!
Он выпалил это экспромтом, не задумываясь, толком еще не проснувшись, но тут же и проверил самого себя. “В самом деле, а почему бы и нет? — решил он. — Улетел же наш МИГ в Японию, и никто не спохватился, не стрелял и даже не следил за его полетом. Да оно и понятно, и правильно. А то что же народ подумает: сперва “боинг”, а теперь уж и МИГи сбивать начали — это что ж, мол, за армия у нас такая?”
При этих его словах комбат вдруг совершенно отчетливо увидел того самого злополучного командира “Тулы” с вечным словарем под мышкой, и мерзкий холодок пробежал по его могучей спине. “А что если и в самом деле… — подумалось ему. — Ночные стрельбы, гроза, граница под боком, не полный, но весьма внушительный боекомплект…” Но дальше додумывать ему не хотелось, потому что дальше получалась полнейшая ерунда, в лучшем случае означавшая конец всей его карьеры.
— А что ты можешь сказать об экипаже? — словно угадав его сомнения, спросил генерал. — Что за птицы? Мысли, разговоры, настроения?..
“Но нет же, чушь! — спорил с собой комбат. — Обычный оболтус из тех, что всеми силами косят от армии, а тут не вышло, не обошлось…. Из тех, что только и думают о гражданке, а после дембеля спешат поскорее забыть все, точно дурной сон”.
— Да в общем-то ничего особенного, — пожал плечами комбат, — бойцы как бойцы. Не хуже и не лучше других…
Но не таков был генерал. Он и пожил подольше, и видел подальше, и самого себя считал воробьем стреляным.
— Это твое “ничего особенного”, капитан, к делу не пришьешь, — внушительно проговорил он. — Ты мне это, вот что… накропай-ка характеристику на каждого. Дату пока не ставь, это позже… успеется. — Он вздохнул, подергал тугую портупею и добавил: — И потом: забери-ка ты свою докладную, перепиши. Укажи, что танк пропал из района рассредоточения, а не во время стрельб. Нам-то с тобой не все ли равно? А там, — ткнул он неопределенно пальцем, — бог весть что подумают! Запаникуют! Сам понимаешь — танк с боекомплектом, это тебе уже не трактор!
Но подразумевал он при этом совершенно иное, и комбат понял что. Понял, но о своем понимании предпочел умолчать, а спросил совершенно о другом:
— А как насчет поисков?
— Поиски ни в коем случае не останавливать! Поиски продолжать! — отчеканил в ответ генерал.
Сергей проснулся от громкой ругани. “Батя!” — подумал он во сне и невольно улыбнулся. Странно двойственным было отношение Сергея к комбату. Он его уважал и презирал одновременно, он его любил и ненавидел, и лишь об одном можно было сказать с уверенностью: он его боялся. Где-нибудь в другой жизни он, возможно, и хотел бы быть таким же, как батя. Таким же крепким, подтянутым, независимым… Где-нибудь в другой, но не теперь… не в этой….
Сергей вскочил и продрал глаза. Нет, ругался вовсе не батя. Это был даже не ротный, этого Сергей не знал совершенно. В обычной защитке, без знаков различия, и ругался-то он как-то изощренно, не по-нашему. Леха с Толиком были уже на ногах и тоже с удивлением таращились на незнакомца.
— Еджече прочь, раджецки щфини! — возбужденно кричал тот и махал на них сучковатой палкой. — Ту польска, заказани ляс!1
Видя, что слова его не возымели должного результата, он в гневе затоптал сапогами кострище, распинал потухшие головешки и опять накинулся на непрошеных гостей со своей непонятной руганью:
— Идзе! Идзе! Чшиджещчи джевеньчь року пошукайтэ!2
И не найдя, на чем бы еще выместить свою злобу, принялся колотить палкой по танку.
Первым опомнился Леха.
— Эй ты, дядя! — крикнул он незнакомцу. — Полегче! Оптику не тронь! — И бросил через плечо своим: — Валим отсюда, пацаны! Толик, заводи!
Танк взревел, окутав поляну едким сизым дымом, и рванулся вперед, а незнакомец еще долго грозил им вслед своей сучковатой палкой.
Минут пять ехали молча, переживая случившееся.
— А мы вообще куда катим-то, Серый? — пришел наконец в себя Леха.
— Да черт его знает! С этим придурком совсем сбились.
— А!.. — ехидно протянул Леха. — А я думал, вчера еще! А вчера, значит, все шло по плану?
На этот каверзный вопрос Сергей предпочел не отвечать вовсе. “Катился бы ты со своими приколами! — думал он о своем товарище. — Будто вчера не вместе всю ночь колесили”. Но Леха и не собирался униматься.
— Ты хоть представляешь себе, куда мы заехали?! — снова пристал он. — Что это за Хохляндия такая?
— У Толика спроси, — попытался отвязаться от него Сергей.
Но Толик, который слышал все их переговоры, лишь огрызнулся:
— А я почем знаю?
— Этот вояка вроде про Польшу что-то говорил, — глухо проворчал Сергей.
— Какой он тебе вояка?! Видал у него рога на кокарде? — Лесник он сохатый, понял?
— Ну, лесник, — согласился Сергей. — Не все ли равно?
— Так ты чего, хочешь сказать, что это Польша?! — спохватился Леха, когда до него дошел смысл сказанного.
— Польша — не Польша, какая, к черту, разница?! Нам бы до своих добраться!
— Это чего же, мы, по-твоему, границы не заметили?! — не унимался Леха.
— А пес его знает, выходит, что не заметили. Хотя, может, это и не Польша вовсе, а Украина? Один черт, мотать надо отсюда поскорее.
— Ну, и как ты думаешь это сделать?
— Не знаю, — мрачно изрек Сергей.
Одно было ясно ему окончательно, что батя их здесь не найдет, а значит — никуда не денешься — и выбираться придется самим. Вот только где теперь эти
свои, — кто бы ответил? Прошлую ночь, где их только не носило, поди теперь разберись!
— А может, опять ночи дождаться? — вклинился в их разговор Толик. — Тогда уж и рвануть. Правда, жрать очень хочется и попить бы чего!
— Ну да, как же — ночи! И вообще в Турцию уехать! — перебил его Леха.
— В Турцию так просто не попадешь, — заметил Сергей, припоминая географическую карту, — там еще полно других стран по дороге. А за предложение спасибо — накатались!
— Ну, как хотите, — обиделся Толик и замолчал.
“Выбраться на шоссе, дождаться полицейских, — размышлял Сергей. — Уж слово-то “Россия” они всяко поймут, объяснимся как-нибудь”. Он поделился своими соображениями с Лехой.
— Ладно, — согласился тот, — давай попробуем.
Ближе к обеду, когда батальон уже часов шесть кряду утюжил округу в поисках беглецов, московский генерал имел весьма неприятный разговор со столицей. Благо дело было в офицерской гостинице при полигоне, и никто посторонний его не слышал.
— Вы что там, совсем охренели?! — орал на другом конце его невидимый абонент. — Почему не доложил вовремя?!
— Так своими силами хотели… искали… ищем, товарищ… — пытался вставить оправдание генерал.
— Ищут они его, как же! Телевизор вруби, дурило! Там про него уже битый час только и разговоров!
— Так ведь…
— Не смей перебивать!!! — орал его грозный собеседник. — Дуй в секретку немедленно и по закрытой линии мне все доложишь! Пять минут тебе даю, исполняй!
И связь оборвалась.
Через три минуты, отдуваясь и утирая вскипевшее потом лицо, генерал уже дозванивался по закрытой и защищенной от посторонних ушей линии в далекую Москву.
— Докладывай! — прохрипел в трубку все тот же собеседник.
И генерал шаг за шагом поведал события злополучной ночи, впрочем, сдвинув их по своему усмотрению часа на три назад. Из его объяснений в том же самом ключе, что он с утра внушал комбату, выходило, что танк ушел пустой, что экипаж, скорее всего, заблудился. Не исключал он также и худшей вероятности — бегства.
Но то ли его собеседник был изощрен в подобных вопросах, то ли слишком уж хорошо знал самого генерала, а только словам его он не больно-то поверил.
— Ты, сука, бабе своей будешь заливать про боекомплект, понял?! — рявкнул он. — Ты что там творишь, к ядрене фене?! Ты у меня под рапорт захотел?! Мне тут и так уже МИД все яйца оборвал! Что мне прикажешь наверх докладывать?!
— А может, сказать, что разведка боем? — сморозил явную глупость генерал.
— Чего?! Да ты хоть знаешь, что полагается за такое самоуправство?!
И выражения собеседника приняли совершенно непечатный характер, так что даже видавший виды генерал, сморщившись, отодвинул трубку подальше от уха.
Но, как и всякий горячий человек, остыл московский начальник быстро и, сменив тон на рабочий, перешел к делу.
— В общем, так, — заключил он, — у тебя там натовцы сидят, ну так и пусть их сидят хоть до посинения! Пока дело не решится!
— А что мне…
— А что хочешь! — не дал договорить собеседник. — Хочешь — водкой пои, хочешь — в баню своди, кабана пострелять…. Учить тебя, что ли?
— А с поисками что? Прекратить?
— Ни в коем случае! Пусть ищут! Мало ли что по телевизору болтают — у них работа такая!
Вернувшись в свой номер, генерал опрокинул полстакана коньяку, унял нервную дрожь. Затем пощелкал каналами, дождался выпуска новостей. Передавали вырезку из CNN. Какой-то поляк, лесничий рассказывал корреспонденту, что утром в заповеднике наткнулся на русский танк. Тут же вкратце сообщалось, что МИД Польши выразил в этой связи глубокую озабоченность, направил ноту и т.д. и т.д. Наши все отрицали и говорили о провокации. Генерал плюнул и спустился в столовую. За столик к нему подсел комдив.
— Слыхали? — прошептал он, вытянув шею.
Генерал лишь устало отмахнулся в ответ и едва заметно кивнул.
— Я вот тут подумал, может, нам с поляками стоит связаться? — все так же тихо, вполголоса проговорил комдив.
— Это еще зачем?! — поднял брови генерал.
— Пусть бы они ретранслировали наш сигнал — была бы связь с экипажем.
— Ты с катушек слетел?! Рассекретить наши частоты?
— Один черт, вместе с танком получат, — пытался убедить в своей правоте комдив.
— Ну, это мы еще поглядим! — сердито проговорил генерал, но настроение его явно улучшилось.
Примерно в то же самое время в Брюсселе, в штаб-квартире НАТО, проходило экстренное совещание начальников штабов. После заявления представителя Польши состоялся обмен мнениями. Все понимали, что произошло нечто экстраординарное, и торопились поделиться собственным видением проблемы, отчего формальный график обсуждения был смят, а сама дискуссия приняла непредсказуемый характер, вылившись в отдельные выкрики и реплики с мест:
— Господа! Это совершенно недопустимо! Этих русских надо поставить на место!
— Но они заявляют, что сами не владеют ситуацией! Говорят, что танк заблудился, что с экипажем нет связи.
— И вы этому верите, господа?!
— Вот именно! Русские все время врут! Сперва они утверждали, что вообще не знают, о чем идет речь. Их МИД направил нам встречную ноту, что все разговоры о танке — провокация. Час назад они дали задний ход и в пренебрежительной форме сообщили, что неконтролируемое пересечение границы действительно имело место, но ситуация уже под контролем и в ближайшее время инцидент будет исчерпан.
— Господа, но русский танк в центре Европы это вообще нонсенс! Он должен быть немедленно дезавуирован!
— И как вы полагаете это сделать?
— Да очень просто! Зацепить его тросами и отбуксировать в бокс! Я вообще не понимаю, у нас что, нет для этого средств?
— А вы полагаете, экипаж позволит вам это сделать?! Вот вы, окажись на их месте, разве бы позволили?
— А что тут такого? Заблокировать нашими машинами и…
— Господа, господа! Минуточку! Я только что беседовал с нашими наблюдателями на полигоне. У них совершенно противоположные сведения! Танк вовсе не безоружен, как сообщалось вначале! По имеющимся сведениям, они ушли с полным боекомплектом!
— Но это же в корне меняет все дело, господа! Мало ли что взбредет в голову этим парням! Может, они накачались наркотиками?! Танк должен быть немедленно уничтожен!
— Вы хотите войны?
— А вы?
— Я сейчас же свяжусь с нашим штабом в Монсе! Это прерогатива верховного главнокомандующего. И прошу вас, господа, не расходиться! Мы должны постоянно отслеживать ситуацию!
А виновники всего этого переполоха, ни о чем таком не подозревая, мирно катили по весеннему заповедному лесу. В буковых рощах весело горланили соловьи, отвлекая от мрачных размышлений, а одевшиеся в первую зелень дубравы отбрасывали легкую прозрачную тень. Дорога, вся еще в лужах от недавних дождей, плавно покачивала на ухабах, и хотелось на свободу, хотелось бросить где-нибудь в лесу эту груду железа, забыть и податься куда глаза глядят.
Лехе, видно, тоже передалось это весеннее настроение. Он стянул с головы шлемофон и не по связи, а так, голосом крикнул:
— Как думаешь, Серый, в следующей войне танки будут нужны?
— Не-а… — помотал головой Сергей и, в свою очередь, сняв шлемофон, закричал: — Есть такой закон Паркинсона! Это о том, что генералы всегда готовятся к прошедшей войне!
— Кого, кого?! Какой закон?! — не расслышал Леха.
— Пар-кин-сона! — по слогам повторил Сергей, увертываясь от хлеставших по лицу веток.
— А кто это такой?
— Черт его разберет! Англичанин, кажется.
— И чего? Наши-то этот закон знают?
— Не думаю. Вряд ли им это интересно!
— А американцы?
— Может, и знают, только им тоже на все наплевать!
Лес постепенно редел, оставляя за спиной свои нераскрытые тайны, и ширилась, неслась навстречу дорога. За поворотом неожиданно начался асфальт, а сквозь расступившиеся деревья замелькали аккуратные поля и утопающие в яблоневом цвету домики.
— Деревня какая-то! — кивнул Леха.
— Вижу! Тут полицейских не найдешь.
К обочине уже выбегали ребятишки, провожая восхищенными глазами невесть откуда свалившийся танк.
— Жми вперед, Толик! — скомандовал Сергей, натянув шлемофон. — Здесь нам ловить нечего.
— Там, впереди, шоссейка, кажется, — откликнулся Толик, — видишь, машины на горизонте?
— Точно! Вот до нее и дави, а там разберемся.
Их появление на оживленном шоссе вызвало немалый переполох. Легковые, отчаянно сигналя, старались побыстрей проскочить мимо, а водители грузовиков, опасливо косясь, крутили пальцем у виска.
— Вот увидишь, сейчас доложат! У них это дело поставлено! — сообщил неизвестно кому Сергей. — Не успеем моргнуть, как полиция нагрянет!
Но полиция не спешила. Леха тем временем принялся разглядывать в прицел щит-указатель, до которого было метров семьсот.
— Ну, чего там? — заинтересовался Сергей.
— Воздух рябит, ни черта не прочитаешь, — пожаловался Леха. — Толик, подгони поближе!
— Погляди сам, Серый. Ты у нас по-английски гонишь, — через минуту проговорил он.
— Warsaw, — вслух прочитал Сергей, — сто двадцать километров. Radom — семьдесят.
— Чего, чего? — переспросил Леха.
— Варшава, говорю, польская столица. Что и требовалось доказать!
— А-а… — понимающе протянул Леха. — А нам куда?
— Ну, в Варшаву-то нам точно не надо!
— Значит, обратно?
— Не факт! Сейчас с другой стороны посмотрим. Lublin — тридцать, — через мгновение прочитал он.
Но еще прежде, чем успели они обдумать сообщение дорожного указателя, испуганно заорал Толик:
— Вижу мишени справа!
— Ты чего?! Какие еще мишени?! — опешил Сергей и не договорил.
По полю, развернувшись цепью, ползли танки и БТРы, явно устремляясь к дороге.
— Понял теперь, какая у них полиция? — усмехнулся Леха.
— К бою! — прохрипел в ответ Сергей, сползая в лючок.
— Ты это чего… охренел? Ты серьезно, что ли? — в голосе Лехи все еще дрожала усмешка, но ее уже вытеснял испуг.
— Башню вправо! Дальность до цели?! — командовал Сергей.
— Кило двести, — пробормотал Леха.
— Убойная дистанция! — философски заметил Сергей. — Ладно, подождем реакции. Слышь там, Толик? Третья передача!
— Да не будут они лупить по дороге, — вмешался Леха. — Что они, психи, что ли? Мало ли в кого тут попадешь!
— Увидим! — пожал плечами Сергей.
В то же самое время польский офицер, командовавший мотострелковым батальоном, вел странные переговоры в эфире.
— Доложите обстановку! — получил он приказ по связи.
— Они у нас на прицеле, пан генерал! — радостно отрапортовал он и, несколько сконфузившись, добавил: — Как, впрочем, и мы у них тоже. Разрешите открыть огонь?!
— Отставить! — неожиданно прозвучало в наушниках. — Покажите им борт! В общем, продемонстрируйте самые мирные намерения!
Произошло короткое замешательство.
— Как польский офицер я…
— У вас плохо со слухом, пан офицер?! — оборвали его на полуслове. — Немедленно исполняйте! Нам не нужна война в центре Европы!
— Так точно, пан генерал! — обиженно пробормотал польский комбат.
— Следуйте за ними на параллельном курсе. Обо всех изменениях докладывать немедленно!
Первым это приятное событие разглядел Леха.
— Они повернули, Серый!! — радостно завопил он. — Они пукают и писают кипятком! Что я тебе говорил, а?! Слабаки!
— Еще не вечер, — процедил сквозь зубы Сергей. — Давай дымовую гранату! Толик, где свертка влево?
— Уже проскочили!
— Тогда разворачивай и полный газ! Уходим на свертку!
Танк занесло, юзом протащив по дорожному покрытию на встречную полосу. Водитель дорогого джипа едва успел ударить по тормозам, но в танке его маневр никто не заметил. Танк летел, набирая обороты, к повороту на неведомый Radom.
— Обороты, Толик! Обороты!! — подгонял недовольно Сергей.
— Зачем это, Серый? — вмешался Леха.
— Если уж они прицепились, то просто так не отвяжутся, — проворчал
Сергей. — Нам это надо?
— Видишь впереди красный трейлер? — кричал он. — Прижмись к нему, Толик!
Промелькнула железная дорога. Замаячила внизу река. “Vistula” — успел прочитать Сергей. “В полях за Вислой сонной…”, — вспомнились слышанные с детства слова песни.
— Сразу за мостом приготовься! Видишь, где кустарник?! — кричал Сергей. — По моей команде резко вправо! Леха, ты выпрыгиваешь, убираешь следы и бегом за нами!
— Зачем это? — недовольно проворчал Леха.
— Выполнять! — гаркнул Сергей и сам не узнал собственного голоса.
Оглянулся назад: шоссе было пустынно.
— Вправо, Толик! Дави!!
На полном ходу танк слетел с откоса, врезавшись в придорожный кустарник, и по инерции пролетел метров тридцать.
— Глуши, Толик! И бегом к Лехе — помоги!
Сергей выскочил наверх и принялся вырубать саперной лопатой неподатливые ветки, укрывая машину.
Когда вернулись ребята, все уже было готово.
— И долго ты здесь намерен куковать? — ухмыльнулся Леха.
— До темноты, — отрезал Сергей.
IV
Вечером в офицерской столовой комбат лоб в лоб столкнулся с московским генералом.
— Ну что, танкист, как дела? — ехидно улыбнулся тот.
Комбату было совсем не до шуток, и ответил он сухо, по уставу и даже несколько раздраженно:
— Ищем, товарищ генерал-лейтенант.
Впрочем, генерала его интонация ничуть не задела, а, скорее, наоборот — рассмешила.
— Пойдем-ка со мной, вояка, — уцепил он его под локоть и потащил за собой в номер.
— Хочешь поглядеть на своих? — отдышавшись, спросил он.
— Неужели нашлись?! Где? — не поверил своим ушам комбат.
— Где-где! В Польше! А ты где думал?
— Суки! — сжав зубы, процедил комбат.
— Ну-ну, полегче, — улыбнулся генерал. — Садись-ка вот, посмотри — с дневных новостей писал.
И он, все так же ехидно улыбаясь, щелкнул видео. На экране поплыли титры CNN и пошла картинка.
— Гляди внимательней, — комментировал генерал, — это с вертолета снимали. Видишь своих на шоссе, бортовой номер сорок пять? А это, смотри, поляки. Видишь, видишь, твои их тоже заметили, орудие развернули! Теперь следи за поляками! Понял?! Они уклонились, наделали в штаны!
Генерал глотнул воды, поперхнулся.
— А сейчас внимание, самое смешное начнется! Я уже раз десять это смотрел! Видишь, они дымовую поставили?! Опа — развернулись! А теперь ищи — где они?! Все, нету! Ты понял, комбат?! Они их потеряли! Вертолет потерял!! Смотри, как оператор камерой задергал, а их нету! Выкуси! Нет, ты понял, комбат, как мы их сделали, а?! А ты говоришь — суки. Да им медаль нужно за такой маневр! И молодым показывать, чтоб учились!
Он отдышался.
— И это, между прочим, работа командира отслеживать, куда дым сносит. Классная работа! Вот сейчас немцы даже управление на командира вывели, а я тебе скажу — херня это все! Командир — мозг, он все видеть должен и анализировать! Ему, по большому счету, и зенитный пулемет ни к чему — не его задача! Ладно, давай выпьем за твоих орлов, чтобы все хорошо, чтоб обратно вернулись!
Он поднялся, достал коньяк, плеснул в бокалы.
— А сейчас-то они где? — озабоченно спросил комбат.
— Да кто ж их знает? Затаились! Будем ждать очередных новостей, — он взглянул на часы. — В восемнадцать часов сообщали, что пока не обнаружили. У нас уж тут ставки на них принимают. Я десять тысяч поставил — все, что было, — что своим ходом вернутся!
— Ну, а мне-то что делать? — поднялся из-за стола комбат. — Поиски сворачивать?
— Москва требует, чтоб искали, — вздохнул генерал. — Сам знаешь, как у нас: по ящику — одно, а на деле — другое. Но ты там больно-то не усердствуй, обозначь только.
В свое расположение комбат вернулся в приподнятом настроении, сжимая под мышкой папку с забытыми характеристиками на экипаж сорокапятки.
На остаток дня Сергей поставил задачу: двоим спать, третьему посменно дневалить. Но само соседство с дорогой уже служило надежной защитой. Пару раз где-то невдалеке пролетал вертолет, сипло молотя лопастями воздух, да дорога выплескивала на обочину мерный рокот машин, но к вечеру все стихло. И стерлись, отодвинулись на задний план бурные события сегодняшнего дня.
Сергей посмотрел на часы: было начало девятого. И подумалось: только сутки прошли, как началась эта чертовщина, а сколько уже всего случилось! Кто бы мог сказать вчера, что через день они будут ночевать под Варшавой? “Под Варшавой”, — проговорил про себя Сергей, и эти слова не вызвали в нем никакого протеста. Невероятное вчера, сегодня стало чем-то обыденным. “Ну да, под Варшавой, — согласился Сергей, — а что тут такого?” В том-то и дело, что сегодня ничего необычного в этом уже не было.
Зашевелился, просыпаясь, Леха, что-то промычал во сне Толик, а над ухом загудели приречные комары, возвращая к действительности.
— Чего там у нас на бампере? Пожрать бы?! — Леха потянулся и зевнул, протирая спросонья глаза.
— Девять скоро, — откликнулся Сергей, провожая глазами падающее за кусты солнце.
— Слушай, а чего это на тебя сегодня нашло? Погеройствовать вздумал?
В Лехиных словах прозвучала затаенная обида.
— Не знаю… А ты бы чего предложил?
— Так ведь они стрелять не собирались!
— Ну и чего — поднять руки? Спросить, как нам доехать до границы? — Сергей помолчал, задумался. — Думаешь, они бы нас вот так отпустили?
— А вообще ничего вышло, — неожиданно улыбнулся Леха. — Мне понравилось! Представляю, как они там сейчас чешутся! Кто-то сегодня ба-альшой втык получит!
— Нам-то от этого не легче.
— Да вроде так, — согласился Леха, — а все ж приятно.
Небо потихоньку темнело, оголяя первые молочные звезды.
— Ладно, чего болтать попусту, — сменил тему Сергей. — Давай уже, буди Толика. Как совсем смеркнется, сообразим костерок. Пожуем да поедем.
— И куда дернем?
— Не знаю еще… думать надо.
Пока ребята бегали к реке за водой, Сергей затеплил огонек, разогрел тушенку. Ели молча, торопливо набивая опустевшие за день животы.
— Прапора бы с кухней сюда, — проворчал Толик, опустошив банку, — мне эта тушенка уже во где — на гражданке будет сниться.
— Ты до нее доберись сперва, до гражданки, — усмехнулся Леха. — А то завез неизвестно куда. Одного не пойму, как ты вчера границу не заметил?
— А какая она, граница-то?
— Ну, как тебе сказать? В общем, там кафелем все выложено, как в ванной, и написано через каждые пять шагов: “Граница”, “Граница”, “Граница”…
— Не знаю, не видел я, темно было, — проворчал себе под нос Толик.
— Да не слушай ты его, придуривается он, — заступился Сергей, — просто контрольно-следовая полоса распахана, вот и все.
— Ну, видал я какую-то пашню. Откуда мне знать, чего это? — пожал плечами Толик.
— Ты, наверное, про трактор свой сразу же вспомнил, да? — толкнул его Леха.
— Да иди ты… — отмахнулся тот и обиженно повернулся к Сергею. — Куда теперь поедем-то, Серый?
— А тебе все равно, что ли?
— Почему все равно? Домой надо!
— Сперва еще в Турцию завернуть, скажи, Толян? — съязвил Леха. — Без этого не получится.
Но Сергей, не обращая внимания на его слова, задумчиво произнес:
— Сразу домой не выйдет, я уж подумал, вот смотрите. — И он щепкой принялся вычерчивать на земле схему, одновременно поясняя суть. — Это вот дорога
Варшава — Люблин. Мы пришли с той стороны, значит, там и граница. Я так думаю, сейчас они ее отрезали намертво. Потому что, куда нам еще деваться, как не возвращаться обратно к своим? Значит, сейчас нам туда не сунься.
— И куда же?
— Я ж говорю — в Турцию! — не унимался Леха.
— Да чего ты привязался со своей Турцией? — огрызнулся Толик.
— Не знаю, — проговорил Сергей, — давайте решать! У меня предложений нет.
Повисла долгая пауза. Тихо потрескивал костерок, да в отсыревшем воздухе особенно звучно раздавался гул изредка проезжавшей по шоссе машины.
— А у нас уж скоро в ночное поедут… — ни с того ни с сего вдруг мечтательно проговорил Толик.
— Ну, ты дал! О чем вспомнил! — удивился Сергей. — У нас еще снег в мае лежит.
— Да бросьте, фигня это все, мужики! Вы бы о деле говорили! Я вот чего мыслю, Серый, есть же там эти… как их? — консульства, где беженцев принимают?
— Где — там? — не скоро сообразил Сергей.
— За границей, где ж еще!
— Так мы и так за границей! Ты про посольства говоришь, что ли?
— Ну да! Какая разница?!
— Ну, есть. И что с того?
— Так, может, нам туда поехать?
Сергей задумался. Эта мысль как-то не сразу дошла до него во всей своей очевидной простоте. “А что, может быть… даже очень может быть!”
— Надо попробовать, — в раздумье пробормотал он.
— А вообще-то где они бывают, эти посольства? — спросил Леха.
— Как где — в столицах. В Варшаве так точно есть.
— Не, в Варшаву нам нельзя.
— Это почему ж?
— Да потому что мы туда и ехали, когда они нас засекли, — вот почему. Значит, они и там все перекрыли, как на границе. И потом злые они сейчас — мы же им весь кайф обломали!
— Может быть, — согласился Сергей. — Тогда куда, в Берлин, что ли? Он тоже где-то рядом.
Но тут вдруг заупрямился Толик.
— Не, в Берлин не надо, там фашисты, — забеспокоился он.
— Много ты знаешь — фашисты! — усмехнулся Леха. — Их в сорок пятом разбили!
— Ну и что, все равно остались. Лучше уж в Париж, там Эйфелева башня.
— При чем тут башня, дурило? Нам посольство нужно!
— Да до Парижа у нас и горючки никакой не хватит, — вмешался в их перепалку Сергей.
— Ну, это вообще-то не проблема, — отмахнулся Леха, — на любой заправке зальемся. Только зачем нам Париж, если далеко? Всю задницу отшибешь!
— А у тебя, может, полный карман денег на заправку-то?
— Зачем нам деньги? А пушка на что?! Один черт, они нам должны все, все эти немцы, поляки… мать их! Это же наша нефть! Чубайс, сука, качает!
— С чего ты взял, что Чубайс?
— С чего, с чего? А кто же еще?! Все говорят — вот с чего! Ну, не Чубайс, так другой, какая разница — все равно наша. — Леха вдруг задумался о чем-то и спросил: — Слышь, Серый, а наши до Парижа дошли в сорок пятом?
— Нет, до Берлина только.
— А чего, давай мы дойдем, а?! Какая нам разница? — Леха засмеялся. — Телок полный танк насажаем!
— А если у нас патроны кончатся? — неожиданно засомневался Толик.
— Ты чего, какие патроны?! Ты же видел — мы ни в кого не стреляли!
— А если? — настаивал Толик.
— Фигня! Пробьемся!
— А все-таки?
— Вот заладил, чума! А гусеницы тебе на что? Слыхал анекдот про зайца-каратиста, как он с танком тягался? “Эй, железяка, — говорит, — хочешь, я из тебя отбивную сделаю?” А танк отвечает: “Ну, попробуй!” Тот: “Йй-а!”, — подпрыгнул и смял ему всю башню по самый погон. “А хочешь, — говорит, — бефстроганов?” Подпрыгнул опять — “Йй-а!” — и порубал ему весь ствол на кусочки. “Ну, — говорит, — а ты чего умеешь?” А танк ему отвечает: “Да теперь уж практически ничего, разве только котлеты”. — “А ну-ка, покажи!” А танк и говорит: “Вставай вот тут и смотри”. Врубил передачу и сделал из зайца фарш!
Леха заржал, не дожидаясь остальных.
— Так что береги гусеницы, сынок! — похлопал он по плечу Толика.
— Да иди ты… — огрызнулся тот.
— Ну, тогда чего? По коням?! — вскочил Леха, нетерпеливо потирая руки.
— Погоди, погоди, — осадил Сергей, — а как мы дорогу узнаем?
— Легко! — Пилим до ближней заправки, там спросим!
Танк поурчал и задним ходом выкатил на пустынное шоссе. В темноте он казался каким-то мистическим животным, неизвестно зачем вышедшим в этот поздний час на дорогу. Леха вместе с Сергеем усердно трудились, маскируя следы этого мастодонта.
— Зачем это, Серый? — невольно разворчался Леха. — Все равно нас здесь уже нет.
— Чем меньше знает о тебе враг, тем лучше, — убедительно произнес Сергей.
Только что отстрелялись на полигоне бравые десантники, и высокие звезды еще не остыли, еще обсуждали увиденное, делясь впечатлениями. Запах дорогого табака и настоящего кофе витал в помещении. В самый разгар их беседы в двери ворвался офицер из штабных и, не докладываясь, что-то горячо зашептал на ухо московскому генералу.
— Когда это было? — уставился на собеседника генерал.
— Полчаса тому назад, — ответил тот, взглянув на часы.
— Записал?
— Так точно!
— Ну, ступай тогда, я скоро буду, — и генерал вновь вернулся к прерванному обсуждению.
Но было заметно, что предмет уже не занимает его как прежде, что весь он где-то далеко-далеко отсюда.
Едва дождавшись завершения работы, генерал стремительно, насколько позволял его возраст, направился в свой номер. Адъютант уже дожидался на пороге.
— Включай, — махнул рукой генерал.
На экране побежали знакомые титры. Давали картинку с польской заправки, и переводчик, захлебываясь от смеси восторга и удивления, едва поспевал за комментарием. Картинка была дрянная, снятая дешевенькой камерой наружного наблюдения, но силуэт танка с наведенным прямо на зрителя орудием просматривался достаточно ясно. Затем шло короткое интервью с до смерти перепуганными служащими. Единственной подробностью, которую могли они внятно сообщить, была та, что парни спрашивали дорогу на Париж. “Это еще зачем?!” — недоуменно пожал плечами генерал, но переводчик вслед за комментатором и сам задавался тем же неразрешимым вопросом. “Полная чушь!” — согласился с ним генерал, который привык понимать происходящее.
— Может того… амурная история? — предположил адъютант. — Бросила подруга, вышла замуж за иностранца, а у парня того… нервы сдали, разбираться поехал. Помню, у нас тоже случай такой в части был: кинули паренька, а он за рычаги. Весь дом изменнице по бревнышку раскатал, хорошо еще, все на работе были.
— Этого только не хватало! — опешил генерал от такой простой и очевидной возможности. — Скандалу не оберешься!
Где-то в глубине души он понимал, что это всего лишь догадки, домыслы, но другого разумного объяснения все равно не было. “Хрен знает что! — ворчал он про себя. — Такие вот сосунки приходят в армию и творят что хотят, а ты расхлебывай!”
— Где этот чертов комбат?! — спохватился он вдруг. — Где характеристики?! Ну-ка давай за ним живо, тащи сюда! — накричал он на адъютанта. — Устроили тут богадельню, понимаешь! Никакой исполнительности!
Он выругался и вышел на балкон покурить, но еще долго не мог успокоиться и все ворчал себе под нос: “Богадельня, мать их! Дом свиданий!”
Ему было невдомек, что и в Москве в этот поздний час тоже еще не ложились, “отслеживая ситуацию” и пытаясь взять “под контроль” то, что давным-давно вышло из-под всякого контроля.
Но не только Москве не спалось в эту ночь. Не спал в эту ночь и Брюссель.
То, что танк сотворился буквально из воздуха, обнаружился практически в той же самой точке, где и исчез — польский офицер продемонстрировал это место на карте, — изумило многих, других же повергло в трепет. Но еще большую сумятицу вызвало сообщение о том, что русские парни спрашивали про Париж и даже стащили на заправке европейский дорожный справочник.
— Вы только подумайте, господа, в центре Европы! Это ведь вам не иголка! И потом, какова наглость? Париж! Это плевок нам в лицо!
Но нашлись и возражающие.
— Лучше уж стерпеть плевок, чем получить по зубам, как вы считаете?
— Но позвольте, господа! — кричали третьи. — Неужели вы не понимаете, что это уловка?! Русские водят нас за нос! Вспомните хотя бы K-FOR! Им нужно что-то совершенно другое!
— Но что? Что?! Берлин? Вена? Брюссель? У нас нет ни малейшего представления об их истинных намерениях!
— Да что вы хотите от этих русских?! Русская душа — потемки, перечитайте Чехова! В конце концов их всегда тянуло в Париж. А главное — непонятно, что вы так за него уцепились? Париж! Париж! Подумаешь?! Сказал же какой-то Людовик, что Париж стоит обедни.
— Ну, это-то он, допустим, совершенно в обратном смысле сказал.
— А вообще-то, господа, все это более чем странно! Вы знаете, как они общались с поляками на заправке? На чистом английском языке! Вы когда-нибудь слышали, чтобы русский танкист говорил по-английски? Это же анекдот! Я скорее поверю в то, что римский папа шпион!
— А может быть, стоит связаться с MI-five3? Возможно, мы имеем дело со слугами Ее Величества?
— Бросьте, господа! Это уж слишком! Вы еще скажите, что они марсиане!
Корреспонденты всех мировых агентств, дежурившие в эту ночь у штаб-квартиры НАТО, передавали в эфир сообщения о “крайней обеспокоенности и озабоченности военных в связи со сложившейся ситуацией”. А офицер пресс-службы, спускавшийся к ним каждые полчаса, вытирал лоб платком и неизменно докладывал одно и то же:
— Прошу прощения, господа, но у нас нет для вас никаких известий.
— Ну-ка, повтори-повтори, что ты им сказал?! — не мог отделаться от смеха Сергей, аппетитно хрустя чипсами и запивая их прохладной кока-колой.
И Леха в который раз пересказывал разговор на заправке и сам при этом давился от смеха.
— Я им говорю: “Дринка! Дринка! Зер гут! Не понял, что ли, чурка нерусская! Вмазать бы тебе по зубам!” — и на горло показываю — пить, мол, давай. А они, суки, лыбятся: “Я! Я!” — кивают и тащат мне целую упаковку колы!
— А ты? — трясся от смеха Сергей.
— А я им палец — вот так! И на пушку показываю.
И Леха ржал, демонстрируя, как он поставил на уши всю заправку.
— Слышь, Серый, а может, прямо в твою Англию рванем?
— Не… в Англию никак, это остров.
— Да иди ты! Правда, что ли?! Ну и хрен с ней, нам и Парижа хватит!
Леха зашвырнул пустую банку в придорожные кусты и распечатал новую.
— Слышь, Серый, — озаботился он, — а чего это мы все вглухую едем? Поищи хоть какую музыку!
Сергей покрутил ручку настройки, и из наушников ударило тяжелое, знакомое с далекого детства: “I can’t get no satisfaction”.
И рассеялся ночной мрак, и распахнулось бездонное небо, оголив космос и ангелов.
— Hey, hey, hey! — подвывал Леха, банкой выстукивая такт по броне.
— And I try, and I try, and I try… — подпевал вслед за Микки Джаггером Сергей.
И даже флегматик Толик не удержался и, поддавшись завораживающему ритму, задергал рычагами. “I can’t get no… — неслось над дорогой, — I can’t get me no…” И случилось невероятное: неповоротливый танк вдруг задергался, заплясал по шоссе, стряхивая с себя чумовую многотонную усталость. “Hey, hey, hey! That’s what I say” — сотрясало его внутренности.
И дрожала земля, и летело под гусеницы полотно дороги, выжимая из-под траков такую непонятную и такую разухабистую русскую печаль.
V
На пограничном пункте возле маленького Здруя досматривали последние сны, когда лязг гусениц ворвался в праведный отдых.
— Опять эти фермеры бастуют! — сердито проворчал дежуривший Яцек и, поеживаясь от утренней прохлады, распахнул дверь конторки.
— Пся крев! — уже через мгновение орал он в телефонную трубку, набирая непослушный номер. — Это ж тот танк, что в новостях показывали!
Два полицейских форда, словно бульдоги, увязались за ними от самой границы. Но что такое форд против танка — рогатка против слона.
— Вот болваны! — обернулся Сергей к Лехе. — Ну-ка, погаси их дальномером!
— Легко! — улыбнулся тот, разворачивая на ходу башню.
И форды сникли, ткнули стыдливо по тормозам, сощурившись под слишком пристальным взглядом лазерного прицела.
— Чего они все к нам цепляются? — обиженно проговорил Леха. — Едем себе мирно, никого не трогаем. Подумаешь, заправились разок да водички попросили!
— А хрен их знает, — откликнулся Сергей, — боятся, наверное.
— Вот прикинь, у нас бы танк по дороге поехал, неужели бы какой гаишник его тормознул? Еще бы и честь отдал!
— Так то ж у нас! У нас страна свободная. Что трактор, что танк — без разницы! Езжай куда хочешь!
— А может, нам это… надпись на башне сделать, что следуем в Париж, в русское посольство — и отвалите?
— А что, это идея! — подхватил Сергей.
— Ты мне только слова подскажи. Я на гражданке граффити рисовал — залюбуешься!
— Только где мы краски на это возьмем? — усомнился Сергей. — Может, купить за патроны?
— Вот чудак! — засмеялся Леха. — Купить! Да что нам, пару баллончиков краски не дадут?! Только свистни!
За спиной выкатывался красный шар солнца, освещая гористую Чехию и маленькие уютные замки, приютившиеся в лесистых отрогах.
— Слышь, Серый, а про что эта песня была, ну… где про “satisfaction”?
— Satisfaction значит удовлетворение, кайф, одним словом. Роллинги поют, что жизнь, мол, такая хреновая, кайфу нет никакого, понимаешь? Девчонки нет и все такое… в общем — полный облом!
— Уж это точно! — вздохнул Леха.
— Ну, мы-то с тобой полное satisfaction от бати получим, как вернемся!
— Во-во! — согласился Леха. — Не ходи к гадалке!
Чехия промелькнула, как дорожный указатель. Не прошло и двух часов, как уже саксонская Швейцария распахивала перед ними свои ущелья.
— Долго ли нам еще до Парижа-то, Серый? — ворчал притомившийся от безделья Леха.
— Да где-то под тысячу будет.
— Это сутки еще, не меньше, — прикидывал в уме Леха.
— Эй, как ты там, Толик? Сменить, может?
— Пока ничего. Веду.
— А нам в учебке вождение ни фига не давали, — жаловался Леха.
И снова неслась вдаль дорога.
Конечно, дрезденскую галерею из танка не разглядишь или, скажем, мюнхенскую пинакотеку, но в целом окрестности просматривались неплохо, и послушно ложились под катки и хмельная Бавария, и лесистый Гарц.
“Ну, уж за Эльбу-то мы их не пустим!” — по-прежнему ворчали в Брюсселе. “Бог с вами, генерал! У вас устаревшие сведения — они уже возле Рейна!”
Новый день на полигоне начался и новыми хлопотами. С утра в помещение штаба прибежал солдатик из обслуги.
— Товарищ генерал-лейтенант! Разрешите обратиться к товарищу майору?
— Разрешаю.
— Товарищ майор, там на КПП эти… телевизионщики понаехали, просят пропустить.
И не выдержал генерал, сорвался, вмешавшись в чужое хозяйство:
— Какие еще на хрен телевизионщики?! Гоните их к чертовой матери! И так уже растребенили по всем каналам!
— Вот именно! — поддержал комдив. — Пусть лучше о призывниках пишут, которые от армии бегают, а то им все горяченькое подавай!
— По одной Москве только отказников на целую армию наберется! — подхватил тему генерал.
— Ну, что вам еще не ясно, товарищ солдат? — насупился начальник полигона. — Исполняйте!
И солдатик убежал, а генерал-лейтенант обернулся к комдиву.
— Слушай, друг, выручай! У тебя охотники среди офицеров имеются? Повесили мне, понимаешь, этих натовцев: и водкой их пои, и на кабана вози! А какой из меня охотник, сам понимаешь?! Кроме автомата отродясь ничего в руках не держал. А они мне — из автомата, мол, нельзя, это убийство! Вот козлы, не одна ли фигня! Так сегодня тулки из Москвы пришлют, специально для них заказывали!
— С этим разберемся, никаких проблем! — согласно кивнул комдив. — Обслужим по первому классу!
Ближе к обеду опять был затяжной звонок из Москвы.
— Ну, ты чего, на хрен, трубу не берешь?! Послушай, что у тебя там за чудики в танке? У них с географией все нормально? Знаешь, что они на броне понаписали? Хотим, мол, в Париж, в русское посольство — и точка! По-английски, между прочим, — не хер моржовый!
На том конце заржали:
— Я не понимаю, им что, своих баб мало?
— Может, башню посмотреть? — предположил генерал.
— Какую еще, на хрен, башню?!
— Эйфелеву…
— Ну, разве что! А вообще-то они у тебя молодцы! Держатся! Мы тут за них болеем. С МИДом, правда, неувязка, но это так, ерунда, разберемся! — Собеседник покряхтел, прокашлялся. — Но ты там смотри, нос-то не больно задирай! Ужо вернешься — свое получишь! Погоны, конечно, не снимем, но штаны спустим и взыщем по полной!
Генерал отключился и перевел дух. Разговор был, понятное дело, ни то ни се, но в целом тон беседы ему понравился, и генерал оттаял.
В дневных новостях пережевывали все старое, но нарезку из CNN не дали. Видать, кто-то высокий сделал отмашку, и на телевидении спохватились. Зато не было недостатка в комментариях и во всяких там “круглых столах”. Правые несли какую-то околесицу о засилье военных и милитаризации страны, но центристы не подкачали. Особенно понравилось генералу одно выступление. Докладчик говорил о патриотизме, о подъеме национального духа и о великой миссии российского солдата. “Это же наши первопроходцы, челюскинцы! — зажигал он пламенной речью аудиторию. — Птенцы гнезда Петрова!” Но нашлись и зубоскалы. “Вы, должно быть, имеете в виду перелет Байдукова, Белякова и Чкалова через Северный полюс в Америку, а не спасение экспедиции Шмидта?” — выкрикнул какой-то умник-наглец из зала. “Без разницы! Они все работали на Россию, на нашу Родину! А теперь куда ни посмотришь — нету героев! Нету! Покажите мне их! Где они все, я спрашиваю?! А все потому, что такие, как вы, сразу же начинают кричать: «Позор! Куда наша армия катится!» А она куда и положено катится, в Европу катится, в Париж! Кутузов в восемьсот двенадцатом дошел, а мы чем хуже?” И опять этот умник пытался возразить насчет Кутузова. “Ну, не Кутузов, так Суворов, Багратион — без разницы! Главное — дошел! Значит, и мы можем! Да этим парням вообще надо памятник поставить на Красной площади рядом с Мининым и Пожарским! Вместо мавзолея! Мавзолей снести, старика — на Волковское кладбище отправить, он туда просился. А вместо мавзолея памятник! Прямо с танком! Наша фракция уже внесла этот проект в Госдуму”.
Днем в столовой генерал сам подошел к комбату, повинился:
— Ты уж извини, друг, за вчерашнее. Попался, понимаешь, под горячую руку — с кем не бывает? А характеристики ничего написал, хорошие. Правильные характеристики. И ребята у тебя правильные — наши ребята! Не знаю уж, как оно дальше будет, но пока что претензий нет. — И пошел. Но, спохватившись, обернулся. Крикнул: — Слушай, а ты не охотник, часом, нет? А жаль! А то мы завтра на кабана идем, мог бы прихватить. Надо же этих натовцев развлечь: водка, баня — экзотика! — И, понизив голос, подмигнул: — К тому же, случись с твоими чего, эти двое — наша козырная карта! Ну, да чего тебе объяснять, сам понимаешь!
На французской границе, несмотря на поздний ночной час, собралась возбужденная толпа корреспондентов и просто зевак. На мгновение вспышки камер ослепили, ударили фейерверком звезд.
— Чего это они, ошалели, что ли? — спросонья проворчал Леха.
А Сергей, который вместо Толика сидел за рычагами, восторженно закричал:
— Это праздник у них такой, Леха! Праздник, понимаешь?! Когда они еще русский танк увидят?!
Тут же вырулил и пристроился спереди полицейский грузовичок, на электронном табло которого загорелись и побежали буквы: “Follow me, guys! I shall bring you where you ask”.
— Чего это он нам пишет? — занервничал Леха.
— Все нормально, не дрейфь! Он говорит, что доставит нас по назначению. Так что можно включать автопилот.
— Ага, если бы он у нас был!
— Ничего, теперь уж недолго осталось — километров триста. Это нам раз плюнуть — к утру прикатим!
— Слышь, Серый, а это правда Франция? Где Д’Артаньян воевал, да?
— Спрашиваешь! А где бы тебя еще так встречали?!
— У них чего, всегда так, что ли?
— Конечно всегда! У них, Леха, всегда праздник!
Сзади и слева и даже справа к ним пытались пристроиться пронырливые авто, непрерывно давя на клаксоны. Веселые пассажиры высовывались из окон и что-то кричали, размахивая такими похожими российскими и французскими флагами. В какой-то машине горланили песню. Разорвалась петарда, и над дорогой повис яркий красно-бело-синий цветок фейерверка.
— Ух, ты! — завороженно проследил за ним Леха. — Может, Толика разбудим — пусть поглядит?!
— Успеет еще, насмотрится.
На въезде в Мец, как скорее догадался, чем прочитал Сергей, процессия неожиданно остановилась.
— Чего это? — проворчал Леха, все еще ожидая какого-то подвоха.
Но ситуация незамедлительно прояснилась. Из придорожного ресторанчика горохом высыпали официанты и, грациозно увертываясь между машин, прямо на броню водрузили подносы с закусками.
— Вот теперь буди Толика, — засмеялся Сергей. — Скажи, прапор прибыл!
Спросонья Толик долго хлопал глазами, пытаясь понять, где это он? В недоумении переводил взгляд с еды на настырных корреспондентов и обратно, ожидая, пока кто-нибудь объяснит ему все это.
— Слушай, как-то неудобно перед камерами! — пожаловался Леха.
— А ты в башню спрячься!
— Да ладно, иди ты…
Перекусив, тронулись дальше.
— Во жизнь, а?! — никак не мог опомниться Леха. — Встречают, кормят,
поят — и все бесплатно!
— Дурак ты! Они ж потом на тебе какие бабки сделают! Еще бы! Русских танкистов обслуживали!
— Слушай, а как думаешь, нас в новостях покажут?
— А то! Смотри, еще и школу твоим именем назовут, будешь потом деткам рассказывать, как по Европам катался!
— А что, и расскажу! Жаль, Германию всю проспал, ну да на обратном пути увижу.
— Может, обратно через Турцию поедем?
— Да ну ее…
За этим несерьезным трепом помаленьку катилась ночь, и друзья не заметили, как начало светать.
Париж открылся им в легкой прозрачной дымке.
— Гляди, гляди, башня! — ошалело закричал Леха. — Да вон там, смотри, тридцать градусов влево! — тыкал он пальцем. — Как на ладони! Я бы ее отсюда одним выстрелом снял!
— А потом бы твою башню сняли. Знаешь, у французов есть такое устройство — гильотина: вжик — и голова в кусты!
— Да ладно, Серый, шуток не понимаешь?
— Я-то понимаю, а другие точно не поймут.
При въезде в город их взял в каре эскорт мотоциклистов. Леха по этому случаю пришел в неописуемый восторг.
— Ты погляди, а?! Прямо как королеву встречают!
— Во Франции нет королевы.
— Ну, и хрен с ней! Чего ты к словам цепляешься? Как президента, значит.
Сергей и сам не мог понять причины такого необычного внимания. “Может, они принимают нас за перебежчиков?” — недоумевал он. Один лишь Толик, верный себе, довольно равнодушно поглядывал по сторонам.
Бульвар Виктора Гюго, авеню Шарля де Голля, авеню Фош, — едва поспевал Сергей переводить названия улиц. Справа потянулся внушительных размеров парк. “Булонь”, — прочитал Сергей, и откуда-то из глубин памяти всплыли названия “Сен-Дени” и “Булонский лес”.
Полицейский грузовичок посигналил и остановился, перегородив дорогу, замер в ожидании эскорт.
— Приехали, что ли? — неизвестно кого спросил Леха.
Сергей оглянулся и увидел родной российский флаг.
Генерал только-только заступил на свой номер и поудобнее перекинул под руку автомат, заранее дослав патрон в патронник, как зазвонила Москва.
— Можешь расслабиться, — прохрипел знакомый голос, — наши оболтусы уже в Париже, мать их!
— Да ну?! — искренне обрадовался генерал. — И чего же теперь?
— Это уж дело не наше. Там теперь МИД всем заправляет.
— Их хоть допросили?
— Скажут тебе дипломаты, как же! Спасибо еще, что вообще сообщили! Мне теперь стыдно им лишний раз и на глаза показываться.
— Уж это точно, — вздохнул генерал.
Его собеседник тоже вздохнул, непривычно затянув паузу.
— А все же вставили мы им фишку, а?! По самый Париж вставили! — продолжил он.
— Кому?
— Да натовцам этим, кому ж еще? Как они нас прозявили! А ведь мы могли бы при случае и того…
На том конце весело и многозначительно крякнули, давая возможность оценить неоднозначность ситуации.
— Кстати, как они там поживают, наши наблюдатели? Ружья получили?
— Получили. Радовались, как пионеры! Вот сейчас на охоте как раз стоим.
— Охотнички, мать их! Ладно, отбой. Вечером телевизор смотри — МИД обещал подробности.
Сергей припарковал танк во дворе посольского особняка, заглушил двигатель и только теперь почувствовал навалившуюся усталость. Навстречу уже спешил щеголеватый молодой человек немногим старше их самих, и выражение его маленьких глаз не сулило ничего приятного. Тем не менее он достаточно сдержанно назвал свои фамилию, имя и отчество, представившись вторым секретарем посольства.
— А у вас кто тут старший? — холодно спросил он, глядя на сидящих сверху Леху и Толика.
— Я, — спрыгнул на землю Сергей.
Возможно, это несколько озадачило молодого человека, и он на какое-то время замолчал, нервно поигрывая желваками, но очень скоро взял себя в руки. Он мутно глянул на корреспондентов, что все еще толпились за решеткой ограды и непрерывно щелкали камерами, и тихо, но весьма внятно и отчетливо проговорил:
— Угораздило же вас приехать именно сегодня! Вы что, совсем охренели, что ли?! Вы хоть знаете, что сегодня за день?!
Сергей недоуменно пожал плечами, пытаясь восстановить в голове календарь, и неожиданно сообразил:
— Девятое мая?
— Вот именно! — процедил сквозь зубы молодой человек. — День Победы! А вы тут посмешище на всю Европу устроили!
Леха и Толик переглянулись, Сергей молчал, не зная, что ответить.
Молодой человек оглянулся, непринужденно улыбнувшись репортерам, и продолжил:
— Железяку свою на задний двор откатите. И отмыть все! Привезли тут говна болотного! — Он взглянул на часы, что-то прикидывая в уме, и заключил: — Через два часа быть как стеклышки! Помыться, побриться — ступайте, вам все покажут!
— А нам бы это… с командиром связаться, в часть сообщить… — промямлил обескураженный всеми этими неожиданными приказаниями Сергей.
Молодой человек посмотрел на него как на идиота и весьма недвусмысленно покрутил у виска пальцем.
Через пару часов приставленный к танкистам пожилой служащий посольства встречал их после душа.
— Ну вот, юноши, а теперь примерьте-ка вот это! — он указал на три новеньких черных костюмных пары в комплекте с галстуками и белоснежными рубашками.
— Это еще что за прикид?! — изумился Леха. — У нас чего — тараканья свадьба?
— А вы полагаете, в Елисейский дворец вас в комбезах пустят? — лукаво улыбнулся старик. — Оно, конечно, наша дипломатия самая тонкая в мире, но не до такой же степени!
— Чего?! — не удержался Сергей. — В Елисейский дворец?!
— Вот именно, молодой человек! Вот именно! — подмигнул старик. — Нынче торжественный прием по случаю праздника. Вы приглашены в качестве личных гостей президента.
— Я не поеду, — буркнул себе под нос Толик.
— А тебя кто-то спрашивал? — постучал по голове пальцем Леха.
Костюмчики пришлись на удивление впору, и это несмотря на то, что Сергей, к примеру, был на голову выше Лехи, а в плечах пошире, чем Толик. И опять хитро сощурился старик.
— Секрет фирмы! — многозначительно произнес он, профессионально оглядев товарищей, и тут же, схватив иголку и нитку, кинулся поправлять на Толике слегка топорщившиеся фалды. — В машине пиджаки снимите, чтоб не помять, — напутствовал он. — Возьмите с собой плечики. А галстуки-то хоть завязывать умеете? — озаботился он, наблюдая за мучениями Сергея. И принялся терпеливо объяснять, как завязывается галстук.
— А вообще-то зачем весь этот маскарад? — озадачился Сергей.
— Вы это меня спрашиваете? — загадочно улыбнулся в ответ их наставник. — Позвольте уж тогда и встречный вопрос: а зачем вы, молодые люди, сюда приехали? — И не дождавшись ответа, назидательно произнес: — Умели до Парижа доехать — умейте и перед президентом предстать!
В машине их поджидал уже знакомый им секретарь. Несколько надменно оглядев их с ног до головы, он изрек:
— Во дворце вести себя в высшей степени прилично, как и подобает всякому российскому гражданину. В носу не ковырять, ногти не грызть. Лишнего не болтать, по сторонам не пялиться, шампанским не злоупотреблять. К любому незнакомому обращаться “господин” или “госпожа” и никак иначе. — В заключение этой тирады он, словно комбат, добавил: — Вопросы имеются?
— Имеются, — съехидничал Леха, который давно уже сообразил, что секретарь в этом раскладе вовсе не самый главный. — А пукать можно?
— Разговорчики! — уже совсем как батя рявкнул секретарь и, с трудом взяв себя в руки, прошипел: — Моя бы воля — гнить бы вам сейчас в дисбате где-нибудь далеко-далеко за Уралом! Жаль, вас поляки тогда не подбили!
— Ну, это им, допустим, слабо! — продолжал дурачиться Леха. — Наши танки покрепче, чем дипломатов, делают.
Но тут уж вмешался Сергей, несколько запоздало осадив своего товарища.
В целом прием Сергею понравился. Разве что несколько навязчиво играла музыка, да публика подобралась сплошь почтенного возраста. Но другого трудно было и ожидать. Их почти сразу же представили президенту, и тот удостоил их рукопожатия и, улыбнувшись, заметил: “Хорошие молодые ребята”, слегка потрепав по плечу каждого.
Не обошлось и без смешного. На фуршете к ним подсел седенький старикашка. “Разумовский-Курагин, — представился он. — Внучатый племянник Его Величества Первой кирасирской бригады генерала Разумовского… — старичок закашлялся и сбился. — Весьма внимательно следил за вашим автопробегом!” Он пригубил шампанского и запричитал: “Ах, Париж! Ах, Берлин! Молодость! Автогонки!”, с пятого на десятое излагая события почти столетней давности. На прощание он каждому сунул визитку, пролепетав: “Весьма, весьма польщен! Вы уж не обижайте старика — в другой раз, как поедете, дайте мне знать заранее!”
И уже в самом конце вечера их представили двум генералам из штаб-квартиры НАТО в Брюсселе.
— Но объясните, почему все-таки Париж? — задал один из них мучивший его вопрос.
— Не знаю, — пожал плечами Сергей. — Наверное, потому, что Париж — это всегда праздник.
Услышав перевод, генерал задумчиво покачал головой.
— Нет, я не понимаю… — печально произнес он.
А его спутник — и это переводчик тоже перевел — в некоторой прострации добавил:
— И не пытайтесь понять, мой друг. Должно быть, для этого нужно быть русским.
Прощание в посольстве вышло несколько скомканным. Щеголеватый секретарь заявил, что для обратной дороги танк требуется погрузить на трейлер.
— Нет уж, на трейлере мы не поедем! — отрезал за всех Леха.
— То есть как это не поедем?! Да как вы смеете! У нас уже полная договоренность по всему маршруту следования! Вы хотите международного скандала?!
— Не поедем — и все! — уперся Леха.
— Да вы что?! Да я!.. Хотите, я вас прямо сейчас же с Москвой… с президентом соединю?! — принялся он набирать номер.
— А чего нам президент — командир? Ты нас с батей соедини. Пусть он скажет, — вступился за товарища Сергей.
— Кто такой? Номер части? — застучал секретарь по клавишам, повторяя кому-то в эфир реквизиты. — Держи! — протянул он трубу Сергею.
Но Сергей не успел произнести и двух слов, как, поморщившись, отодвинул трубу подальше от уха.
— Кто? — нетерпеливо зашептал Леха.
— Батя! — улыбнувшись, зашептал в ответ Сергей.
Он вернул трубу и виновато развел руками:
— Ну, вот, а я что говорил? — “Своим ходом!”
— Эх, бляха-муха! — хлопнул себя по лбу Леха. — Опять в вонючий комбез полезай! — И, обернувшись к секретарю, неожиданно широко улыбнулся: — Ладно, земеля, чего уж там? Давай без обид! Щелкни нас на дембельский альбом, на память!
VI
В распахнутое окно натягивало запах черемухи и молодой хвои. Май ликовал, май звенел соловьями, и не было в целом мире ничего прекраснее этих запахов и этих звуков. По случаю удачной охоты, по случаю праздника — да даже бы если и не по случаю! — собрались офицеры в номере у генерала.
— Вы на дичинку-то нажимайте, на дичинку! — потчевал генерал натовцев, ибо своих и потчевать было не надо. — Где вы еще в Европе такого попробуете?
— Гут! Гут! — хвалили те и не отказывались ни от мяса, ни от коньяка.
Гремели тосты, гремели застольные майские песни, а пуще того гремел в углу телевизор, передавая запись парада на Красной площади.
Наконец изрядно уставшие иностранцы подались к себе — куда им до наших желудков! — и разговор за столом пошел проще и душевнее, переключившись на наболевшую тему.
— Давайте-ка выпьем за наших парней! — предложил генерал. — Им еще о-го-го сколько назад тащиться! А вообще-то они у тебя молодцом, комбат! Не какие-нибудь там Солженицыны, понимаешь!
— Верно! — подхватил комдив. — Мордой не дрогнули!
— Ведь это надо ж! До самого Парижа дошли и без единого выстрела! А, верно, хотелось! Представляешь, в Париже — и с полным боекомплектом! Сколько целей! Я бы, наверное, не удержался!
— Одна Эйфелева чего стоит! — поддакивал комдив.
— Ну, эту я бы с первого выстрела погасил! — разошелся генерал. — Вот помню, из тридцатьчетверки еще, прямой наводкой…
Он прослезился, махнул рукой и налил себе еще коньяку.
— А вообще, комбат, я тебе так скажу: как вернутся — десять суток губы, и пиши представление к ордену!
— Может, их внеочередным отпуском поощрить? — предложил комдив.
— Точно, отпуском! — подхватил генерал, но вдруг собрал на лбу морщины, задумался. — Нет, в отпуск нельзя. Пусть сперва вся эта блевотина в новостях уляжется! Ты это, вот что, полковник, — обернулся он вновь к комбату, — поговори с ними по душам. Может, на сверхсрочную останутся? Нам такие парни во как
нужны! — резанул он ладонью по горлу. — А то, понимаешь, присылают всякую шелупень, лейтенантиков с плеерами — им бы только в сортире баловаться!
На экране побежала знакомая картинка новостей, и генерал замолчал, придвинулся поближе. После основного блока известий дали картинку из Парижа. Корреспондент рассказывал о чудесно завершившейся истории с российским танком, о приеме в Елисейском дворце и в мэрии. С его слов выходило, что никакой такой “истории с пропажей” и не было, что соответствующие службы вовремя не разобрались и дали в эфир непроверенную информацию. А на самом же деле экипаж, как один из лучших в Российской армии, был приглашен лично президентом Франции в рамках празднования Дня Победы.
— Во врут, суки! — не верил своим ушам генерал, выпялившись в экран. — Дипломатия, мать их!
Праздник был явно подпорчен. Некоторое время офицеры сидели молча, переживая случившееся как личную обиду. Лишь без устали болтал телевизор, да звенели за окном соловьи.
— Да и хрен с ним, со всем! — махнул, наконец, рукой генерал. — Теперь-то чего не болтать! А все равно мы их сделали! А?! Что скажешь, комдив?
— Сделали! — согласился комдив. — По самый Париж сделали!
И они чокнулись и выпили за победу.
Но ни Сергей, ни Леха, ни тем более Толик ни о чем таком не догадывались, спеша навстречу своей удивительной судьбе.
Апрель—май 2005
1 Езжайте прочь, советские свиньи! Тут Польша, заповедный лес. (польск.)
2 Ступайте, ступайте! Тридцать девятый год поищите! (польск.)
3 Military intelligence-five — Английская разведка (англ.).