Стихи. С армянского. Перевод автора
Опубликовано в журнале Дружба Народов, номер 4, 2006
С 2002 г. диссертант Института литературы им. М.Абегяна НАН РА.
В настоящее время — слушатель Высших литературных курсов Литературного института им. Горького.
Книга стихов “Чхунацох ушатетр”, 2003, издательство СП Армении.
Requiem
к торжествам, посвященным празднованию
1700-летия принятия христианства в Армении
I
Ереван, сентябрь, 2001 год
Что стирку посвятила 1700-летию.
Сегодня какой-то алкаш свистнул водку из ларька
И распил за ту женщину, что вчера постирала нижнее белье.
Таксист выматерился безадресно
И, оторвавшись от мотора, сказал,
Что он сам и есть Просветитель1,
Что его “Хор вирап”2 — вечно барахлящий мотор,
Что вот сейчас он вылезет оттуда из-под капота
И усядется на вершине холма, напротив кинотеатра3…
А безработные парни с биржи сказали,
Что если я дам 10—15 “баксов”,
Они выроют два “Хор вирапа”:
Один для себя, а другой для “шишек”,
Только бы дома было что поесть,
И чтобы детям не пришлось идти в школу босиком…
А я брожу, засунув руки в карманы,
И улыбаюсь нищим, которые препираются меж собой:
Кому где сидеть завтра во дворе церкви…
Ведь завтра туда придут рожденные в Ереване армяне диаспоры,
Те, что в ресторанах пьяно глядят
В циклопово око видеокамер,
И с акцентом сами себя убеждают, что “Люпят Армения”…
Давно стемнело, рассвет уж близок.
В сумерках таксист-Просветитель,
Игнорируя запрещающие взгляды красных глаз светофоров,
Доставляет “ночных бабочек” домой…
У ГУМа с утра пораньше
Выложены в ряд головы скота:
Смотрят на невыспавшихся своих хозяев
Сквозь упавшие свои веки
И думают о том, что здесь, на усталом этом тротуаре,
Должны были быть человеческие головы,
А сами они — кое у кого на плечах…
И тогда я, поэт этой страны,
Может, и не слонялся бы без дела
И делал бы что-нибудь, посвященное “1700-летию”…
А так —
Я просто шагаю,
Шагаю, засунув руки в карманы…
II
Ереван, после 2001 года… или до…
С руками в карманах…
Надо и мне сделать что-нибудь…
И поскольку есть несколько “персонажей”,
Беседовать с которыми — одно чудо, —
Могу впасть в нирвану
И останусь вот так — с руками в карманах…
Но поскольку стыдно (все гении
сделали что-нибудь в честь “1700-летия”) —
двинемся дальше, минуя нирвану…
Допустим, отпраздновали, спели дифирамбы,
Отпраздновали само пение дифирамбов,
А впереди — похмелье, головная боль:
Голова — как гроб без покойника,
И вопль звенит
Под куполом черепа.
В такие моменты я готов даже
Пойти и выложить свою голову возле ГУМа на тротуар…
Нет, двинемся вперед, еще дальше: прошло похмелье,
Проснулся я, скажем, рано утром,
Но вспомнил, что в пьяном угаре
Растратил все, что имел:
В карманах — дыра… —
Понурив голову, иду на биржу — наниматься,
Работа — не манна небесная, не падает с неба…
И если “клюнет”, за 10—15 баксов вырою два “Хор вирап” —
Один себе, а другой…
Но поскольку “клев” тоже не манна —
Буду ждать без конца, сидя под стеной,
А передо мной — шляпа и песня,
Исковерканная на губах…
Не-ет, двинемся вперед, еще немного вперед…
Допустим, опустился вечер свинцовый,
И я, изнуренный, волочусь домой.
Еще с порога — жена, подбоченившись,
Прокричит, что опять стирку отложила
До следующего “1700-летия”…
Я, как виноватый муж, проору невнятно,
Что до нее так и не дошло,
Что люди десятками лет жили в яме,
На одном хлебе, без всяких стирок… — и ничего:
Во-он расселся на холме, напротив кинотеатра…
И так как сказать больше нечего,
Вылечу вон — за водкой из ларька…
Рано утром пьяным, озверевшим
В отчаянии шагаю к дому.
С помятого лица таксиста, полуспящего в машине,
течет негодование: спешит домой,
а в ресторане в самом разгаре ночное пиршество,
и его клиентки-“бабочки” запаздывают очень:
Там, внутри ребята из диаспоры —
Липо и Несо, что родились где-то близко…
Вот выпили они и снова вспомнили,
Что что-то “люпят”, но что — уже не помнят…
А я шагаю в отчаянном усилии
Сквозь поток времен,
Шагаю к ГУМу, чтобы взять с тротуара
Какую-нибудь нормальную голову и…
…посмотрю сквозь упавшие веки,
Сквозь сонный взгляд продавца-хозяина,
На юбилейную эту суматоху…
И пойму, что попытка миновать события и лица
Не даст ничего…
И знаю еще, что должен что-то,
Что-то делать…
Поэтому пишу: “REQUIEM…”
И, засунув руки в карманы,
Ухожу!!!
Комитас “Отче Наш”
парила так: молельней горной
была пустая комната, и кельей под землей,
и колокольней.
Звонарь и я,
мы на вершине Колокольни.
И, зазвучав как все колокола,
я с дымом ладана поплыл —
хоралом в мире горнем…
Пыль вечности
парила — там, где ангельские горны:
мольба прощенья в комнате пустой,
пустой и темной.
Памяти Вардана Парзяна
И небо просыпало слезы снега,
И солнце застыло в мертвящем свете —
Не нашедшее человека.
И луне никогда не проплакать больше,
И звезде не искать никого так долго,
И земля себя не винила горше —
Тебя обнимая с тяжелым вздохом…
И после тебя мы сидим с надеждой,
Что внезапно сгустятся земные тени,
И ты зайдешь поболтать, как прежде,
В этот дымный уют кофейни…
Но теперь осталась одна лишь память
И печаль, что светится в каждом слове.
Уходя, тебя забираем с нами,
Оплатив нетронутый черный кофе.
Перевод Александра Боева
1 По преданию, Григорий Просветитель и царь Трдат в 301 году окрестили Армению.
2 Глубокая яма.
3 К 1700-летию принятия христианства как государственной религии в Ереване построен кафедральный собор Григория Просветителя.